— Наташа, да ты с ума сошла! — голос Елены дрожал не от страха, а от злости, которая поднималась в груди густой, вязкой волной. — Взять и заявиться со своими чемоданами к чужим людям, в квартиру, которая даже не твоя! Это же не шалаш в лесу, это чужая жизнь!
На пороге стояла сестра Сергея — с двумя детьми, оба худые, в несезонных куртках, с тряпичными рюкзаками за плечами. Наталья улыбалась — натянуто, почти нагло, будто уже победила.
— А что мне делать, Лена? — почти ласково произнесла она, но глаза её блестели холодно, без тени просьбы. — Ты думаешь, я с удовольствием сюда приперлась? Но я мать. У меня дети. Я не позволю им ночевать на вокзале.
Елена заметила, как Сергей опустил взгляд в пол и переминался с ноги на ногу. Он ненавидел сцены, особенно домашние. Мужчины, как правило, не понимают, что именно в этих сценах и решается их будущее — кто будет в их жизни хозяином, кто станет зависимым, кто принесёт жертву и кто возьмёт своё.
— Наташа, — наконец выдавил он, — ты же понимаешь, что у нас ипотека. Мы сдаём эту квартиру, потому что без этих денег — всё. Нас просто выселят.
— А что, у тебя дети нет? — резко обернулась к нему сестра. — Ты своего Игоря в дом приведёшь, а моих — куда? На вокзал? Ты мужчина или тряпка?
Елена засмеялась коротко и зло.
— Мужчина он или тряпка — не тебе решать. Свою жизнь он живёт с нами, а не с тобой.
Наталья шагнула внутрь, будто не услышала. Дети молча потянулись за ней. Один из них держал в руках мягкого, уже безглазого медведя. Игорь, сын Елены и Сергея, выглянул из комнаты, увидел двоюродных братьев и замер.
— Мама, они будут жить у нас? — спросил он тихо.
Вопрос повис в воздухе, как камень, сорвавшийся с горы.
Позже, когда Наталья всё-таки ушла, громко хлопнув дверью, Елена стояла у окна и смотрела вниз. Внизу, у подъезда, сестра мужа что-то объясняла детям — руками размахивала, лицо искажено, будто её ударили. Она говорила громко, и часть слов долетала до Елены: «жаба… предатели… никакой совести».
Сергей подошёл сзади, обнял её за плечи.
— Лена, ну зачем так? Она же и правда в тяжёлом положении.
— А мы, по-твоему, в лёгком? — Елена резко развернулась. — Я не собираюсь отдавать чужим людям то, что мы с тобой годами строим. Мне не сорок лет — я не хочу остаться на улице из-за твоих родственников!
Сергей молчал. Внутри него что-то треснуло: любовь к сестре и долг перед женой сцепились, как два пса на цепях.
Через два дня всё повторилось, только уже с добавлением ещё одного участника. Позвонила свекровь. Голос у неё был вязкий, как густой кисель, и в нём слышалось: «Я всё знаю, ты виновата, а оправдываться поздно».
— Лена, — сказала она, даже не поздоровавшись, — Наташа плачет. С детьми на улицу вышвырнули. Это что за женщина рядом с моим сыном?
Елена вежливо, но холодно ответила:
— Мария Павловна, никто на улицу никого не вышвыривал. У нас ипотека. Мы живём не в сказке.
— Ах, ипотека! — свекровь даже засмеялась. — Вечно у вас какие-то оправдания. У вас есть лишняя квартира, значит, у вас есть возможность помочь. А не хотите — значит, жадность.
— У нас нет лишнего, — спокойно сказала Елена. — У нас есть жизнь. И ответственность.
Она повесила трубку и вдруг ощутила, что дрожит. Не от обиды — от ярости. Всё это напоминало захватнический рейд: будто к ним в дом пришли с намерением выгнать, выжить, отобрать.
На следующий вечер произошло то, чего Елена меньше всего ожидала. На лестничной площадке появился сосед — дядя Слава, сухонький пенсионер с дрожащими руками. Он держал в руках газету и неловко мял её, будто собирался бросить.
— Леночка, — сказал он виновато, — я тут… краем уха слышал. Ну, вы сами понимаете, стены тонкие. Может, вам помощь нужна? Ну, жильцов там удержать, бумажки какие показать… Я хоть и старый, но знаю, как такие дела решаются. У меня самого племянники, так вот — слепо впускать родню нельзя, потом не выгонишь.
