Я ушла от «скучного» мужа «пожить для себя», а вчера поняла, что он счастлив в новой семье, а я - осталась одна со своей свободой

Я сидела в своей квартире.

«Квартира» — это неправильное слово. Это «студия». Стильная, дорогая, с окнами в пол, на двадцать пятом этаже, с видом на огни большого города.

Я смотрела на эти огни. Они были… холодными.

У меня в руках был бокал дорогого вина. Я только что вернулась с вернисажа. Какая-то модная инсталляция, о которой все говорили.

Пять лет назад я бы умерла от счастья, оказавшись там. Вчера — я едва дождалась конца, чтобы сбежать.

Я сделала глоток. Вино было кислым.

В моей квартире — идеальный порядок. Минимализм. Белые стены, серый диван, одна, но очень дорогая картина.

Здесь не было ничего лишнего.
Здесь не было ничего… живого.

Я одна. Мне сорок семь. И я свободна.

Вчера я видела Сергея.

Я гуляла в парке. Погода была дрянь — тот промозглый, серый октябрьский день, который заставляет тебя чувствовать себя неуютно. Я была в новом, кашемировом пальто, шла с занятия по йоге. Я «работала над собой».

А он… он гулял с семьей.

Я не видела его пять лет. С того дня, как я, собрав чемодан, сказала ему:
— Сереж, я ухожу.

Он тогда не понял. Он сидел на нашем старом, «скучном» диване в гостиной, в своей «скучной» клетчатой рубашке.
— Куда, Ира? К маме?
— Я ухожу. Совсем. Я подаю на развод.

Он побледнел.
— Но… почему? Мы же… не ругались.
— В этом и дело, Сережа! — закричала я тогда. — Мы не ругаемся! Мы не живем! Мы… киснем! С тобой скучно!

«Скучно».

Это было мое главное слово.

Вся наша жизнь была «скучной». Он работал инженером. Приходил домой ровно в шесть. Мы ужинали. Он смотрел свои… боже… свои документальные фильмы про войну. По выходным мы ездили на дачу.

Дача! Я ненавидела эту дачу. Эту картошку. Этих комаров.

Мне было сорок два. Наш сын уже учился в институте. А я… я смотрела на себя в зеркало и видела, как я превращаюсь в «тетку».

Моя подруга Лена развелась и уехала в Индию, «искать себя». Другая — в сорок завела бурный роман.

А я… я копала картошку.

— Я хочу пожить для себя, — сказала я ему. — Я хочу… дышать! Я хочу в театр, на выставки, я хочу пить вино в красивых местах! А не вот это все.

Он тогда посмотрел на меня. Так… устало.
— Ира, — сказал он тихо. — Театр — в субботу. Билеты на столе.
— Ты не понимаешь! — крикнула я. — Дело не в билетах! Дело в… тебе! Ты — пресный!

Я ушла.

Я была уверена, что он пропадет. Что он, без меня, без моих ужинов, без моего руководства, — он просто зарастет грязью. Сядет и будет смотреть свои фильмы, пока не покроется пылью.

Я ушла, и мне было… пьяно. От свободы.

Я продала свою долю в квартире. Я сняла эту студию. Я пошла на курсы. Я ездила. Бали. Рим. Париж. Я выкладывала фотографии в сеть — я, с бокалом, на фоне заката.

Я «жила для себя».

Я была так занята этой «жизнью», что не сразу заметила, как мне стало… тихо.
Слишком тихо.

Романы? Были. Один оказался женат. Другой — искал «спонсора» для своего «стартапа». Третий был таким же «свободным», как и я, и исчез через три недели.

Друзья? У них свои семьи. Свои «скучные» дачи.

Я осталась одна. В этой стильной, белой, холодной коробке.

А вчера я увидела его.

Он стоял у пруда. Он немного пополнел, полысел. Он был в той же «скучной» куртке, которую я когда-то хотела выбросить.

Рядом с ним стояла женщина.
Не «модель». Обычная. Простая, милая, в какой-то дутой жилетке.

А между ними — девочка. Маленькая, года три. В красной шапочке.

Она смеялась.

Он подхватил ее на руки, высоко подбросил. И засмеялся.

Я не слышала этого смеха… я не помню, когда он так смеялся.

А потом он опустил ребенка, повернулся к этой женщине и… поцеловал ее.
Не страстно. А так… буднично, нежно, как целуют своего. Родного.

Я спряталась за деревом. Буквально. Как воровка.

Я стояла, вцепившись в ствол. А они — смеялись. Они были… счастливы.

Он не пропал. Он не покрылся пылью.

Он… жил.

Он был не «скучный». Он был… стабильный.
Он был не «пресный». Он был надежный.
Он был не «стеной». Он был фундаментом.

А я… я спутала «стабильность» со «скукой».

Я ушла не «пожить для себя». Я ушла от себя. От своего страха старости, от своей внутренней пустоты. Я думала, что если сменить декорации, сменить его, — я изменюсь сама.

Я не изменилась.

Я пришла домой, в свою стильную тюрьму. Я открыла бутылку вина.

Я ушла от «скучного» мужа «пожить для себя», а вчера поняла, что он счастлив в новой семье, а я — осталась одна со своей свободой.

Моя «свобода»… это просто красивое слово для «одиночества».

Я сижу и смотрю на огни.

Что мне делать?

Позвонить ему? Поздравить? «Сережа, я так рада»? Это будет ложь.

Я завидую. Черной, жгучей, стыдной завистью. Я завидую той, другой, «простой» женщине. Она не искала «себя» в Индии. Она нашла себя… рядом с ним.

Она получила то, что я дура, выкинула на помойку.

И самое страшное… эту ошибку не исправить.
Его не вернуть.
Это конец.

Я плачу. Впервые за эти пять лет. Не от злости. Не от обиды.

От… сожаления.