— Давай чек.
Лена даже не успела снять пальто. Дверь в кухню открылась — и Игорь, не глядя на неё, протянул руку, ожидая. Ни «привет», ни «как дела». Только это.
Она молча достала из кармана смятую бумажку и положила на стол. Пакеты с продуктами тяжело опустились на пол. Игорь уже скользил глазами по строчкам, брови медленно сходились.
— Три восемьсот, — сухо произнёс он. — Это что за гастрономия такая?
— Обычные продукты. На неделю, — Лена стала вытаскивать покупки. — Всё по списку, как договаривались.
— По списку? — он резко поднялся из-за ноутбука, стоявшего на подоконнике. — Сыр за тысячу двести — это у нас по списку?
— Да. Потому что нормальный. Не тот резиновый за шестьсот, который ты берёшь.
— Зато дешёвый в два раза! — голос его сорвался. — Ты вообще понимаешь, в каком мы положении? Нам нужно экономить, Лена!
Она медленно выпрямилась, держа в руках пачку макарон. В глазах блеснуло что-то, от чего он невольно отступил.
— Мы экономим уже полтора года, Игорь. Я в одних джинсах третий год хожу, потому что «денег нет». Я отменяла бассейн, косметолога, поездки. Всё отменяла. И теперь ты мне читаешь лекцию про сыр?
Он сжал губы в тонкую линию.
— Я просто пытаюсь сохранить баланс. Ты не представляешь, как всё просчитывается копейка в копейку.
— Зато твоя мать и сестра отлично представляют, как легко ты переводишь им деньги, — тихо бросила Лена, не поднимая взгляда.
Он застыл.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что они живут за наш счёт. А мы тут, понимаешь, баланс сохраняем.
Игорь повернулся к ней всем телом.
— Это не твоё дело.
— Как это не моё, — она обернулась, — если из-за этого я считаю каждую покупку?
— Это моя семья. У них трудное положение.
— У твоей матери пенсия и квартира. У Оксаны муж и работа. У всех трудное положение, Игорь, но не все вешаются на родственников.
Он усмехнулся безрадостно:
— Ты просто не любишь мою мать.
— Не люблю? — Лена бросила пачку на стол. — Я не люблю, что она превращает нашу жизнь в кошелёк на ножках. Что она звонит тебе и начинает с фразы: «Я не хотела беспокоить, но…» — и ты уже лезешь в телефон.
Игорь поднял руки, будто защищаясь.
— Всё, хватит. Я не собираюсь слушать, как ты оскорбляешь мою мать.
— А я не собираюсь молчать, — её голос стал глуже. — Мы с тобой живём как на пороховой бочке. У нас двадцать три тысячи до конца месяца. До зарплаты десять дней. И это после того, как ты перевёл Оксане двадцать тысяч «на садик».
— У неё ребёнок.
— У всех есть дети, Игорь. Но не все выставляют счета своим братьям.
Он отвернулся к окну, где темнело ноябрьское небо, мелкий дождь полосил стекло.
— Ты не понимаешь, — устало произнёс он. — Когда отец умер, мать осталась с двумя детьми. Она работала на трёх работах, тащила нас одна. Я видел, как она плакала по ночам. Я поклялся, что когда вырасту, помогу ей. И я держу слово.
Лена выдохнула.
— Я понимаю, Игорь. Правда. Но ты не замечаешь, что теперь она живёт не благодаря тебе, а за твой счёт. Что «помощь» превратилась в обязанность. И ты даже не пытаешься остановить это.
Он молчал. Только пальцы нервно постукивали по подоконнику.
— В прошлом месяце, — продолжила она тихо, — она просила двадцать пять тысяч «на ремонт ванной». Я случайно зашла к ней через две недели. Там ничего не ремонтировалось. Зато в гостиной стоял новый телевизор. Огромный. Шестьдесят тысяч стоит.
Игорь резко обернулся.
— Может, подруга продала дешевле.
— Может. А может, просто соврала. Как и в прошлый раз, когда ты переводил деньги «на лекарства», а потом она праздновала день рождения подруги в ресторане.
Он шагнул к ней:
— Хватит!