Елена удивилась. Она всегда считала Славу слегка странным — тот мог сутками возиться со своим радиоприёмником или поливать цветы на лестничной клетке. Но сейчас она вдруг почувствовала: этот человек понимает её лучше, чем собственная свекровь.
— Спасибо, дядя Слава, — тихо сказала она. — Может быть, действительно придётся вас позвать.
Через несколько дней Наталья снова позвонила. Голос её был уже не жалобным, а каким-то стальным.
— В субботу мы переезжаем. Мама сказала: квартира должна быть для семьи. Так что предупреди своих арендаторов, пусть готовятся.
Елена стиснула зубы так, что заболела челюсть.
— Наташа, если ты сунешься в мою квартиру, я вызову полицию. Ты меня поняла?
В трубке раздался смех. Злой, надменный, будто чужой.
— Ты думаешь, полиция тебя защитит? Серёжа — мой брат, мама на моей стороне. А ты кто вообще? Пришлая!
Елена молча выключила телефон и пошла умываться холодной водой. Ей казалось, что дом наполняется неведомой тьмой — липкой, как плесень, и эта тьма пытается лишить её воздуха.
Суббота выдалась холодная и пасмурная. К дому, где находилась сдаваемая квартира, действительно пришли Наталья с детьми и… Мария Павловна. Троица встала у двери, громко стучала, кричала. Жильцы перепуганно звонили Елене:
— Мы не знаем, что делать! Они требуют открыть, говорят, что хозяева они!
Елена сорвалась с места, поехала. Подъехав, увидела толпу: на шум сбежались соседи. Среди них стоял дядя Слава — мял свою кепку, но не уходил.
Елена подошла к двери, посмотрела прямо на свекровь.
— Здесь живут арендаторы по договору. Они платят нам деньги, и мы на эти деньги содержим наш дом. Вы здесь жить не будете. Никогда.
Мария Павловна шагнула вперёд.
— Ты бессердечная! Камень у тебя вместо сердца! Родных детей гонишь вон!
— Я защищаю свой дом, — твёрдо ответила Елена. — И свою семью.
Наталья завизжала:
— Такой брак долго не продлится! Серёжа ещё поймёт, какая ты эгоистка!
В этот момент жильцы вызвали полицию. Сестра мужа замолчала, когда подъехала машина. Но в её взгляде Елена прочитала: «Я ещё вернусь».
Вечером Сергей сидел на диване, мял в руках пульт от телевизора и молчал.
— Я не знаю, что делать, — наконец произнёс он. — Между вами пропасть.
Елена подошла и положила руку ему на плечо.
— Ты должен решить, Серёжа. Семья — это мы с тобой и Игорь. А твоя сестра… она не хочет жить своей жизнью, она хочет за наш счёт.
Он вздохнул тяжело, будто на грудь положили бетонную плиту.
И именно в этот момент Елена впервые увидела в его глазах проблеск решения. Ещё не твёрдого, но уже настоящего.
— Я всё равно приду, — сказала Наталья в телефонную трубку. Голос у неё был странный — то ли пьяный, то ли отчаянно решившийся. — Ты думаешь, что спрячешься за дверями и бумажками? Нет. У меня дети. И я заберу то, что мне положено.
Елена молча положила трубку.
— Опять? — спросил Сергей, уставший, с красными глазами. Он уже неделю приходил домой поздно, лишь бы не участвовать в семейных боях.
— Да, — коротко ответила Елена. — На этот раз голос другой. Как будто она что-то придумала.
И действительно, через день в их жизнь ворвалось новое потрясение. Наталья подала заявление в опеку. «Дети, — писала она, — могут оказаться на улице, потому что брат отказался помочь». Опека пришла с проверкой, и вдруг выяснилось: теперь уже не Елена должна оправдываться перед роднёй, а чиновникам.
Маленький кабинет районной опеки был похож на классную комнату: столы, стопки бумаг, тусклый свет. За столом сидела женщина лет сорока пяти, усталая, с глазами, которые видели всё. Она слушала Сергея и Елену, иногда делала пометки.
— Значит, — сказала она наконец, — у вас есть в собственности квартира, которую вы сдаёте. Сестра мужа просит временно разместить её с детьми, но вы отказываете. Так?
— Да, — ответила Елена спокойно. — Потому что у нас ипотека. Мы живём не богато, и без этих денег нас просто выселят.
Женщина посмотрела на неё с интересом, но без осуждения.
— Вы понимаете, что для государства приоритет — дети. Если дети могут оказаться на улице, ответственность возлагается и на ближайших родственников.
