— Ты опять в телефоне, Андрей? — голос Лены прозвучал из коридора резко, будто щелчок. — Я тебя пятый раз зову, смесь закончилась!
— Подожди минуту, — не поднимая головы, пробормотал он.
Он сидел за кухонным столом, сутулясь, глядя в экран. Цифры на балансе не менялись: 403 820 рублей. Проверял уже третий раз с утра, хотя понимал — глупо. Деньги ниоткуда не прибавятся, если просто смотреть на них. Но само ощущение, что накопил — что почти дотянул до цели, — успокаивало.
«Ещё немного, — думал он, — и можно будет искать вариант. Главное, чтобы отец не передумал».
Тот вчера снова звонил, рассказывал, что нашёл подходящую машину: «Лада», аккуратная, с пробегом в шестьдесят тысяч. «Хозяин торопится продать, может уступить».
И Андрей уже почти видел, как отец за рулём медленно выезжает с двора, как мать везёт на дачу рассаду, наконец-то без электричек и этих тасканий сумок.
— Андрей! — Лена появилась в дверях с Максимкой на руках. Малыш капризничал, тёр глазки, кривился. — Смесь и подгузники. Я список на холодильник повесила.
— Угу, — отозвался он, не глядя.
— Ты слышишь или у тебя одно ухо для семьи, другое для родителей?
Он вздохнул, выключил экран, положил телефон на стол.
Лена стояла прямо перед ним — усталая, с туго затянутыми волосами, в халате, который давно пора выбросить. На щеках лёгкий румянец от бессонницы, под глазами — синие полукруги. Андрей знал, что должен сказать что-то тёплое, простое, но в горле будто ком.
— Давай вечером, ладно? Мне на работу пора.
— Вечером ты опять усталый. Мы так уже два месяца всё «вечером» откладываем.
Она шагнула ближе, придерживая сына, и добавила:
— Я вызывала замерщика. Приедет послезавтра.
— Кого? — насторожился Андрей.
— Окна. Померить.
— Ты опять за своё?
Он попытался встать, но Лена не отступила.
— Я за сына. В детской сквозит, Андрей. Ребёнок весь ноябрь с соплями, я уже не знаю, как его кутать.
— Мы же говорили. Сейчас не время.
— А когда будет? Когда у него кашель перейдёт в хронический?
Максимка всхлипнул, будто подтверждая её слова. Лена начала его укачивать, но глаза не отвела.
— Миллионы людей живут с такими окнами, — выдавил он.
— Миллионы живут, но не все на седьмом этаже, где ветер срывает шторы.
Он хотел уйти, просто уйти, не вступая в этот круговорот упрёков, но Лена стояла, как будто специально заслоняла выход.
— Сейчас другие приоритеты, — сказал он твёрдо.
— Например?
Он промолчал. Не хотелось говорить о машине — слишком больная тема. Лена в последнее время раздражалась, стоило ему упомянуть родителей. Всё эти «они тебя используют», «ты им всё несёшь, а мы как?».
— Ладно, — она отступила. — Беги, опаздываешь.
Весь день он пытался сосредоточиться на работе, но мысли возвращались к утреннему разговору. Он не чувствовал злости — только тяжесть. Лена, конечно, права: в квартире и правда холодно. Но ведь и отец с матерью ждут… А обещание — не пустяк.
После обеда он сам набрал отца.
— Пап, я всё посчитал. Думаю, через месяц сможем взять, — сказал он, стараясь говорить бодро.
— Да не торопись, — ответил отец, но в голосе чувствовалось нетерпение. — Просто время уходит, а потом всё подорожает.
Андрей пообещал снова: «Ещё немного, и точно». Повесил трубку и сидел, глядя в окно офиса, где лениво кружился снег. «Главное — не сорваться», — подумал он.
Вечером дома стояла подозрительная тишина. Лена сидела на диване с ноутбуком, Максимка уже спал.
— Привет, — осторожно сказал Андрей.
— Привет.
— Что смотришь?
— Окна выбираю.
Он устало сел рядом.
— Лена, пожалуйста, не сейчас.
— А когда? Я устала жить в холодильнике. Устала ждать, когда ты заметишь, что у тебя есть семья, кроме родителей.
— Опять началось…
— Не «опять», а всё то же самое! Ты копишь на машину, а у нас в квартире ветер гуляет!
Он резко поднял голову.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя мама звонила. Спросила, когда вы поедете выбирать. Теперь вот я знаю.
Андрей замер.
— Мама не должна была тебе говорить.
