— Ну вот, моим любимым внучатам! — голос Лидии Михайловны прозвучал так громко, что разговоры в комнате стихли.
Марина обернулась от стола с угощениями и увидела, как свекровь, широко улыбаясь, вручает семилетнему Мише огромную коробку с роботом-трансформером. Пятилетняя Соня получила кукольный дом с мебелью — такой, о котором мечтает каждая девочка.
— Спасибо, бабушка! — хором пропищали дети, вскрывая упаковку.
Марина перевела взгляд на свою дочь. Алина стояла рядом с остальными детьми, её тёмные глаза следили за яркими игрушками. Девочке исполнилось одиннадцать — как раз этот праздник они и отмечали.
— А тебе, девочка, вот это, — Лидия Михайловна протянула Алине тонкий пакетик.
Алина взяла подарок, заглянула внутрь. Там лежала пачка самых дешёвых карандашей — таких, что продаются в любом ларьке за копейки.
— Спасибо, — тихо сказала Алина и отошла к окну.
Марина почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой узел. Гости переглянулись. Кто-то неловко кашлянул. Лидия Михайловна невозмутимо поправила причёску и направилась к столу, словно ничего не произошло.
Марина подошла к дочери и присела рядом.
— Мам, можно я пойду в свою комнату? — прошептала Алина.
— Конечно, солнышко.
Девочка ушла, унося с собой пакетик с карандашами, и Марина поняла: хватит терпеть. Больше хватит.
***
Семь лет назад Марина встретила Андре в книжном магазине. Он помог ей донести стопку детских энциклопедий до машины, они разговорились. Он был спокойным, внимательным, с добрыми глазами. Алине тогда было четыре, и после развода Марина не планировала никаких новых отношений. Но Андрей появлялся в их жизни постепенно, ненавязчиво — приносил пирожные, читал Алине сказки, чинил сломанный велосипед.
Когда он сделал предложение, Марина согласилась не сразу. Она боялась. Боялась за дочь, за хрупкое равновесие, которое с трудом выстроила после разрыва с первым мужем.
Но настоящие проблемы начались не с Андреем.
Первая встреча с Лидией Михайловной состоялась в её квартире на Ленинском проспекте. Высокая, подтянутая женщина с холодным взглядом встретила их в дверях.
— Так вот она, — сказала Лидия Михайловна вместо приветствия. — И ребёнок.
— Мама, это Марина и её дочь Алина, — представил их Андрей.
— Вижу, — свекровь прошла в гостиную, не предложив раздеться.
За чаем Лидия Михайловна задавала вопросы так, словно проводила допрос: о работе, о жилье, о причинах развода. Марина отвечала сдержанно, но когда свекровь поинтересовалась, не собирается ли она «повесить» на Андрея чужого ребёнка, Марина поставила чашку на стол.
— Лидия Михайловна, у меня есть образование, работа и собственная квартира. Я не нуждаюсь в том, чтобы кого-то на кого-то «вешать». А Алина — моя дочь, а не груз.
Повисла тишина. Андрей сидел бледный.
— Мама, нам пора, — сказал он.
Перед свадьбой Лидия Михайловна звонила сыну каждый день. Марина слышала обрывки разговоров: «подумай ещё раз», «не твоя кровь», «ты пожалеешь». Андрей выдержал. Они поженились тихо, без пышного застолья, в узком кругу друзей.
Марина надеялась, что со временем лёд растает. Через год у них родился Миша, потом Соня. Лидия Михайловна ездила в роддом, приносила гостинцы, нянчилась с младенцами. Марина старалась не замечать, как свекровь обходит Алину стороной, не спрашивает о школе.
— Андрей, твоя мать даже не поздравила Алину с первым классом, — сказала Марина однажды вечером.
— Мама сложный человек. Ей нужно время.
— Два года мало?
Он молчал. Марина понимала: Андрей любил мать, несмотря ни на что. Но любовь не оправдывает жестокость.
***
К дню рождения Алины готовились всей семьёй. Андрей надул шары, Марина испекла торт в форме единорога — дочь обожала этих сказочных существ. Миша с Соней рисовали открытки.
— Алинка будет счастлива, — сказал Андрей, развешивая гирлянды.
Марина обняла его за плечи. Последние месяцы были спокойными. Лидия Михайловна приезжала редко, вела себя нейтрально. Марина почти поверила, что конфликт остался в прошлом.
Накануне праздника свекровь позвонила.
— Андрюша, я завтра приду. Подарки купила, — говорила она в трубку, и Андрей кивал. — Только ты подумай: столько сил тратишь на чужого ребёнка. Своим бы больше уделял внимания.