Сергей побледнел.
— То есть… мы обязаны?
— Вы обязаны рассмотреть возможность. Но я вижу, что у вас тоже не всё в порядке, — женщина устало вздохнула. — Ипотека — это серьёзно. В таких случаях, — она чуть улыбнулась, — обычно родня окончательно ссорится.
Елена тихо сказала:
— Мы и так уже на краю.
После опеки к ним пришёл неожиданный гость. Сосед дядя Слава снова постучал в дверь, но на этот раз он был не один. С ним был высокий мужчина в пальто, лет пятидесяти, с редеющими волосами и портфелем в руке.
— Вот, Леночка, я вам адвоката привёл, — сказал Слава гордо. — Это мой племянник. Он в Москве работает, но приехал на пару дней. Я ему рассказал, что у вас тут беда.
Мужчина кивнул.
— Иван Сергеевич. Если хотите, я помогу. Не бесплатно, конечно, но я понимаю: у вас ситуация типичная. Семейный спор о собственности. Обычно такие конфликты заканчиваются судами.
Сергей замер. Суд — это слово било в самое сердце.
— А можно как-то… без суда? — спросил он тихо.
— Можно. Но для этого нужно жёстко обозначить позицию. Без полутонов. Родня — это родня, но собственность — это собственность. Кто первым уступит, тот останется у разбитого корыта.
Елена кивнула.
— Я готова.
В ту ночь Сергей не спал. Он лежал, уставившись в потолок, и слушал дыхание Елены и Игоря из соседней комнаты. В голове крутился один вопрос: почему всё так? Почему он должен выбирать между сестрой и женой? И почему выбор кажется предательством в любом случае?
Он вспомнил детство. Наташа — маленькая, всегда за его спиной. Отец уехал рано, мать работала на двух работах, и он часто кормил её ужином — макароны с кетчупом. Тогда он клялся себе: «Никогда её не брошу». И вот теперь — что?
Но он посмотрел на дверь комнаты сына. Там спал Игорь. И в груди что-то стало ясно: клятвы прошлого не могут быть важнее ответственности за настоящее.
Через неделю конфликт дошёл до апогея. Наталья снова появилась у их дома. Но на этот раз не одна, а с каким-то мужчиной в спортивной куртке и с золотой цепью на шее.
— Это мой друг, — громко заявила она в подъезде. — Он поможет нам въехать.
Сергей открыл дверь и вышел в коридор. Мужчина смерил его взглядом, презрительно ухмыльнулся.
— Чего ты мучаешь сестру? У вас есть квартира, у неё дети. Ты что, мужик или кто?
Елена вышла следом и твёрдо сказала:
— Если вы попытаетесь силой войти, я вызову полицию.
Мужчина шагнул ближе. В этот момент неожиданно вмешался дядя Слава. Он вышел из своей двери, маленький, сутулый, с дрожащими руками. Но голос у него был крепкий:
— А ну пошли вон! Это дом, а не подворотня!
Соседи начали выходить, кто-то позвонил в домофон. Мужчина с цепью поморщился и потянул Наталью за руку. Та визжала, но ушла.
На следующий день Елена впервые увидела Сергея другим. Он сел за стол и твёрдо сказал:
— Всё. Я больше не сомневаюсь. Мы с тобой и Игорем — семья. Остальное — за бортом.
— Ты уверен? — спросила она.
— Уверен. Пусть Наташа думает, что хочет. Пусть мама обижается. Но я больше не позволю ломать нашу жизнь.
Елена впервые за много месяцев улыбнулась спокойно.
Финал этой истории вышел не громким, а тихим. Наталья вскоре съехала в другой район — там ей помог тот самый «друг в спортивной куртке». Говорили, что ненадолго. Мать Сергея перестала звонить, лишь изредка присылала короткие сообщения: «Серёжа, всё равно ты предал сестру».
А в их доме воцарилась тишина. Не счастливая, не громкая, а настоящая, как после бури.
Елена повесила новые шторы, Игорь ходил в школу, Сергей стал чаще задерживаться дома, помогал сыну с уроками.
Однажды вечером, когда они втроём сидели за столом и ели простую гречку с котлетами, Елена вдруг подумала: «Вот оно и есть счастье. Не когда все довольны, а когда ты точно знаешь, что защищаешь своё».
И в эту минуту она поняла: дом выстоял. Семья выстояла. И никакая буря уже не разрушит то, что они построили.
Простой способ проверки термостата автомобиля без снятия. Хитрость от автомеханика