Утро началось как всегда: чайник заорал на кухне, будто в нём поселился оперный тенор, хлеб в тостере подгорел до состояния «угольная промышленность», а я, Вера, снова пыталась изобразить счастливую жену в тридцать с хвостиком.
На плите — яичница, рядом салфетка с зелёными огурцами. Всё чинно, по-советски: один холодильник, два человека и куча недоговорённостей между ними.
Андрей сидел за столом, сутулясь над телефоном. Вид у него был такой, будто он читает последние известия о мировой экономике. На деле я знала: там — его сестра Алина. Эта вечная «бедная родственница», которая, между прочим, младше его всего на пару лет, но до сих пор живёт у мамы и считает, что брат обязан содержать её, как княжну из старого романа.
Телефон завибрировал, и я услышала его тихое:
— Алло, Алиночка… ну чего опять?
И вот тут меня прямо перекосило. Яичницу перевернула слишком резко — масло брызнуло, чуть не попало на руку.
— Опять деньги? — спросила я, даже не оборачиваясь. Голос мой прозвучал холоднее, чем лёд из морозилки.
Андрей сморщился, как школьник, которого застукали с двойкой.
— Там у неё ситуация… Ну, понимаешь…
— Ситуация у неё вечная, — я поставила сковородку на плиту и уставилась на него. — У нас ситуация — коммуналка растёт, продукты дорожают, ипотека висит. А у неё?
Он развёл руками, как будто оправдывался не передо мной, а перед ней.
— Ну, мама у неё на лекарства тратит много, а Алине тяжело одной…
Я усмехнулась.
— Одной? Она же с твоей мамой живёт. Или маме, прости, тоже деньги переводишь?
Тишина. Он молча посмотрел в кружку с чаем. Ответ был ясен.
В животе неприятно заныло. Вот оно, предательство мелкими дозами. Пока я тут горбачусь — работа, дом, всё на мне — он тайком сливает семейный бюджет в чёрную дыру по имени «сестричка».
— Андрей, ты вообще головой думаешь? — руки мои дрожали, я сжала их в кулаки. — Мы тут копим на ремонт, на нормальную жизнь. А ты ей переводишь, как банкомат.
Он вздохнул и попытался улыбнуться.
— Ну, это же семья…
— А я кто тебе? — резко перебила я. — Соседка по съёмной квартире?
Он замолчал. И вот это молчание было хуже любых слов.
Конечно, я знала: бабушка оставила мне в наследство двухкомнатную квартиру. Документы оформлены, всё по закону — Росреестр, печати, свидетели. Но мы с Андреем туда даже не собирались переезжать — квартира требовала ремонта, да и район не самый удобный. Я думала: сдам её, будем иметь дополнительный доход. Стабильность, понимаете?
Но, как оказалось, Алина тоже знала. И, судя по интонациям её звонков, у неё давно созрел план, как прибрать это к рукам.
— Вер, ты же понимаешь, — начал Андрей уже вечером, — Алина ведь тоже в сложной ситуации. Квартиру твою можно было бы… ну…
— Что «можно было бы»? — я подняла бровь. — Продать и отдать деньги твоей сестре? Или пустить её туда жить?
Он опустил глаза. И это был ответ.
У меня внутри всё перевернулось.
— Значит так, Андрей. Запомни: квартира — моя. Моя, по наследству. Ты к ней отношения не имеешь. И уж тем более твоя сестрица.
— Но ведь ты понимаешь… — пробормотал он, пытаясь улыбнуться виновато. — Она же рассчитывает…
— Пусть рассчитывает на себя, — отрезала я.
Через пару дней конфликт вышел наружу. Вечер. Я возвращаюсь с работы, еле дотащив пакет с продуктами — молоко, курица, пару яблок. Захожу в квартиру, и что я вижу? Алина сидит на моей кухне, нога на ногу, с чашкой моего чая.
— О, привет, Вера, — сказала она таким тоном, будто это я пришла к ней в гости. — Мы тут с Андрюшей обсуждали твою квартиру.
Я поставила пакет на стол и уставилась на неё.
— Какую ещё «мою»?
— Ну ту, что тебе бабушка оставила, — она улыбнулась своей хищной улыбкой. — Мы решили, что будет справедливо, если она достанется семье.
— Семье? — я хмыкнула. — То есть тебе?