Марина стояла в коридоре и слышала каждое слово. Андрей возразил:
— Мама, Алина — часть нашей семьи.
— Ну-ну. До завтра.
Ночью Марина не спала. Она лежала и смотрела в потолок, где лунный свет чертил неровные полосы. Внутри поднималась тревога, липкая и тяжёлая. Она знала: что-то произойдёт.
***
Гости пришли к трём часам. Квартира наполнилась детским смехом, музыкой, звоном посуды. Алина носилась между друзьями в новом платье, её щёки горели от счастья. Она показывала подружкам свою комнату, хвасталась новыми книжками, угощала конфетами. Марина смотрела на дочь и радовалась — вот оно, настоящее детство, безоблачное и светлое.
— Мама, можно мы пока поиграем? — спросила Алина, уже готовая убежать с друзьями.
— Конечно, только потом все к столу, — ответила Марина.
Андрей накрывал на стол, шутил с пришедшими родителями. Миша с Соней крутились под ногами, выпрашивая сладости до торта. Всё было правильным, естественным, домашним.
Лидия Михайловна появилась последней, ровно в половине четвёртого. Она вошла с тремя большими пакетами — яркими, блестящими, явно дорогими. Поставила их у стены в коридоре так, чтобы все видели. Поцеловала Андрея в щёку, потрепала Мишу по голове.
— Как выросли-то мои внучата, — проговорила она громко.
Марину проигнорировала. Даже не кивнула в её сторону. Прошла в гостиную, села в кресло у окна, оглядела квартиру оценивающим взглядом, словно искала, к чему придраться.
Марина сжала зубы и ушла на кухню допекать пирожки. Руки дрожали. Она понимала: свекровь приехала не просто так. Что-то готовилось, что-то висело в воздухе.
— Мам, ты чего бледная? — спросила подруга, помогавшая с угощением.
— Всё нормально. Волнуюсь просто.
Когда пришло время подарков, все собрались в гостиной. Дети расселись на ковре — человек десять, все нарядные, с блестящими глазами. Взрослые встали за их спинами, кто-то достал телефоны, чтобы снимать. Алина сидела в центре, в своём голубом платье с единорогом на груди, и улыбалась во весь рот.
— Сейчас бабушка Лида всех одарит! — объявил кто-то из родителей, явно не зная подоплёки.
Лидия Михайловна встала, расправила плечи, взяла первый пакет. Вынула большую коробку.
— Мишенька, иди сюда, любимый, — позвала она.
Миша подбежал. Бабушка вручила ему коробку с роботом-трансформером — такого Марина видела в магазине за несколько тысяч рублей.
— Ого! Спасибо, бабуль! — Миша тут же начал разрывать упаковку.
— Сонечка, и тебе, родная, — Лидия Михайловна достала вторую коробку.
Кукольный дом оказался двухэтажным, с мебелью, лестницей, крошечными лампочками. Соня ахнула, прижала коробку к себе.
— Бабушка, он как настоящий!
Дети визжали от восторга, обнимали коробки, теребили бабушку. Лидия Михайловна улыбалась, принимала благодарности, гладила внуков по головам. Родители гостей одобрительно кивали, кто-то шепнул: «Щедрая какая бабушка».
Марина стояла у стены и смотрела на Алину. Дочь сидела на ковре, сложив руки на коленях. Она улыбалась, но улыбка была натянутой, неестественной. Девочка ждала своего подарка, но в её глазах уже читалась тревога — она чувствовала, что что-то идёт не так.
Лидия Михайловна сделала паузу. Оглядела комнату, словно актриса перед финальным монологом. Потом достала из сумки тонкий полиэтиленовый пакетик — даже не упакованный, мятый.
— А тебе, девочка, вот это, — сказала она ровным голосом и протянула пакет Алине.
Не «Алиночка», не «внученька». Девочка.
Алина взяла пакет. Заглянула внутрь. Вытащила пачку карандашей — самых обычных, деревянных, которые продаются в любом киоске за копейки. Двенадцать штук, даже не цветные.
Она посмотрела на карандаши. Потом на бабушку. Потом снова на карандаши.
— Спасибо, — сказала она тихо, почти шёпотом.
Комната замерла. Музыка продолжала играть, но разговоры смолкли. Кто-то из гостей ахнул. Чья-то мама прикрыла рот рукой. Миша с Соней, увлечённые своими подарками, ничего не заметили, но остальные дети переглянулись.
Лидия Михайловна подняла голову и встретилась взглядом с Мариной. Она не улыбалась теперь. На её лице читалось холодное, торжествующее удовлетворение. Вот, мол, всё правильно. Вот как оно должно быть. Чужая есть чужая.
