— «Ты вообще слышишь, что я сказал? Ты остаёшься с мамой. И точка.»
Он сказал это так буднично, будто просил вынести мусор. Даже не посмотрел — сидел на табуретке перед кухонным столом, в трениках, в растянутой футболке, с телефоном в руке. Похрустывал дешёвыми хлебцами и листал какой-то паблик.
Я застыла у плиты с половником в руке. И первое побуждение было — швырнуть половник ему в грудь. Второе — развернуться и уйти, захлопнув дверь так, чтобы дом дрогнул.
Но я лишь медленно выдохнула и сказала:
— Повтори ещё раз.
— Ой, Лена, не начинай, — он наконец поднял глаза, скривился, будто я его отвлекаю от чего-то жизненно важного. — Мама приехать хочет. Ей тяжело одной. Ты всё равно целыми днями в своём офисе пропадаешь… Не трави душу, у тебя работа не убежит.
На улице под окном шёл противный октябрьский дождь — этот, который пылит, но не льёт, холодный до костей. Я смотрела на Кирилла, и в голове не укладывалось, что это мой муж. Человек, с которым мы семь лет живём, воспитываем ребёнка, чиним вместе сломанные розетки, планируем летний отпуск. И вот он стоит на кухне и распоряжается мной как будто я у него домработница, не человек.
— Кирилл, я руководитель отдела маркетинга в компании федерального уровня. У меня восемь подчинённых. Я веду проект, который стоит больше двадцати миллионов.
— Ну и прекрасно, — он пожал плечами. — Найдут себе другого руководителя. А мама у меня одна.
Я убрала кастрюлю с плиты — руки дрожали. В голове закипало.
— И сын наш у тебя один, — тихо сказала я. — Ты об этом почему-то не вспомнил.
— Сашка в садике целыми днями. Он хлопот не приносит. А мама… — он опять сунул нос в телефон, — ей нужен уход.
«Уход», ага. Это он ещё ласково сказал. Его мама, Галина Петровна — дама бодрая, энергичная и всегда при мнении. Ногу она действительно сломала, но говорить о ней как о беспомощной — смешно. Её язык работает лучше, чем у любой здоровой.
— Когда она приезжает?
— В понедельник утром. Я тебе говорил уже.
Ах, значит, договорились заранее. С мамочкой обсудили, решили, расписали роли… А мне сообщили как последней наёмнице: с такого-то числа ты переходишь на новое направление.
— А ты сам? — спросила я. — Почему не ты?
— Лена, ну это же не мужское дело, — сказал он таким тоном, будто рассуждал о законах физики. — За старушкой ухаживать… Ты же женщина. Ты понимаешь такие штуки.
Мне захотелось засмеяться — но вышло сухое «ха».
Ох, как удобно: зарабатывать — моё дело, оплачивать ипотеку — моё, возить ребёнка — моё, чинить бытовые мелочи — тоже часто моё. А как ухаживать за его мамой — сразу женская обязанность.
— А если я откажусь?
Он посмотрел на меня, как будто я спросила, буду ли я сегодня дышать.
— Лен, не неси ерунду. Мама меня растила, вкалывала ради меня всю жизнь. Это святое. Ты же не чужая, ты должна понимать.
Вот это «ты же не чужая» прозвучало так, будто мне только что передали новый участок работы.
Я села напротив него и сделала глоток кофе — горячий, обжигающий, как мой гнев.
— Ладно, — сказала я. — Мне нужно время подумать.
— Да что тут думать? — Кирилл снова залип в телефон. — Пиши заявление, отрабатывай две недели — и всё. Дело закрыто.
И в этот момент во мне что-то тихо щёлкнуло. Он реально верит, что может командовать моей жизнью. Он всерьёз думает, что я сложу карьеру, которую строила десятилетие, ради… его решения. И даже не сомневается.
— Конечно, дорогой, — ответила я так мягко, что он даже не уловил сарказма. — Всё сделаю.
В офисе я сидела на планёрке и слышала только собственные мысли, а не обсуждение рекламного макета. Перед глазами стояли его слова: «Твоя карьера подождёт».
— Лена, ты сегодня какая-то тень, — сказала моя заместитель Оксана. — Дома что-то случилось?
— Немного, — ответила я. — Решаю вопросы.
Вопросы… Да, вопросы.
К концу рабочего дня я знала, что буду делать.
Не красиво? Возможно. Но честно — да. И справедливо — более чем.
Я постучалась в кабинет генерального директора.
— Можно? Это конфиденциально.
— Заходи, — Марина Владимировна глянула на меня поверх очков. — Лена, рассказывай.
И я рассказала. Всё. Ничего не умолчала, ни одной детали. А потом озвучила свой план.
Когда она поняла, что я хочу — прищурилась, потом расхохоталась:
— Леночка… ну ты даёшь. Это же… это почти диверсия.
— Может быть, — согласилась я. — Но иначе он не поймёт. Я хочу, чтобы он почувствовал, каково это, когда решения принимают за тебя.
— Отпуск за свой счёт, — повторила Марина Владимировна. — Официально ты у нас, но отсутствуешь. И если он объявится тут, мы скажем, что ты уволилась?
