— Продай дачу. — Голос свекрови прозвучал так резко, будто это не просьба, а приказ.
Елена даже не сразу поняла смысл слов, потому что в этот момент в руках у неё дрожала кружка с недопитым чаем, и все её внимание было сосредоточено на том, чтобы не расплескать жидкость на скатерть.
— Простите, что? — спросила она, в упор глядя на Тамару Петровну.
Свекровь смотрела нагло, глаза горели так, будто она пришла сюда не в гости, а на бой.
— У тебя есть две недвижимости. Квартира и дача. А у моего сына, у твоего деверя, и крыши над головой не будет, если его прижмут. Семья должна помогать. Так что будь умной женщиной — продай.
Елена поставила кружку на стол и почувствовала, что ей нужно держаться за спинку стула, иначе руки начнут дрожать ещё сильнее.
— Это память о моих родителях, — произнесла она. — А не запасная копилка для вашего младшенького.
Артём сидел рядом, теребил край рубашки и молчал. Она заметила, как он поджал губы — будто и сам не знал, чью сторону выбрать.
— Силы ваши, вложенные в ремонт, ерунда! — продолжала свекровь. — Дача стоит, а Игорь погибает. Ты что, хочешь, чтобы на его похоронах стоять?
В коридоре щёлкнула дверь: Соня выглянула из своей комнаты. Тонкий голосок прозвучал почти шёпотом:
— Мама… что случилось?
Елена резко повернулась, мягко улыбнулась дочери:
— Ничего. Иди, зайчик, почитай книжку.
Соня исчезла за дверью, а Елена снова повернулась к свекрови. Теперь её голос был холодным, резким, как нож:
— Если он погибнет, то не от того, что я не продала дачу, а потому что сам всю жизнь играет с огнём.
Тамара Петровна побледнела.
— Эгоистка, — прошипела она. — Ты рушишь семью.
И ушла, захлопнув дверь так, что в прихожей упала с полки пара ключей.
Эта сцена стала отправной точкой — моментом, когда Елена поняла: их спокойная жизнь кончилась. Как только за свекровью захлопнулась дверь, муж встал и начал метаться по комнате.
— Лена, ты понимаешь, — говорил он тихо, но торопливо, — она ведь не отстанет. Ни завтра, ни послезавтра. Она будет звонить каждый день.
Елена молчала, только смотрела на него. Он будто извинялся заранее за то, что мать с братом будут снова и снова входить в их жизнь без стука.
— Я понимаю, — ответила она. — Но дачу я не отдам.
В её голосе прозвучала такая твёрдость, что Артём отшатнулся. Он не привык к ней такой. Обычно она была мягкая, усталая после работы, иногда ворчливая — но не ледяная, как сейчас.
Через три дня явился сам Игорь. С мятой курткой, дешевыми сигаретами, глазами, которые бегали по углам, как у зверька, загнанного в угол.
— Ну чё, поговорим? — нагло бросил он и прошёл на кухню, даже не разуваясь.
Елена встала в дверях, преграждая путь дочери, чтобы та не сунулась.
— Нам не о чем разговаривать.
Но Игорь уже достал сигареты, щёлкнул зажигалкой.
— Там долги большие, — сказал он с показным спокойствием. — Если не закроем хотя бы часть, всё — крышка. У вас есть дача. Продайте, и всё решим.
Елена почувствовала, как внутри всё закипает.
— «Решим»? Ты через месяц снова в долги залезешь. И что потом? Квартиру продать?
Он криво усмехнулся:
— Ты думаешь, я не исправлюсь? Дай мне шанс.
— Шанс? — перебила она. — Ты сожрал уже столько шансов, что хватило бы на роту.
Артём сидел молча, и в его лице было что-то стыдливое. Он не поднимал глаз.
И вот тогда Елена впервые позволила себе ударить словом:
— Артём, скажи ему сам. Пусть услышит не от меня, а от тебя.
Артём поднял голову и, наконец, произнёс:
— Игорь, уйди. Никакой дачи ты не получишь.