— Нет, не хватит! — выкрикнула Лена. — Я больше не могу смотреть, как ты превращаешься в послушного мальчика, который бежит по первому звонку.
— Она моя мать, — прошипел он. — Я обязан.
— Ты обязан только быть взрослым. А не мальчиком, которого держат на коротком поводке.
Повисла тяжёлая пауза. Где-то на улице проехала машина, капли дождя барабанили по подоконнику.
— Знаешь, что она сказала мне в магазине на прошлой неделе? — Лена произнесла это почти шёпотом. — «Игорь — добрый мальчик, а вот тебе, видно, просто повезло, что он тебя выбрал».
— Она не могла…
— Могла, Игорь. И добавила, что нам не стоит торопиться с детьми, пока «финансов нет». Потому что тогда ты, видишь ли, не сможешь им помогать.
Он замер, как будто получил удар.
— Она волнуется за нас.
— Она волнуется за свои переводы. Она знает, что если появится ребёнок, тебе придётся выбирать.
— Перестань, — прохрипел он. — Это гадко.
— Это правда.
— Ты не видишь, что творишь? — он вдруг сорвался. — Ты рушишь семью своими подозрениями! Ты превращаешь всё в бухгалтерию, в холодный расчёт!
— Потому что иначе мы останемся без копейки! — выкрикнула Лена. — Хочешь правду? За последние шесть месяцев ты отправил им двести восемь тысяч рублей. Я вела учёт. И ты даже не заметил, как это разрушает нас!
Он отвернулся.
— Ты считаешь, что я предатель, да? Что я выбираю их, а не тебя.
— Я считаю, что ты трус. Потому что боишься сказать «нет».
В этот момент телефон Игоря запищал. Он машинально посмотрел на экран — «Мама». И будто специально: тишина между ними стала звенящей.
Лена глухо сказала:
— Возьми. Конечно. Возьми.
Он нажал на ответ, отворачиваясь:
— Привет, мам… да… нет, ничего… ага, хорошо… да, переведу.
Секунда за секундой тянулась, как резина. Он говорил тихо, почти шёпотом, но Лена слышала каждое слово. И всё — как по сценарию. «Да, переведу».
Когда он положил трубку, она даже не подняла головы.
— Сколько на этот раз?
— Пятнадцать. У неё опять давление, нужно купить таблетки.
Лена коротко усмехнулась.
— Пятнадцать тысяч на давление. Интересно, какие это таблетки — золотые?
— Прекрати, Лена.
— Я не могу. Я просто не могу больше смотреть, как ты превращаешься в банкомат.
Он шагнул к ней ближе.
— Это мой выбор.
— Тогда живи с ним, — сказала она, убирая продукты обратно в пакеты. — Потому что я с этим жить больше не могу.
— Что ты хочешь сказать?
— Что, если так будет продолжаться, я уйду.
Он замер, будто не верил, что услышал.
— Ты не сделаешь этого.
— Сделаю, Игорь. Я устала бороться за внимание собственного мужа.
Она прошла мимо него в комнату, дверь хлопнула.
На кухне остался только запах дождя и тёплого пластика от лампочки над столом. Игорь стоял, глядя на чек, всё ещё лежащий перед ним. Цифры расплывались перед глазами.
Три восемьсот. Тысяча двести — за сыр. Пятнадцать тысяч — за мамино давление.
Он провёл рукой по лицу, опустился на стул.
На следующий день в квартире стояла тишина — вязкая, густая, будто воздух стал тяжелее. Лена проснулась рано, ещё до рассвета. На улице хлестал ноябрьский дождь, ветер стучал по стеклу, а в голове гудело: всё, хватит.
На кухне Игорь уже был. Сидел за ноутбуком, с тем же выражением лица, каким, казалось, он встречал каждый день. Чашка кофе, ровно на краю стола, телефон рядом — будто ждал звонка.
— Нам нужно поговорить, — произнесла Лена, входя.
— Вчера вроде уже поговорили, — не поднимая глаз, ответил он.
— Нет, вчера мы кричали. Сегодня — поговорим. Спокойно.
Он медленно закрыл ноутбук, поставил чашку. Посмотрел на неё внимательно — уставшими глазами человека, который не спал ночь.