— Да. На больного родственника.
Она рассмеялась снова, потом вздохнула.
— Ладно. Я тебя прикрою. Только не увлекайся. Через пару месяцев ты возвращаешься. Проект без тебя не вытянем.
— Я не пропаду, Марина Владимировна. Спасибо вам.
Я вышла из офиса с ощущением странного спокойствия. Как будто небо очистилось после недельного дождя.
Дома всё было по-старому: Кирилл на кухне, Саша в детской, запах ужина. Только я была другая — с планом.
— Кир, — сказала я легко, будто речь о покупке овощей. — Я написала заявление.
Он поднял голову и округлил глаза.
— Да ладно? Серьёзно?
— Серьёзнее не бывает. Ты был прав. Маме нужна помощь. Я могу найти новую работу потом.
Глаза у него засветились — как будто выиграл в лотерею.
— Вот это разговор! Знал, что ты поймёшь. Она обрадуется, конечно!
— Конечно, — кивнула я. — Кстати, я хочу подготовиться как следует. Мне нужно пару дней, чтобы всё изучить.
— Что изучить? — насторожился он.
— Уход. Диета. Реабилитация. Не переживай, всё сделаю как положено.
Он моргнул, будто ему что-то в глаз попало.
— Лен… ты не слишком рьяно согласилась?
— Кир, ты мужчина, глава семьи. Ты решил — я выполняю. Всё честно.
Он побледнел чуть-чуть. На секунду.
— Ты… уверена, что нормально себя чувствуешь?
— Абсолютно.
И я улыбнулась. Самым спокойным и добрым видом, на какой была способна.
В субботу я поднялась в шесть утра.
Кирилл только открыл глаза, а я уже сидела на кухне над списками, исследованиями и распечатками.
— Ты чего так рано? — спросил он сонным голосом.
— Готовлюсь к приезду твоей мамы. Смотри!
Я развернула перед ним лист с диетой для людей с переломами.
— Вот: никакого сладкого, минимум соли, много белка, витамина D. Рацион дробный — каждые три часа.
— Лен… — он моргнул. — Может, не надо так серьёзно?
— Как не надо? Это же здоровье твоей мамы!
Дальше — больше.
Я рассказывала ему про ортопедические подушки, про гимнастику, про массаж стоп, про риск тромбов, про лечебный режим.
Чем больше рассказывала — тем больше он нервничал.
— Лена… Может… ну… попроще?
— Попроще? Кирилл, она же после перелома! Нужно делать всё по правилам.
И я включила скорость максимум.
В квартире началась перестановка мебели «для удобства». Потом закупка лекарств. Потом изучение режимов. К вечеру Кирилл выглядел так, будто его собирались сдавать в армию.
— Лен, ты… остановись?
— Не могу. Завтра она приезжает!
— Лена… а график ночных дежурств ты серьёзно составила? По очереди? Час ты, час я?
— Конечно. А как иначе? Маме может понадобиться помощь.
Он чуть не сел мимо стула.
В воскресенье я добила его окончательно — меню на неделю, список покупок, витамины на полторы зарплаты и перечень врачей, к которым «нужно» сводить маму.
К вечеру Кирилл ходил по квартире как человек, который пережил обстрел.
— Может… ну… скажем маме, что у нас ремонт? — предложил он слабым голосом.
— Кирилл! — я хлопнула ладонью по столу. — Как ты можешь? Бедная женщина уже собирается ехать. Ты хочешь её обидеть?
Он осел на стул и замолчал.
Понедельник.
Приезжает Галина Петровна. Бодрая, румяная, с двумя чемоданами. Готовая к уюту, заботе и домашнему спокойствию.
И попадает — в мой реабилитационный лагерь.
— Галина Петровна! — я бросилась к ней, чуть не задушила в объятиях. — Мы так волновались! Как вы держитесь?
— Да нормально я держусь, — она растерянно поправила шарф. — Нога почти зажила. Через дней десять гипс снимут.
— Через десять?! — ахнула я. — Так рано! Вам нужно ещё минимум месяц восстановительной терапии!
Кирилл побледнел. Мама — тоже.
И это был только старт.
В её спальне уже стояла медицинская кровать. Я поставила её туда вчера ночью — еле втянула сама.
— Лена, что это… — свекровь отшатнулась. — Я что, лежачая?
— Не дай бог! Но мы должны быть готовы к любому развитию событий. Вот, регулируемая спинка, массажная поверхность…
— Массажная? — прошептала она.
— Конечно! Для кровообращения.
И это только первая сцена моего спектакля.
График. Диета. Витамины. Гимнастика. Замер давления каждые четыре часа. «Профилактика осложнений». «Контроль нагрузки». Кирилл таскает её под руку в ванную — потому что «мне нельзя тяжёлое поднимать». Свекровь вздыхает так, будто проживает сорокадневный пост.
Первые трое суток — и в квартире такой фон эмоций, что соседи, кажется, слышат.
А я улыбаюсь и твержу:
— Это всё для вашего блага, Галина Петровна!