— А ты должен был? — Лена хлопнула крышкой ноутбука. — Ты мне месяц назад врал, что денег нет!
— Я не врал, я копил!
— Не на нас!
— Это для родителей!
— А мы кто тебе? Мебель?
Он сжал кулаки.
— Они всю жизнь для меня горбатились. Отец до сих пор мёрзнет на остановке, мать с сумками пешком ходит. Я просто хочу им помочь.
— А я хочу, чтобы ты помог своему сыну! Чтобы у него нос не был вечно красный!
Максимка во сне заворочался, запищал. Лена сразу метнулась к кроватке. Андрей стоял посреди комнаты, чувствуя себя виноватым сразу перед всеми — и перед ней, и перед отцом.
Когда она вернулась, он попытался заговорить мягче:
— Лен, я всё понимаю, но давай чуть потерпим.
— Терпим уже второй год, Андрей. Холодно, денег вечно «не сейчас», ты дома как гость. Я больше не могу.
Он отвернулся, чтобы она не видела, как у него дрогнуло лицо.
На следующий день отец снова позвонил. Голос был добрый, как всегда, но чуть настороженный.
— Андрюша, ты насчёт машины думал? Хозяин торопится, цену снизил.
— Пап, немного подожди. Я пока не всё собрал.
— Ну, как знаешь. Просто мать надеялась, что до холодов успеем.
Когда разговор закончился, Андрей долго сидел с телефоном в руке. Сжимал так, что побелели пальцы. В груди что-то сдавило — обида и бессилие.
Вечером дома Лена молчала. Настоящее ледяное молчание. Ни слова упрёка — хуже, чем скандал. Андрей пытался шутить, спрашивал про сына, про покупки. Она отвечала коротко: «нормально», «ничего».
На третий день он не выдержал.
— Долго ещё будем играть в «кто дольше молчит»?
— Я не играю, — сказала она спокойно. — Просто поняла, как устроены твои приоритеты.
— Не начинай…
— Да я и не начинаю, Андрей. Я закончила.
Он вздохнул, подошёл ближе, хотел обнять, но она отстранилась.
— Я не враг твоим родителям, — сказала тихо. — Но у нас ребёнок. И если ты не видишь, что ему холодно, я сделаю по-своему.
Он не придал значения этой фразе — зря.
Через несколько дней, когда он пришёл поздно вечером, довольный — дали премию, — Лена сидела на кухне с чашкой чая.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — сказала она без выражения.
— Что?
— Я заказала окна.
Он замер.
— Что?
— Замерщик был. Двести тридцать тысяч. Монтаж через неделю.
Андрей сел.
— На какие деньги?
— На те, что ты копил.
— Что?!
Он вскочил, схватил телефон, открыл приложение. Баланс — ноль.
Сердце ухнуло.
— Ты сняла мои деньги?!
— Наши, — спокойно ответила она. — Я просто использовала их по назначению.
— Это не по назначению! Это были деньги отцу на машину!
— А у нас в квартире дубак! — вспыхнула она. — Я не могу больше ждать твоего «ещё немного»!
— Это воровство! — заорал он.
— Не ори, ребёнок спит!
— Мне плевать! Ты обчистила счёт!
— Я спасла нас, Андрей!
Он шагнул к ней, но остановился — внутри всё клокотало, а сказать больше нечего. Только гул в голове.
— Пин-код ты как узнала?
— Дата нашей свадьбы, — ответила она, не отводя взгляда.
Он почувствовал, будто его ударили.
— Уходи, — сказал он глухо. — Из кухни.
Лена ничего не ответила. Просто развернулась и вышла.
Он остался один, смотрел на экран телефона с нулями. «Вот и всё», — подумал он. Всё, ради чего копил, исчезло. Не деньги — доверие.
Позвонить отцу было тяжело, но надо.
— Пап, — сказал он в трубку, — не получится с машиной.
— Почему?
— Деньги ушли на ремонт. Окна.
Пауза.
— Понятно.
— Я потом соберу, честно.
— Не надо. Живи своей семьёй, сынок. Мы сами.
Гудки.
Андрей долго сидел в темноте, не включая свет. Казалось, стены давят.
Позже, уже ночью, он услышал, как в спальне тихо поёт Лена — та самая колыбельная, что раньше успокаивала даже его. Он подошёл, приоткрыл дверь.
— Что тебе? — спросила она, не поднимая глаз.
— Ничего. Просто… когда установка?
— В четверг.
— Отпроситься на работе, помочь?
— Не надо. Я справлюсь.