Алина пожала плечами.
— Ну а что? Я с мамой, нам тяжело. Ты молодая, у тебя работа, муж. А мы — две женщины без поддержки.
— Поддержка у вас — Андрей, — я ткнула пальцем в мужа, который стоял в углу и выглядел так, будто сейчас упадёт в обморок. — Вам этого мало?
Алина наклонилась ко мне, её глаза блеснули.
— Ты была третьей лишней, Вера. Всегда. Ты думаешь, он выбрал тебя? Он просто пожалел. А я — его настоящая семья.
В животе неприятно заныло так, что я с трудом удержалась, чтобы не схватить её за волосы.
— Вон из моей квартиры, — процедила я. — Сейчас же.
Она рассмеялась. Нервно, громко, но так, будто победила.
— Посмотрим, чья возьмёт, — сказала она и встала.
Андрей шагнул к ней.
— Алиночка, не горячись…
— Ах, значит, «Алиночка»? — я бросила взгляд на мужа, и предательство жгло душу так, что хотелось закричать. — Ты с ней заодно?
Он промямлил:
— Вер… ну… я же не могу её бросить…
— А меня можешь? — спросила я тихо, но так, что на кухне повисла тишина.
Ответа не было. Только это его вечное молчание.
Я схватила пакет с продуктами и швырнула его на пол. Яблоки покатились по линолеуму, молоко глухо бухнуло.
— Всё. Кончено.
Я всегда думала, что в тридцать с небольшим жизнь как-то устаканивается: семья, работа, квартира, отпуск раз в год — ну ладно, раз в два года. А оказалось — нет. В жизни после тридцати всё только начинается. И не в смысле «новые горизонты», а в смысле: держи чемодан наготове, родная, и учись выживать.
После той сцены на кухне воздух в квартире стал вязким, как кисель. Мы с Андреем вроде как продолжали жить вместе — он ходил на работу, я на свою. По вечерам мы ужинали в тишине, каждый смотрел в телефон, делая вид, что всё нормально. Но нормально не было.
Алина звонила чаще. Я слышала её голос из-за двери в комнату, когда он «тихо» разговаривал. Этот шёпот, её противный смех:
— Ну, Андрюша, ты же понимаешь, у меня без вариантов…
— Ты же обещал…
— Вера-то не будет вечно противиться…
Я стояла у стены и слушала. Руки дрожали. Хотелось влететь туда и накричать. Но я понимала: чем громче скандал, тем больше он будет жалеть её, а не меня.
Окончательно всё рвануло в субботу. Я как раз пылесосила — нормальная женская месть: шуметь, пока он спит. И вдруг звонок в дверь. Я открываю — и, конечно же, Алина. В джинсах, но на каблуках, волосы уложены, будто идёт в гости к президенту.
— Привет, — протянула она сладким голоском и прошла мимо меня, даже не спросив. — Андрюша дома?
Я выключила пылесос.
— Ты вообще что себе позволяешь?
Она обернулась и посмотрела на меня, как училка на двоечника.
— Вера, ну перестань. Мы семья. Мы решаем вопросы.
— Какие ещё вопросы? — я скрестила руки на груди.
— Квартирный, — спокойно ответила она и уселась на диван. — У нас с мамой катастрофа. Если ты нормальный человек, ты должна понять.
Я уже открыла рот, чтобы сказать всё, что думаю о её «катастрофе», но в этот момент из спальни вышел Андрей. Лохматый, в футболке и трениках.
— Алиночка, ты приехала? — голос его звучал радостно, как у ребёнка, увидевшего мороженое.
Меня будто током ударило.
— Так, стоп. Она тут вообще с какой стати?
— Вер, — Андрей поднял руки, будто на допросе. — Мы просто хотели обсудить…
— Без меня? — я шагнула к нему. — Мою квартиру? Без меня?!
Алина встала и подошла вплотную.
— Послушай, — сказала она тихо, но в голосе был металл. — Ты же сама понимаешь: тебе она ни к чему. У вас есть жильё. А я с мамой в старой двушке, где всё рушится. Ты молодая, у тебя впереди всё. Отдай нам.
— Ты в своём уме? — я едва не рассмеялась. — Это наследство моей бабушки. Моей!
— И что? — глаза её сузились. — Ты думаешь, Андрей будет с тобой, если ты настроишься против его семьи?
