За праздничным столом царило затишье, предвещавшее бурю. Виктор Викторович отложил вилку, аккуратно вытер салфеткой губы и посмотрел на своего сына поверх стопки книг, вечно лежавших на краю обеденного стола.
— Никита, — начал отец с лёгкой, но хорошо различимой снисходительностью. — Ты не мог бы подвинуть графин. Стекло преломляет свет, и это мешает сосредоточиться на беседе. Как говаривал один мой знакомый профессор, быт — главный враг мысли.
Никита молча подвинул тяжелый хрустальный графин с водой. Его жена, Яна, закатила глаза.
Она знала, что сейчас начнется. Виктор Викторович взял в руки яблоко, повертел его и вздохнул.
— Взгляни на эту совершенную форму. Платоновский эйдос яблока. А что мы делаем? Мы его потребляем. Утилитарно. Без попытки постичь суть.
— Пап, оно уже немного подгнило с боку, — заметил сын, пытаясь перевести разговор в практическое русло. — Его бы съесть.
— Вот именно! — воскликнул Виктор Викторович, будто только и ждал этого. — «Съесть». Твоё сознание ограничено сиюминутными потребностями. Ты не видишь метафизики в обыденном. А ведь всё, абсолютно всё, имеет скрытый смысл. Вот этот стул. Почему у него четыре ножки? Это отсылка к четырем стихиям. Основа устойчивости мироздания.
Яна посмотрела на стул, потом на лицо свекра, выражавшее глубокомыслие, и встала.
— Я добавлю чаю, — сказала она и ушла на кухню, чтобы хоть несколько минут не слушать занудство свекра.
Виктор Викторович считал себя интеллигентом в самом высоком смысле этого слова.
Он не просто читал книг, он «впитывал тексты», не просто смотрел фильмы, а «постигал кинематограф».
Пожилой мужчина не обсуждал новости, а «анализировал геополитическую ситуацию».
При этом его знания были удивительно отрывочны и часто неверны. Он мог с умным видом заявить, что Достоевский предсказал теорию относительности, а Шекспир на самом деле был женщиной, и любая попытка возразить встречалась им как проявление невежества.
Виктор Викторович работал обычным инженером в проектном институте и давно уже ничего не проектировал, но дома превращался в гуру.
Его сын Никита, практичный IT-специалист, и его сноха Яна, дизайнер интерьеров, давно устали от этих бесконечных лекций. Особенно тягостны были семейные ужины по воскресеньям.
Однажды, после утомительного вечера, когда Виктор Викторович полтора часа говорил о символике снов в фильмах Феллини, которых он толком не смотрел, Никита не выдержал.
— Я больше так не могу, — приговорил он, опустив голову на стол. — Он сегодня за обедом пытался объяснить мне квантовую физику, используя в качестве примера солонку и перечницу. Утверждал, что электрон одновременно и соль, и перец, пока на него не посмотришь.
— А мне он сказал, что мои дизайнерские проекты лишены метафизической глубины, — поддержала разговор Яна. — Предложил внести в гостиную аллюзию на вавилонскую мифологию с помощью расставленных особым образом кактусов. В общем, очередная бессмыслица
— Нужно что-то сделать, — муж поднял голову, и в его глазах появилось редкое для него решительное выражение. — Надоело. Он не слушает, не слышит, он просто вещает. Мы для него — аудитория для самолюбования.
— Мы пробовали и спорить, и соглашаться, — вздохнула девушка. — Ничего не работает.
— А если не всерьёз? — медленно проговорил Никита. — Если сыграть с ним в его же игру, но так, чтобы он понял намёк.
— Интересная мысль, надо придумать только, как это сделать, — задумчиво проговорила жена.
Вскоре идея родилась сама собой, когда супруги проходили мимо книжного магазина.
В витрине стояла та самая книга — ярко-желтая, с характерным мультяшным человечком на обложке. «Философия для чайников».
— Это гениально, — прошептала Яна, глядя на книгу. — И ужасно одновременно.
— Это идеально, — поправил её Никита. — Прямой намёк. Он обожает философию, но не знает в ней ничего, кроме громких имён и пары цитат. Пусть почитает. Начнет постигать философию с самых азов.
Они долго спорили, не перегнули ли палку. Это могло быть воспринято как откровенное оскорбление. Но усталость и желание положить конец вечному умничанью перевесили.
— Худший сценарий — он обидится и перестанет с нами говорить, — рассудил Никита. — Что, по сути, является для нас лучшим сценарием.
Супруги купили книгу и тщательно упаковали в красивую бумагу с нейтральным узором.
Виктор Викторович планировал отметить день рождения в выходные. Торжество проходило в той же самой квартире, за тем же самым столом.
Присутствовали только самые близкие: Никита с Яной и пара старых коллег Виктора Викторовича.
Именинник был в ударе. Он уже успел прочесть мини-лекцию о влиянии античной архитектуры на советское зодчество, используя в качестве примера многоэтажку за окном.
— И вот, глядя на эти типовые балконы, мы можем узреть отголоски римских арок, — вещал Виктор Викторович, поправляя очки.
Гости кивали, поглядывая на холодеющий шашлык. Наконец настал момент подарков.
Коллеги вручили традиционный коньяк и дорогую ручку. Виктор Викторович милостиво принял их, произнеся краткую благодарственную речь о том, что истинный подарок — это внимание.
— Никита, Яна, а что это у вас? — спросил он, заметив продолговатый свёрток в руках у сына.
— Мы решили подарить тебе то, что, действительно, соответствует твоим интересам, папа, — невинно проговорил сын и протянул подарок.
Виктор Викторович с достоинством принял свёрток, взвесил его в руках.
— Книга? — у него загорелись глаза. — Прекрасно! Как говорил Цицерон, дом, в котором нет книги, подобен телу, лишённому души. Посмотрим, что же вы для меня избрали.