— Всё равно отпросюсь.
Она ничего не ответила, только поправила одеяло на спящем сыне. В комнате и правда было холодно — Андрей почувствовал, как ветер шевелит занавеску.
— Прости, — сказал он. — Что не услышал сразу.
Лена вздохнула.
— Просто пойми: я не враг. Я делаю то, что нужно было сделать.
Он кивнул.
— Я понял.
Она посмотрела на него — устало, но без злости.
— Тогда ладно.
В четверг с утра в квартире стоял грохот: стук инструментов, звон стекла, запах монтажной пены. Двое рабочих молча делали своё дело — ловко, уверенно. Лена суетилась между комнатами, держа на руках Максимку. Андрей сидел на кухне, пил холодный чай, чувствуя себя чужим в собственном доме.
Он отпросился на день, хотя мог и не приходить — мастера и без него справлялись. Но внутри было странное чувство: будто если он уйдёт, всё пройдёт без него, и тогда его место в этом доме окончательно займёт кто-то другой — без нужды, без вопроса, без ожидания его «решений».
К вечеру новые окна стояли. Белые, гладкие, плотные. Никаких щелей, никакого ветра. Лена трогала рамы ладонью, как будто проверяла пульс живого существа.
— Наконец-то, — выдохнула она. — Тепло.
Максимка тянулся к стеклу, трогал пальцами холодную поверхность, смеялся. Андрей смотрел на них и впервые за долгое время почувствовал что-то похожее на облегчение. Только вместе с ним — тяжесть, липкая, неизбежная: он всё ещё не позвонил отцу. После того короткого разговора прошло уже почти две недели, и он не решался набрать.
Ночью, когда Лена уснула, Андрей вышел на балкон. Снег шёл мелкий, почти невидимый. Он стоял, глядя вниз, на редкие машины, на двор, где фонарь отбрасывал жёлтые круги света. В голове крутилось одно: «Живи своей семьёй». Как отец сказал. Простой совет, но в нём — холод, как от старого окна.
Следующие дни прошли будто в тумане. Лена стала другой — спокойнее, даже мягче. Андрей ловил себя на том, что хочет домой, хочет к ним. Но тень за спиной не уходила — вина перед родителями жила внутри. Он пробовал писать отцу, но получал односложные ответы:
«Как дела?» — «Нормально».
«Как мама?» — «Нормально».
И всё.
В начале декабря Лена начала готовиться к Новому году. Купила гирлянду, повесила на окно. Вечерами они с Максимкой слушали детские песенки, пекли вафли. Андрей возвращался с работы и видел — дом действительно стал другим. Не только из-за тепла, а потому что в нём появилось что-то живое.
Но когда однажды он увидел, как Лена звонит своей маме и смеётся, что “окна — это лучшее, что случилось в этом году”, ему стало больно.
Он вышел на лестницу, набрал отца.
— Пап, привет. Как вы?
— Да всё по-старому, — ответил тот после паузы. — Холодно вот только.
— Может, я приеду на выходных?
— Не стоит. Дел полно, семья, ребёнок. Не отвлекайся.
— Пап, не говори так.
— А как? Всё правильно. У тебя своя жизнь.
Голос был спокойный, но каждое слово — будто удар.
Андрей молча кивнул, хотя отец его не видел.
— Ладно. Но я всё равно приеду.
— Делай, как знаешь, — коротко ответил тот и положил трубку.
В субботу Андрей всё-таки поехал. Ехал на электричке — символично, как отец. В вагоне пахло железом и мокрой одеждой. Он смотрел в окно, где мелькали серые поля, промёрзшие дачные домики, и думал, что, может, всё-таки зря.
Родители встретили настороженно. Мать улыбнулась, но натянуто. Отец пожал руку, глядя мимо.
— Ну что, сынок, приехал? — спросил он. — Проходи.
В доме было холодно. Старые окна заклеены бумагой, батареи еле тёплые. Мать поставила чай, пирожки на стол.
— Ну, рассказывай, как вы там. Максимка подрос?
— Да, уже пытается ползти. — Андрей улыбнулся.
— Лена как? — спросил отец, будто между делом.
— Нормально. Работы, заботы.
Повисла пауза. Андрей набрался смелости.
— Пап, я хочу вернуть те деньги. Постепенно. Я просто тогда… не успел.
— Не надо. — Отец поднял глаза. — Это твой выбор.
— Но я…
— Андрюш, — перебил он спокойно, — я же не про деньги. Ты понимаешь?
Андрей не сразу ответил.