Марина не двинулась с места. Внутри поднималась ярость — горячая, жгучая, требующая выхода. Хотелось крикнуть, схватить эти проклятые карандаши и швырнуть в лицо свекрови. Хотелось выгнать её вон, выставить за дверь немедленно.
Но Марина ничего не сделала. Она просто смотрела на Лидию Михайловну — долго, тяжело, не отрывая взгляда. Смотрела так, что свекровь почувствовала: граница пройдена. Последняя. Той, что была до этого момента, больше нет.
Секунды тянулись, как часы. Гости молчали. Андрей шагнул вперёд, но Марина едва заметно качнула головой: не надо. Она сама закончит это.
Лидия Михайловна первой отвела глаза. Её лицо дрогнуло, румянец проступил на щеках. Она резко встала, схватила сумку.
— Мне пора, — бросила она, не глядя ни на кого. — Дела.
— Мама, постой, — начал Андрей, но она уже шла к выходу.
Лидия Михайловна схватила пальто, не попрощалась ни с кем. Дверь хлопнула так громко, что Соня вздрогнула.
В комнате повисла тишина. Потом кто-то из родителей неловко сказал:
— Ну что, давайте торт резать?
***
Гости засуетились. Кто-то пытался развеселить детей, кто-то накладывал торт. Марина подошла к Алине.
— Хочешь, пойдём выберем тебе новые краски? — спросила она.
Алина кивнула. Марина взяла дочь за руку и повела в магазин за углом. Там они купили большой набор акварели, кисти, альбом с плотной бумагой.
— Мам, а почему бабушка Лида меня не любит? — спросила Алина по дороге домой.
Марина присела перед дочерью.
— Некоторые взрослые не умеют любить правильно. Но это их проблема, а не твоя. Ты замечательная, умная, добрая девочка. И мы с папой тебя очень любим.
Алина прижалась к ней.
Когда гости разошлись, Марина и Андрей сели на кухне. Он выглядел уставшим и растерянным.
— Мне стыдно, — сказал он. — Прости меня.
— Извиняться должен не ты.
Андрей вздохнул.
— Я поговорю с матерью. Последний раз.
— Нет, — Марина покачала головой. — Говорить уже поздно. Она сделала свой выбор.
Они молчали. За окном шумел вечерний город.
— Что ты предлагаешь? — спросил Андрей.
— Твоя мать больше не появляется на наших семейных праздниках. Она не приезжает без предупреждения. Она не имеет права унижать мою дочь.
Андрей кивнул.
— Я завтра же ей скажу.
***
Разговор был коротким. Андрей поехал к матери утром, вернулся через час.
— Она кричала, — сказал он. — Говорила, что я предатель, что ты меня настроила. Но я объяснил: если она хочет оставаться частью нашей жизни, то должна уважать всех членов семьи. Без исключений.
— И что она ответила?
— Сказала, что подумает.
Марина усмехнулась. Она знала, что свекровь не изменится. Но это уже не имело значения.
Лидия Михайловна не звонила месяц. Потом прислала смс: «Поздравляю Мишу с успехами в садике». Про Алину — ни слова.
Андрей не ответил.
Жизнь потекла спокойнее. Марина вдруг обнаружила, что больше не напрягается перед семейными ужинами, не прокручивает в голове возможные колкости, не готовится защищаться. Дом стал легче.
***
Тридцатипятилетие Андрея отмечали дома, в узком кругу: пара друзей, их дети. Никаких лишних людей, никакой напряжённости.
После застолья дети побежали в комнату играть. Алина осталась, подошла к Андрею.
— Папа, я тебе нарисовала, — сказала она застенчиво.
Андрей развернул лист. На рисунке цветными карандашами были изображены пять фигур, держащихся за руки: он, Марина, Алина, Миша и Соня. Над ними крупными буквами выведено: «Мы — семья».
У Андрея заблестели глаза. Он обнял дочь.
— Спасибо, солнышко. Это лучший подарок.
Марина смотрела на них и чувствовала, как в груди расправляется что-то тёплое и правильное. Она сделала выбор — защитить своего ребёнка, установить границы, не позволить токсичности разрушить их семью.
Это было трудное решение. Но единственно верное.
За окном зажигались огни вечернего города. Дети смеялись в соседней комнате. Андрей налил чай. И Марина подумала: вот оно, счастье. Простое, тихое, без лишних людей и их яда.
Их дом наконец-то стал домом.
— Твое наследство теперь и мое, раз вы поженились, — объявила свекровь, изучая коллекцию украшений моей бабушки