Именинник неторопливо, стараясь не рвать, развернул бумагу. Его пальцы замерли на ярко-желтой обложке.
Он смотрел на неё несколько секунд, не веря глазам. Его лицо, обычно выражавшее спокойную уверенность, начало медленно краснеть.
Виктор Викторович прочёл название вслух, отчеканивая каждое слово:
— Фи-ло-со-фи-я… для… чай-ни-ков.
В комнате повисла гробовая тишина.
— Это что такое? — его голос дрогнул.
— Это книга по философии, папа, — спокойно ответил Никита. — Ты же её так любишь. Мы подумали, тебе будет интересно начать с основ. С самых азов. Там всё очень доступно разжёвано.
Яна почувствовала, как по спине у неё пробежал холодок. Она увидела, как налились кровью глаза свекра.
— Разжёвано? — именинник вскочил из-за стола так стремительно, что стул с грохотом упал назад. — «Для чайников»?! Вы что, хотели этим сказать?!
— Мы хотели сказать, что это хорошее введение в предмет, — вставила Яна, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Молчать! — закричал Виктор Викторович, и его голос, обычно бархатный и назидательный, сорвался на визг. Он с силой швырнул книгу на пол. — Вы хотите сказать, что я… что я чайник?! Что я невежда?! В моей-то библиотеке! Я, прочитавший всего Гегеля в оригинале!
Никита знал, что его отец немецкий не знал вовсе, а из Гегеля мог процитировать только «всё действительное разумно», да и то из школьного учебника.
— Пап, мы не это имели в виду. Просто ты часто говоришь о сложных вещах, и мы подумали…
— Что вы подумали?! — Виктор Викторович перебил его, ткнув пальцем в упавшую книгу. — Вы подумали, что можете вот так, в открытую, унизить меня? Насмехаться? Свести все мои знания, весь мой интеллектуальный багаж к этой… этой желтой брошюре для дебилов?!
Один из коллег попытался вставить слово.
— Витя, успокойся, может, они и не хотели…
— Нет! Они хотели! — прорычал Виктор Викторович. — Они специально это сделали! Они всегда надо мной посмеивались! Этот технарь и эта декораторша! Они не способны понять глубину моей мысли, и вот их ответ! Примитивная, похабная выходка!
Пожилой мужчина тяжело дышал, опершись руками о стол. Его трясло от ярости. Никита и Яна молчали. Сцена была неприятной, но они её предвидели.
— Знаете что? — Виктор Викторович выпрямился, пытаясь вернуть себе остатки достоинства. — Убирайтесь из моего дома. Я не хочу вас видеть. И заберите с собой подарок!
— Как скажешь, папа, — спокойно проговорил сын и поднял с пола книгу. — Когда остынешь, позвони.
— Не дождешься!
Супруги прошли в прихожую, молча оделись и вышли из квартиры, не оглядываясь.
За дверью ещё несколько минут слышались приглушённые крики и возгласы коллег, пытавшихся успокоить именинника.
Прошло две недели. Виктор Викторович не звонил. Никита и Яна жили своей жизнью, и странным образом в их доме стало спокойнее и тише.
Исчезло постоянное напряжение, ожидание очередной лекции. Ещё через неделю Виктор Викторович позвонил. Голос у него был ровный, но холодный.
— Приходите в гости и захватите свой подарок. Надо поговорить.
Супруги пришли в воскресенье днём, без подарков и торжественных поводов. Стол был пуст. Хозяин квартиры сидел в своём кресле и выглядел постаревшим.
— Садитесь, — сказал он.
Гости сели.
— Я обдумал произошедшее, — начал Виктор Викторович, глядя куда-то мимо них. — Ваш поступок был оскорбительным и хамским. Высокомерным.
Никита уже хотел что-то сказать, но отец поднял руку.
— Однако, — он сделал паузу, — я также подумал, что, возможно, в чём-то был излишне настойчив в своих попытках донести до вас некоторые идеи.
Яна чуть не подавилась от удивления. Это было самое искреннее извинение, на которое был способен Виктор Викторович.
— Я не чайник, — твёрдо заявил пенсионер. — Но пусть ваша книга будет напоминанием. Напоминание о том, что даже самые близкие люди могут не понять твоих устремлений.
Он забрал книгу у сына и поставил на полку. Это был важный знак.
С тех пор их отношения изменились. Резко и окончательно. Воскресные ужины не возобновились.
Виктор Викторович перестал звонить по пустякам, чтобы прочесть мини-лекцию о прочитанной статье.
Когда они встречались, пенсионер говорил о бытовых вещах: о здоровье, о работе, о погоде.
Он перестал вставлять в речь иностранные слова и цитаты великих людей и больше не умничал.
Иногда, в редкие моменты, Никита ловил на себе взгляд отца — задумчивый, оценивающий.
В этом взгляде уже не было прежнего высокомерия, но была какая-то новая, настороженная дистанция.
Они не стали ближе, но научились молчать. Для супругов это оказалось лучше, чем бесконечные попытки родственника самоутвердиться за их счет.
Однажды, уже глубокой осенью, Никита зашёл к отцу помочь починить протекающий кран.
Делая свою работу, он заметил на журнальном столике ту самую книгу. Она была раскрыта где-то в середине. Мужчина не удержался и взял книгу в руки.
— Интересно? — спросил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало насмешки.
Виктор Викторович, сидевший в кресле, вздрогнул и посмотрел на сына.
— Листаю иногда, — сухо ответил он. — Любопытное изложение. Примитивное, но структурированное.
Больше они к это теме никогда не возвращались.
— Ты специально карту спрятала? Мама лекарств купить не может! — кричал муж, делая виноватой меня.