— Понимаю.
Отец вздохнул, посмотрел в окно.
— Мы с матерью всю жизнь старались, чтобы у тебя было по-другому. Чтобы ты не бегал между нами и своей семьёй, как я когда-то между работой и домом. А получилось…
Он не договорил. Андрей сидел, сжимая чашку, и думал, как тяжело иногда расплачиваться не деньгами, а доверием.
Домой он вернулся поздно вечером. Лена встретила спокойно, без расспросов. Максимка спал.
— Как родители? — спросила она, убирая со стола игрушки.
— Нормально. Только холодно у них.
— Можем им помочь весной, — сказала она тихо. — Я немного отложу, ты добавишь. Сделаем им новые окна, если хочешь.
Он замер.
— Ты серьёзно?
— Конечно. Я же не против им помочь, Андрей. Я против, когда нас не слышат.
Он подошёл, обнял её за плечи.
— Спасибо.
Она улыбнулась впервые за долгое время. Настоящей улыбкой.
Через неделю они действительно начали откладывать — по чуть-чуть, без спешки. Андрей удивился, насколько легче стало, когда решение принималось вдвоём. Никакого скрытного счёта, никаких недомолвок. Просто план, общий, понятный.
Жизнь пошла в своё русло. Максимка подрос, начал сидеть. Лена постепенно выходила из декретной апатии — записалась на онлайн-курсы, что-то писала по вечерам. Андрей стал чаще задерживаться дома, помогал с ребёнком, мыл посуду. Казалось бы, мелочи, но именно из них строилось то, что он когда-то почти потерял.
Иногда, когда он смотрел, как Лена укачивает сына, он ловил себя на мысли: вот что значит «жить своей семьёй». Не отгородиться от других, а просто быть рядом здесь и сейчас.
К Новому году родители всё-таки приехали. Лена настояла сама:
— Пригласи их. Пусть увидят, как у нас тепло.
Андрей позвонил, и, к его удивлению, отец согласился сразу.
Вечером тридцать первого декабря он встречал их у подъезда. Мать несла большой пакет с мандаринами и вареньем, отец — аккуратно перевязанный свёрток с детскими игрушками.
— Холодно у вас тут, — сказал отец, поднимаясь по лестнице.
— Сейчас увидите, у нас тепло.
И действительно: в квартире было жарко, даже душно. Лена суетилась на кухне, Максимка ползал по ковру, тянулся к гирляндам. Мать сразу кинулась к внуку, смеясь и плача.
Отец стоял у окна, трогал раму.
— Хорошие, — сказал. — Надолго хватит.
Андрей посмотрел на него — тот впервые за долгое время улыбался. Настояще.
Потом был ужин, детский смех, запах мандаринов, звон бокалов. Андрей сидел, слушал, как Лена и его мать обсуждают рецепты, как отец шутит про «современные стеклопакеты», и вдруг понял: всё наконец стало на свои места. Не потому что исчезли долги или обиды, а потому что они перестали тянуть каждого в разные стороны.
После полуночи, когда все легли, Андрей вышел на балкон. Снег шёл крупный, белый, ложился на перила. Внизу тихо гудели редкие машины. Он стоял и думал, как просто можно потерять близких, когда пытаешься доказать, кто кому должен больше.
Из комнаты вышла Лена.
— Замёрзнешь, — сказала она, обняла его за спину.
— Уже нет, — ответил он. — У нас теперь тепло.
Она улыбнулась.
— Думаешь, навсегда?
— Надеюсь.
Она посмотрела на него — спокойно, без прежнего напряжения.
— Главное, чтобы ты помнил: мы тоже твои родители. Только новые.
Он рассмеялся тихо, почти беззвучно, прижал её ближе.
— Запомню.
Внутри квартиры пахло мандаринами и детским кремом. За стеной тихо посапывал Максимка. Андрей слушал это дыхание и понимал: все их ссоры, крики, обиды — просто часть дороги. Не красивой, не ровной, но своей.
Он посмотрел на отражение в стекле — усталое лицо, рядом Лена, её рука на его плече. И подумал, что, наверное, взрослость начинается именно в тот момент, когда перестаёшь делить мир на «своих» и «чужих».
И что обещания тоже бывают разными. Одни можно не выполнить, а другие — придётся держать всю жизнь.
Он повернулся к Лене, коснулся губами её волос и тихо сказал:
— Спасибо, что не сдалась.
Она только кивнула.
— Сама бы ты никогда этот дом не продала, вот мы и взяли всё в свои руки!