— Говори.
Лена стояла, сцепив руки.
— Я вчера не просто сгоряча сказала. Я действительно не могу больше жить так. Каждый раз, когда ты переводишь деньги своей семье, я чувствую, будто нас с тобой становится меньше. Не в деньгах дело — в уважении.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет. Ты не замечаешь, как наше «мы» давно превратилось в «ты и они». Я живу с человеком, у которого две семьи, и я — вторая, запасная.
Он нахмурился.
— Лена, перестань говорить ерунду.
— Это не ерунда. Вчера я поняла: ты не просто не готов поставить границы — ты даже не видишь, что они нужны.
— Границы? — Игорь усмехнулся, но в глазах мелькнула тревога. — Между родными людьми? Ты серьёзно?
— Да, — твёрдо ответила она. — Иначе родные просто выжимают тебя досуха.
Он встал, начал ходить по кухне, как зверь по клетке.
— Опять ты всё утрируешь. Они просто просят о помощи.
— Просто? — голос Лены дрогнул. — Вчера вечером, когда ты разговаривал с матерью, ты сказал: «Да, переведу». И знаешь, что она сделала через полчаса?
— Откуда ты знаешь?
— Она выложила в соцсетях фото — с салата и бокалом вина. Подпись: «Иногда нужно побаловать себя». Пятнадцать тысяч на «таблетки», да?
Он резко остановился.
— Ты следишь за моей матерью?
— Нет. Просто интернет всё показывает, если не закрывать страничку.
Игорь сжал кулаки.
— Это низко, Лена.
— Низко — это когда твоя мать врёт тебе.
Он шумно выдохнул.
— Я не собираюсь это обсуждать.
— А я собираюсь, — она сделала шаг к нему. — Ты можешь не верить, можешь злиться, но я больше не позволю им управлять моей жизнью.
Он посмотрел на неё так, будто впервые увидел.
— Твоей жизнью? Ты живёшь в моей квартире, на мои деньги…
— Нашей, Игорь. Мы вместе платим ипотеку, вместе решаем, что покупать, вместе строим. Или, по крайней мере, я думала, что вместе.
Он отвёл взгляд.
— Всё-таки ты считаешь, что я содержу их, а не нашу семью?
— Я считаю, что ты боишься. Что ты взрослый мужчина, который не может сказать «нет» своей маме.
Повисла долгая пауза. Где-то за стеной заорал ребёнок соседей, послышался лай собаки, потом хлопнула дверь — кто-то ушёл на работу. Обычное утро, но для них всё было иначе.
— Знаешь, — сказал Игорь тихо, — я всю ночь думал. И понял, что, наверное, мы просто разные. Ты холодная. Ты считаешь, что всё измеряется деньгами.
— Нет, — Лена вздрогнула. — Я просто хочу уважения. Чтобы моё слово что-то значило.
— Твоё слово всегда звучит как приказ.
— Потому что иначе ты не слышишь!
Игорь сел обратно. Лена заметила — руки у него дрожат.
— Мама сказала вчера, что чувствует себя виноватой. Что, мол, из-за неё у нас конфликты. Она даже хотела перестать просить.
Лена усмехнулась.
— Конечно, хотела. Пока ты сам не предложил перевести.
— Ты думаешь, я такой дурак?
— Нет. Я думаю, что ты заложник.
Он уткнулся взглядом в стол.
— Я просто не хочу быть неблагодарным сыном.
— А ты уже перестаёшь быть мужем.
Он резко поднял голову.
— Не перегибай.
— Это не перегиб. Это факт. Мы с тобой всё реже разговариваем не про деньги. Ты приходишь домой — и либо работа, либо звонки от матери. Мы не гуляем, не смотрим фильмы, не смеёмся, как раньше. Всё свелось к счетам и оправданиям.
Игорь молчал. Потом сказал глухо:
— Может, тебе просто стало скучно.
— Нет. Мне стало одиноко.
Он замер. Эти слова, простые, но прямые, будто выбили из него воздух.
— Одиноко… со мной?
— Да. С тобой и без тебя одновременно.
Лена отвернулась к окну. Дождь усилился, по стеклу стекали потоки воды.