Брат вскочил, закричал, обозвал Елену, хлопнул дверью. И снова всё вернулось к свекрови: телефонные звонки, крики в трубку, обвинения.
Елена не спала ночами. Она всё больше ощущала, что этот спор — не просто о даче, не о деньгах, а о чём-то глубже. О том, кто в их семье главный, кто решает судьбу. Она не могла уступить, иначе всю жизнь потом проживёт с ощущением, что отдала своё — не имущество даже, а корни, память, кусок себя.
Иногда ей казалось, что дом, оставшийся от родителей, как живая душа, следит за ней. Стоит только подумать о продаже, и где-то внутри будто замирает дыхание матери.
Через неделю свекровь явилась снова. Но в этот раз она пришла не одна. С ней был худой мужчина с жёстким лицом и странной папкой в руках. Елена впервые увидела его, но сразу поняла: этот человек не из семьи, и ничего хорошего он не принесёт.
— Знакомься, — сказала Тамара Петровна, глядя прямо на невестку. — Это человек, который помогает решать такие вопросы.
Мужчина молча положил папку на стол, раскрыл. Там — какие-то бумаги, цифры, расписки.
— Долги, — коротко сказал он.
Елена почувствовала, как её сердце ёкнуло. Это уже не семейные ссоры. Это запах настоящей беды.
— Вы понимаете, что это не шутки? — сказал мужчина с папкой, сидя за их кухонным столом, словно хозяин.
Голос у него был спокойный, ровный, но именно от этого спокойствия мороз пробежал по коже.
Елена стояла у мойки, сжимала руки так, что ногти впивались в ладони. Артём сидел рядом, растерянный, а Тамара Петровна торжествующе поглядывала на невестку — мол, вот видишь, я привела того, кто умеет решать вопросы.
— Игорь должен деньги, — продолжал мужчина. — Неважно кому и сколько. Важно то, что без вашей помощи он не сможет рассчитаться. А значит, в его жизни может случиться всякое.
Елена повернулась, глядя прямо ему в глаза.
— Случиться может всё, что угодно. Но это его жизнь.
Он чуть приподнял уголок губ, словно ей улыбнулся.
— Знаете, я видел много семей. Сначала все так говорят: «Это его жизнь». А потом — похороны, слёзы, крики. Вы уверены, что сможете потом спокойно смотреть в глаза мужу?
Артём резко вскинул голову.
— Хватит, — сказал он. — Мы решили. Дача не продаётся.
Елена впервые за последние недели почувствовала к мужу прилив благодарности. Но в ту же секунду услышала голос свекрови:
— Ты предатель! Родной брат тонет, а ты держишься за домик с облезлым забором! Да это не дача — это проклятье!
Елена вздрогнула. «Проклятье» — слово, брошенное матерью в адрес памяти её родителей, звучало как плевок.
— Вон отсюда, — тихо сказала она, обращаясь к обоим — и к мужчине, и к свекрови.
Тот спокойно собрал бумаги, поднялся и, глядя ей прямо в глаза, произнёс:
— Вы сильная женщина. Но сильные тоже ломаются. До свидания.
И они ушли.
Ночь прошла без сна. Елена металась в постели, слушала, как в соседней комнате Соня тихо сопит носом, как Артём ворочается рядом.
Она понимала: дело не закончится. Эти люди не отступят.
На следующий день телефон зазвонил снова. Номер был незнакомый. Елена взяла трубку.
— Хотите, чтобы ребёнок ваш спокойно ходил в школу? — произнёс мужской голос. — Подумайте. Дача или последствия.
У неё перехватило дыхание.
— Если ещё раз позвоните сюда, я пойду в полицию. — Голос её был твёрдым. Она сама удивилась, откуда в ней эта сила.
Голос на том конце усмехнулся.
— В полицию? Там вам посоветуют заплатить.
И трубка замолчала.
Елена пошла в школу за Соней раньше обычного. Девочка сидела в классе, раскрашивала картинки. Учительница удивилась:
— Что-то случилось?
Елена улыбнулась, качнула головой:
— Просто решила забрать пораньше.