— А я что, не семья? — я повернулась к мужу. — Ну, скажи ей!
Но он молчал. Как всегда. Только виновато смотрел в пол.
В животе неприятно заныло. Я схватила со стола кружку и швырнула её в раковину. Грохот стоял такой, что даже сосед сверху замолчал со своей дрелью.
— Всё ясно, — прошипела я. — Вам квартира нужна? Отлично. Но без меня.
Я пошла в комнату и начала собирать вещи. Чемодан старый, скрипящий, вечно пахнущий нафталином. Но влезло всё: джинсы, пара платьев, документы, ноутбук.
Андрей зашёл следом.
— Вер, ну подожди…
— Подожди? — я резко обернулась. — Я десять лет ждала, когда ты повзрослеешь. Когда ты научишься говорить «нет» своей сестричке. Так и не дождалась.
Он протянул руку, хотел меня обнять, остановить. Но я оттолкнула.
— Не трогай.
В этот момент в комнату сунула нос Алина.
— Ну и правильно, — сказала она спокойно. — Чемодан — лучший выход.
Я шагнула к ней и ткнула пальцем прямо в грудь.
— Запомни, — голос у меня дрожал, но слова были как ножи. — Это моя квартира. И я с ней никуда не уйду.
— Посмотрим, — ответила она и улыбнулась.
Я ушла. Дверь за мной хлопнула так, что стекло в коридоре дрогнуло.
На улице было сыро, дождь моросил, асфальт блестел. Я стояла с этим чемоданом, как дура, и не знала, куда идти. К подруге? На съём? Да хоть в гостиницу. Главное — уйти из этого ада.
Предательство жгло душу. В голове стучало только одно: он выбрал её. Свою сестру. А я для него — третья лишняя.
Но где-то глубоко внутри уже зарождалось другое чувство. Не страх, не боль. Злость. Та самая, что толкает к решительным шагам.
И я поняла: обратно я не вернусь. Никогда.
Я сняла маленькую квартиру на окраине. Серая девятиэтажка, лифт, который застревал через раз, запах кошачьего корма в подъезде. Но для меня это было место свободы. Здесь не звенел телефон с голосом Алины, не было его вечно виноватых глаз.
Первую неделю я рыдала. Потом — начала спать нормально. Через месяц купила себе кота. Рыжий, с зелёными глазами, вечно воровал курицу из тарелки. Символ свободы — пусть и с когтями.
Андрей звонил. Писал. Сначала:
— Вер, вернись, всё решим…
Потом:
— Ну ты же понимаешь, Алине тяжело, мама болеет…
Потом совсем тихо:
— Я без тебя не справляюсь…
Я молчала. Предательство не лечится словами.
Однажды вечером — звонок в дверь. Стоит он. Щёки впалые, глаза уставшие. Смотрит так, будто сейчас упадёт на колени.
— Вера… прости. Я ошибся. Она… она всё забрала. Деньги. Кредит на меня оформила. Мама уехала к тёте. А я… я остался ни с чем.
Я смотрела на него, держась за дверную ручку. В животе неприятно заныло — но уже не от боли, а от злости.
— Ну так вот. Это твоя семья. Ты выбрал её. Вот и живи с этим.
Он шагнул ближе, попытался коснуться руки. Я отстранилась.
— Всё кончено, Андрей. Я подаю на развод. Квартира останется у меня. Ты проиграл.
Его губы задрожали. Он хотел что-то сказать — но я захлопнула дверь.
Через месяц суд. Всё по закону. Наследство — моё. Совместного имущества почти не было. Развелись быстро.
Я вышла из здания суда, вдохнула холодный воздух. Казалось, с плеч свалился мешок камней.
В груди было пусто, но эта пустота — как белый лист. Можно заново писать свою жизнь.
Я шла по улице, и впервые за долгое время улыбнулась. Я была одна. Но свободна. И это стоило больше, чем любая «семья» с сестричкой-пиявкой.
Предательство жгло душу. Но ещё сильнее горело другое чувство. Уверенность. Я выжила. Я справилась.
И, знаете, я впервые за годы почувствовала себя живой.
— Мне плевать, где ты прописан! Тут ты больше жить не будешь, если не вернёшь деньги, которые я копила на свою машину! Понял меня