В гостиной у Смирновых, мы собирались довольно часто, т.к дружили семьями ещё с института. Но в тот день праздновали вечер встречи выпускников и были практически все наши одногруппники. И в прошлый четверг, я не знаю, что нашло на моего мужа..
Мы женаты двенадцать лет, срок, когда страсть трансформируется либо в глубокую привязанность, либо в тихую ненависть.
В нашем случае это было что-то третье, игра в одни ворота, где Саша был судьей, а я вечно проигрывающим игроком.
— Тань, передай, пожалуйста, оливье, — попросила хозяйка вечера, Марина.
Я потянулась к салатнице, а на моей тарелке уже лежал кусок утки, и я, честно говоря, была голодна. Весь день я моталась по городу, решая вопросы с документами для нашей общей фирмы, пока Саша был «занят стратегическим планированием» на диване.
Я положила себе ложку салата, весьма обычная моя порция, ничего криминального.
И тут воздух разрезал голос мужа. Он говорил не громко, но с той особой интонацией, которая заставляет замолчать всех присутствующих за столом.
— Татьяна, может, хватит? Ты слишком много ешь для своего возраста. Метаболизм уже не тот, скоро в дверной проем не пройдешь.
Тишина наступила мгновенно, слышно было только, как звякнула вилка о край чьей-то тарелки. Марина отвела глаза, её муж неловко кашлянул. Это была классическая сцена публичной порки.
Раньше я бы промолчала ,нервно хихикнула, отставила тарелку и провела остаток вечера, сгорая от стыда и ненавидя себя за каждый съеденный кусок. Я бы приняла это на себя, но тут что-то пошло не так.
В тот вечер что-то во мне сломалось или, наоборот, срослось. Я вспомнила все те моменты, когда он критиковал мою одежду, мою зарплату, моих друзей.
Я поняла, что дело не в салате и не в моем возрасте. Даже не в моем весе, который, к слову, не менялся со дня свадьбы.
Дело было в его страхе.
Я медленно прожевала кусочек мяса, сделала глоток воды и повернулась к нему. Я смотрела не зло, а с холодным, интересом на него.
— “Саш, скажи, пожалуйста, твое желание унизить меня при наших друзьях как-то связано с тем, что ты уже полгода не можешь закрыть тот крупный проект и живешь за счет моих премий? Или это просто способ почувствовать себя мужчиной, потому что другими способами у тебя это давно не получается?”
Лицо Александра пошло пятнами. Он открыл рот, чтобы что-то ответить, возможно, перевести все в шутку или обвинить меня в истерике, но слова застряли в горле.
Побледнел, потому что я нарушила главное правило жертвы, я не стала защищаться. Я ударила в ответ, вскрыв истинную причину его агрессии.
Это называется «зеркальная конфронтация», нарциссичный агрессор ожидает слез или оправданий.
Он питается эмоцией стыда, но когда вы возвращаете ему ответственность за его слова, указывая на его собственные проекции (в данном случае — его несостоятельность как добытчика и мужчины), его карточный домик рушится.
— Ну что ты, — пробормотал он наконец, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла кривой и жалкой. — Я же просто пошутил. У тебя совсем нет чувства юмора.
— Отличное чувство юмора, — кивнула я, снова берясь за вилку. — Просто шутки у тебя стали слишком дорогими.
Остаток вечера прошел странно, гости быстро перевели тему на политику, но атмосфера изменилась безвозвратно. Саша сидел тихо, почти не притрагиваясь к еде. Он понял, что старые методы больше не работают.
В тот момент, когда он попытался принизить меня, чтобы возвыситься, он сам вырыл себе яму.
Мы ехали домой молча, я смотрела на ночной город и чувствовала удивительную легкость. Я знала, что этот брак, скорее всего, обречен.
Нельзя жить с человеком, который самоутверждается за твой счет. Но я также знала, что больше никогда не позволю никому комментировать мою тарелку, мой возраст или мою жизнь.
Психологическое резюме ситуации:
Почему мужчины так поступают? Публичное обесценивание партнерши, это всегда маркер глубокой внутренней неуверенности агрессора.
Критикуя вашу внешность или аппетит, он пытается сместить фокус со своих недостатков. «Если она несовершенна, значит, я на её фоне лучше».
Важно понимать: если вы проглатываете обиду, вы даете «зеленый свет» на дальнейшее насилие. Мой ответ был жестким, возможно, даже жестоким, но он был необходим, чтобы очертить границы, которые были стерты годами.
— Раз ты уже пообещал своей родне, что примешь их всех, то ищи для этого съёмную квартиру и вали туда вместе с ними!