И всё время по дороге домой держала Соню за руку так крепко, что та даже пожаловалась:
— Мам, больно…
Через неделю в их деревне, где стояла дача, начали происходить странные вещи. Сначала кто-то сломал замок на калитке. Потом — разбили бутылку у ворот. Соседка тётя Зина позвонила и сказала:
— Леночка, у вас ночью кто-то шлялся. Я из окна видела. Трое. Молодые. Курили, смеялись.
Елена поняла: это предупреждение.
Она поехала туда одна, не сказав Артёму. Сад стоял тихий, яблони сбрасывали последние листья. Но внутри дома кто-то уже побывал: на полу валялась окуренная спичка, а в углу стоял чужой след от грязного ботинка.
Елена села на старый стул в кухне и закрыла глаза. Перед ней мелькнуло лицо отца — тот, каким он был, когда строил сарай: усталый, но счастливый. Мамины руки, пахнущие яблоками. И мысль: «Если я уступлю, я предам их».
Но Артём оказался слабее.
— Лена, — сказал он вечером, — может, правда стоит подумать? Ты видишь, что происходит. Я боюсь за Соню.
Она посмотрела на него и вдруг поняла: он готов сдаться. И всё это время её держала только собственная решимость.
— Если мы продадим дачу, — сказала она медленно, — завтра придут снова. За чем-то ещё. Это никогда не кончится.
— Но Соня… — выдохнул он.
— Именно ради неё мы должны держаться.
Он опустил глаза.
В тот же вечер к ним неожиданно пришёл сосед — старик из их подъезда, дядя Фёдор. Человек тихий, незаметный, пенсионер, бывший участковый. Елена всегда здоровалась с ним, иногда помогала донести пакеты, но никогда не думала, что он вмешается в их дела.
— Слыхал, у вас проблемы, — сказал он, стоя в дверях. — С долгами брата.
Артём вздрогнул:
— Откуда вы знаете?
— Дом у вас маленький, стены тонкие. — Старик пожал плечами. — Я много чего слышу.
Он вошёл, сел и посмотрел прямо на Елену.
— Вам угрожают. Я таких людей знаю. Они будут давить, пока не согнёшься. Но запомните: как только уступите, вас будут держать в руках всю жизнь.
Елена кивнула. Это звучало как подтверждение её мыслей.
— Я помогу, — неожиданно сказал он. — У меня связи остались. Но и вы держитесь.
Артём недоверчиво хмыкнул:
— А вам-то зачем?
Старик усмехнулся, глядя прямо на него:
— У меня сына такие же шакалы загнали. Только я тогда промолчал. И сына нет.
Елена почувствовала, как её сердце сжалось. Она впервые за долгое время ощутила, что они не одни.
На следующий день Игорь снова явился. Пьяный, воняющий дешёвой водкой. Он сидел в кухне, размахивал руками, кричал, что мать проклинает их обоих.
— Вы все предатели! — вопил он. — Я из-за вас сдохну!
Елена смотрела на него и впервые не испытывала ни злости, ни страха. Только жалость. Жалость к пустому человеку, который всю жизнь ждёт, что кто-то вытащит его из ямы.
Но внутри она уже знала: история только раскручивается. И скоро случится что-то такое, что изменит всё.
Ночь в их доме стояла тяжёлая, вязкая, как сырая вата. Елена проснулась от странного звука. Сначала показалось — ветер. Но потом — явный стук в окно.
Она подошла к кухне, осторожно отодвинула занавеску. На стекле висела грязная бумажка, приклеенная скотчем. На ней кривыми буквами было написано:
«Продавай дачу. Последний шанс».
У неё внутри всё сжалось.
Она разбудила Артёма. Он сонно пробормотал:
— Господи, Лена, может, это просто подростки?
— Подростки не знают про дачу, — жёстко ответила она. — Это они.
Соня заплакала в комнате, будто почувствовала, что в квартире творится что-то страшное. Елена прижала её к себе и впервые подумала: «А может, действительно уехать? Хотя бы на время».
Наутро дверь квартиры снова распахнулась без звонка. Тамара Петровна вошла вместе с Игорем. Лицо её было перекошено, глаза опухшие.