Кульминация началась с мелочи. Как всегда.
В среду утром я «случайно» забыла выключить будильник. Поставленный на 5:30.
Он заорал так, что подпрыгнула даже соседская кошка за стеной.
Кирилл выскочил из спальни в одних трусах, растрёпанный, перепуганный, будто пожар.
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!
Я зевнула, растягиваясь, как будто это обычное дело:
— График зарядки для вашей мамы начинается в шесть. Надо подготовиться. Компресс, подушка, вода, дневник наблюдений.
Он сел на край стола и тупо уставился в точку.
— Лена… Я… Я больше не могу.
— Кирилл, так это только третий день, — мягко сказала я. — Уход — не мужское дело, помнишь? Но раз уж ты решил…
Он закрыл лицо руками.
Я видела: человек ломается.
Свекровь вышла на кухню осторожно, словно ожидала новых сюрпризов.
— Леночка… Может, нам прекратить эту… терапию? Я и так нормально себя чувствую.
— Галина Петровна, — я вздохнула. — Вот вы сейчас говорите, что нормально. А если осложнение? А если отёк? А если тромб? Мы же не специалисты.
Она открыла рот — и закрыла. Побледнела.
Похоже, слово «тромб» действует универсально.
Вечером того же дня я достала «карточку наблюдений», куда честно записывала всё: давление, пульс, питание, жалобы, температура, уровень боли.
Писала я её, разумеется, так, чтобы здоровая женщина выглядела пациенткой фельдшерского колледжа.
— Галина Петровна, у вас появилась отёчность. Это тревожный знак.
— Где?! — она в ужасе посмотрела на свои ноги.
Я ткнула ручкой в место, которое могло быть отёком… а могло и не быть — обычная плотность тканей.
— Вот. Видите уплотнение?
— Это варикоз, — хрипло сказала она.
— Тем более! — подытожила я.
Кирилл сидел рядом на стуле и выглядел так, будто ему предложили amputировать собственные надежды.
— Лен… — начал он сипло. — Слушай… Может… Может, всё-таки… Пересмотреть…
— Что пересмотреть? — я сделала большие, невинные глаза. — Ты же сказал: «я решил». А я — послушная жена. Выполняю.
Он открыл рот. Закрыл. Снова открыл.
И наконец выдохнул:
— Лена. Пожалуйста. Хватит.
Я наклонила голову.
— Хватит чего?
— ВСЕГО ЭТОГО! — сорвался он. — Я не думал, что… что это так сложно! Что столько мороки! Что столько ограничений! Что так тяжело!
Он почти визжал.
Свекровь сидела рядом и кивала, как китайский болванчик.
— Я хочу жить нормально! — продолжал он. — Эти графики, диеты, подушки, кровати… Я устал! Я не могу!
— Но мама же… — подала голос я.
— МАМА САМА СПРАВИТСЯ! — выкрикнул он, а свекровь резко вскинулась:
— Справлюсь! Справлюсь! Я себя прекрасно чувствую! Мне не нужен сиделка! Я домой хочу! К Вере! Она мне обещала носочки связать!
И тут наступила тишина.
Та самая. Густая, как кисель.
Я спокойно сложила бумаги в папку. Ровно, аккуратно.
— Значит, — сказала я негромко. — Я могу вернуться на работу?
Кирилл смотрел на меня так, будто впервые увидел.
— Да. Да, пожалуйста. Возвращайся куда хочешь. Делай что хочешь. Я… Я… не понял, что просил.
— Бывает, — улыбнулась я.
— И мама… — пробормотал он.
— Мама завтра уезжает! — отрезала Галина Петровна. — Домой! И точка!
Мне даже не пришлось добавлять сарказма.
На следующий день я отвезла свекровь на вокзал. Она сидела молча, только шептала:
— Леночка… Ты… Сильная женщина. Очень. Кирилл у тебя избалованный. Я ему ещё скажу.
Потом добавила:
— Но, пожалуйста… больше так не надо. Я думала, ты меня в санаторий принудительного режима заселила.
Мне стало почти её жаль. Почти.
Когда я вернулась домой, Кирилл стоял с букетом роз.
Белых.
— Лена… Извини. Я понял. Всё понял. Я больше так не буду.
Я прошла мимо, поставила сумку в коридоре, сняла пальто.
— Хорошо, Кирилл. Но запомни: никогда больше не принимай решений за меня.
Ни больших, ни маленьких.
Ты не директор моей жизни.
Он кивнул, как школьник, которого отчитала завуч.
И впервые за долгое время — по-настоящему.
На работе я появилась в пятницу, и Марина Владимировна только подняла большой палец:
— Как прошло?
— Эффективно, — ответила я.
— Муж жив? — уточнила она.
— Жив и очень послушен.
Она засмеялась.
Я вернулась за свой стол, открыла ноутбук, сделала глоток кофе.
Горячий, крепкий, правильный.
И впервые за несколько месяцев почувствовала — теперь в этой семье никто больше не перепутает, кто здесь руководитель.
– Кто эти люди? И почему они живут в моей квартире? – Вернулась из командировки и обнаружила внутри посторонних