— Я помню, как ты говорил: «Хочу свой дом, уют, жену, чтобы пахло кофе по утрам». — Она усмехнулась. — Только кофе я теперь пью одна.
Он хотел что-то сказать, но не смог. Лена подошла к шкафчику, достала папку — тонкую, серую.
— Это документы. Я подала заявление на развод сегодня утром.
Игорь побледнел.
— Что?
— В МФЦ. Всё просто сейчас: заявление, подпись, и через месяц всё закончится.
Он вскочил, будто его ударили током.
— Ты с ума сошла! Из-за таких мелочей?!
— Это не мелочи. Это вся наша жизнь, Игорь. Я больше не хочу быть фоном для твоей вечной жертвенности.
— Подожди. Подожди… — Он подошёл ближе, взял её за руку. — Давай попробуем иначе. Я… я поговорю с мамой, хорошо?
— Сколько раз ты уже говорил «поговорю»? Десять? Пятнадцать? А потом снова звонок — и ты перевёл.
— В этот раз по-другому. Я всё осознал.
Она посмотрела на него долго и спокойно.
— Нет, Игорь. Ты осознал, что теряешь меня, вот и всё. А потом снова испугаешься сделать больно маме — и всё вернётся.
Он опустил руки.
— Я не хочу тебя терять.
— А я не хочу больше бороться за место в твоей жизни.
Повисла тяжёлая тишина. Где-то вдали завыл ветер, на кухне тикали часы.
— Лена, — тихо сказал он, — если ты уйдёшь, я… не знаю, как без тебя.
— Научишься. Ты ведь сильный, правда? Мама так говорит.
Он закрыл глаза. Потом — шаг назад.
— И куда ты пойдёшь?
— К подруге. А потом сниму квартиру. У меня есть немного сбережений.
— Сбережений… — Он горько усмехнулся. — Тех, что ты копила, пока я помогал им?
— Да. И это единственное, что осталось от нас.
Он хотел ответить, но не смог. Лена пошла в спальню, вернулась с сумкой. Куртка, шарф, документы. Всё аккуратно. Без суеты.
— Лена… пожалуйста…
— Не надо, Игорь. Мы слишком долго делали вид, что всё хорошо.
Он стоял, не двигаясь. Только губы чуть шевелились, будто он беззвучно повторял её имя.
Когда дверь за ней закрылась, стало тихо — до звона.
Прошла неделя.
Квартира казалась пустой. Даже запахи исчезли — кофе, шампунь, духи. Только тишина и эхом отдалённые шаги соседей. Игорь сидел на той же кухне, где всё началось. На столе — ноутбук, чашка, чек, уже выцветший от времени.
Телефон зазвонил. На экране — «Мама». Он долго смотрел, потом нажал отклонить.
Через минуту снова звонок — теперь от Оксаны. Он снова не ответил.
А потом сел и долго смотрел на экран ноутбука. Открыл вкладку с онлайн-банком. Баланс: сорок восемь тысяч. Рука машинально потянулась к кнопке «перевести». Но остановилась.
Он сидел так минут десять. Потом закрыл ноутбук. Впервые за долгое время просто сидел — молча, без дел, без звонков.
С кухни был виден холодильник. На нём, на магнитике, висела записка. Кривой почерк Лены:
«Не забывай покупать сыр, который ты не любишь. Иногда стоит потратить больше, чтобы почувствовать вкус жизни».
Игорь взял бумажку в руки. Сел. Долго смотрел на неё — будто в ней был ответ.
Телефон снова зазвонил. Он не посмотрел на экран, просто выключил звук.
А потом налил себе кофе, впервые без суеты, и тихо сказал в пустоту:
— Прости.
Он не знал, кому именно. Ей? Себе? Или тому мальчику, который слишком давно жил не своей жизнью.
За окном шёл дождь. Тот же, что неделю назад. Только теперь он казался тише.
И впервые за долгое время Игорь понял, что в этой тишине — не пустота.
А начало чего-то настоящего.
— Думаешь, если ты моя жена, то ты можешь хамить моим матери и сестре? Быстро поехала и извинилась за то, что ты там наговорила!