— Вы убийцы, — закричала она. — Его убьют из-за вас!
Игорь шатался, держался за стену. В руках у него был нож.
— Если вы мне не поможете, я сам всё решу, — пробормотал он, и взгляд его метался по комнате.
Артём вскочил:
— Ты что творишь?! Убери нож!
Но тот уже шагнул к столу и ударил по поверхности так, что дерево треснуло.
— Продай дачу! — закричал он. — Иначе я сдохну, и будете меня хоронить!
Елена стояла в дверях с Соней за спиной. Она чувствовала, как девочка дрожит. И в этот миг что-то в ней надломилось — страх исчез, осталась только ярость.
— Если ты хочешь умирать — умри, — сказала она холодно. — Но мою дочь и мою память трогать не смей.
Тамара вскрикнула:
— Слышал?! Она тебя в могилу гонит!
Игорь закрыл глаза, нож его дрожал в руке. Артём, наконец, бросился и вырвал железо, прижал брата к стене.
— Хватит! — заорал он. — Ты больше сюда не придёшь!
Елена впервые увидела мужа настоящим мужчиной. В его глазах было то, чего не хватало всё это время: решимость.
Через час в дверь позвонили. Это был дядя Фёдор, сосед. Он посмотрел на них внимательно, заметил разбросанные стулья, нож на полу.
— Так, — сказал он, — времени нет. Я говорил: эти люди не играют. Сегодня вечером у вашей дачи будет «визит». Я узнал через старых знакомых. Если не хотите беды — поезжайте туда.
— Зачем? — испуганно спросил Артём.
— Потому что, если они увидят, что дом пустой, его просто спалят. А если вы там будете — хотя бы подумают.
Елена молча кивнула.
Они втроём — она, Артём и Соня — поехали в деревню. Дом встретил их тишиной. Воздух был влажный, пахло землёй. Елена зажгла лампу, усадила Соню с книжкой.
Около полуночи за воротами послышались шаги. Сначала один, потом второй. Потом смех.
Елена выглянула в окно и увидела троих парней. Один пнул калитку ногой, другой достал бутылку, хлюпнул жидкость на землю.
Артём побледнел.
— Это бензин, — прошептал он.
И тут на крыльцо вышел дядя Фёдор. Старый, худой, но стоял прямо, с фонарём в руке.
— Мужики, — громко сказал он. — Пошли отсюда. Я вас знаю. Я вас всех найду.
Парни замерли. Потом один плюнул и сказал:
— Старый дурак. Живи пока.
Они ушли. Но угроза витала в воздухе — как гроза, которая ещё не разразилась.
Утром Елена узнала, что Игорь исчез. Мать рыдала по телефону:
— Его увели какие-то люди. Никто не знает куда. Я говорила, вы виноваты!
Артём сидел в углу и молчал. Елена подошла к нему, села рядом.
— Это не наша вина, — сказала она. — Он сам выбрал.
И впервые муж не спорил. Он только взял её руку и сжал.
Через неделю пришла весть: Игоря нашли в соседнем городе. Избитый, но живой. Его забрали в больницу. Тамара Петровна уехала к нему и перестала звонить.
Дом снова наполнился тишиной. Но Елена знала: внутри неё что-то изменилось. Она стала другой. Не той усталой женщиной, которая живёт от работы до работы. Теперь она была стержнем семьи.
Осенью они поехали на дачу. Елена сажала цветы, Соня бегала по мокрой траве, Артём чинил крышу. Дядя Фёдор приходил, помогал, сидел с ними у костра.
И однажды Соня сказала:
— Мам, хорошо, что у нас есть дача. Если бы её не было, где бы мы жили летом?
Елена улыбнулась.
— Именно поэтому мы её и сохранили. Это наш дом.
Она посмотрела на мужа. В его глазах не было больше сомнения.
И поняла: всё самое страшное они пережили.
Но где-то внутри оставался шрам — память о том, как близко беда стояла к их двери.
— Тогда забирай свою любимую мамочку и валите оба из моей квартиры, раз ты не смог ей ни разу рот заткнуть