— Ты опять её оправдываешь?! — Илья даже не успел снять куртку, как Марина влетела на него словами, будто ножами. — «Ты слышишь меня вообще? Или у тебя там в голове только одно: “мама святая”?»
Илья захлопнул дверь, замёрзшее стекло звякнуло.
— Марин, ну не начинай с порога…
— Я заканчивала уже сто раз! — она ткнула в прихожую рукой. — Видишь? Пакеты стоят. Это мои покупки, купленные моими деньгами. И знаешь, кто в них рылся, как в мусорке?
Илья нахмурился:
— Опять?
— Да, опять! — Марина шагнула к нему, голос дрожал от злости. — Она пришла днём. Без звонка. Ключами открыла. И полезла в пакеты, в мой рюкзак, в холодильник. И ещё оставила записку: «Марина, ты опять купила вредные продукты, я выбросила». Выбросила, Илья! Мою еду!
Он поморщился:
— Ну… она переживает за нас. За здоровье.
— НЕ НАЧИНАЙ! — Марина схватилась за волосы, прошлась по кухне, как тигрица по клетке. — Я на работе весь день, ноябрь, холод собачий, люди кашляют в автобусах, у нас аврал, документация валится. Я прихожу домой — и вижу, что твоя мама решила поиграть в СЭС, ревизора и хозяйку квартиры в одном флаконе!
Илья устало сел на стул, потёр глаза.
— Марин, давай спокойно…
— Я спокойная! — она грохнула кружкой по столу. — Это я ещё спокойная! Ты видел, что она мне написала на обороте чека? «Ты толстеешь, соки лучше не покупай. Мужика беречь надо». Это нормально, по-твоему? Я ей кто, подопытная?
— Она добрая, просто говорит как умеет…
— Добрая? — Марина расхохоталась коротко, зло. — Добрая — это когда человек спрашивает: «Можно?» А она действует, как будто я ей что-то должна. Она считает, что раз ты её сын, то и я автоматически её собственность. И, между прочим, Илья, раз уж мы говорим честно: она меня просто терпеть не может!
Илья замялся.
— Не говори так…
— Ах, не говорить? — Марина вскочила, жест цепкий. — Ты слышал, что она сказала прошлой неделей? Прямо при мне: «УИльки как-то лица нет, видно, жена его тиранит». Ти-ра-нит, Илья! Это же она тебя вокруг пальца обводит! Это она тянет из нас все соки, а виноватой в её театре всегда остаюсь я.
Илья нахмурился, но молчал.
Марина подошла ближе.
— Я тебя спрашиваю: ты считаешь, что я тираню?
— Ну… ты иногда жёсткая…
— Я жёсткая, потому что я одна зарабатываю нормально. Я тяну ипотеку, коммуналку, еду, лекарства. Ты же сам говоришь, что у тебя на работе сокращения и не платят вовремя. Я не против помогать. Но я не хочу, чтобы твоя мама врывалась сюда, как в свою квартиру.
Илья хлопнул по столу:
— Ей одиноко, понимаешь? Ей плохо одной! Она приходит, потому что ей нужна семья!
— А я ей кто? — Марина прижала руки к груди. — Я семья? Или так… попутчица?
— Марин…
— Ты хочешь, чтобы я это терпела дальше?
Он сжал кулаки, но голос был тихим:
— Ну она же старая…
— Старая — не значит безнаказанная, — Марина резко обернулась к окну. — И потом, Илья… человек, который в твоё отсутствие роется в чужих вещах — это не «бедная одинокая пожилая женщина». Это человек, которому пофиг на чужие границы, права и отношения.
Она замолчала. Илья тоже.
За окном ноябрьская темень, мокрый снег липнет к раме, редкие машины шумят по двору. И запах — сырость, отопление, город.
Марина повернулась:
— Илья… Скажи честно. Ты отдал ей второй комплект ключей?
Он отвёл глаза в сторону.
И этого ответа было достаточно.
Марина выдохнула медленно, как перед ударом.
— Когда?
— Ну… давно уже. Ещё летом. Чтобы она могла зайти, если что.
— «Если что»? — она подняла брови. — То есть: если ей скучно? Если ей захотелось меня покритиковать? Или если ей приспичило проверить, постирала ли я вовремя свои носки?
— Не утрируй, — буркнул он. — Она же не враг.
— Для меня — враг, — твёрдо сказала Марина. — Потому что я год пытаюсь объяснить тебе: она разрушает нас. Она не просто «мама». Она человек, который лезет в наш быт, в нашу жизнь, в мои вещи — и делает это, потому что ты позволяешь.
Илья вскочил:
— А что мне делать? Выкинуть мать на улицу?
— Нет, — Марина подошла к нему и понизила голос. — Но поставить рамки — да. Жёсткие. Понятные. И начинаются они с того, что ты забираешь у неё ключи.
Он замер.
— Ты шутишь?
— Я не смеюсь. Забери. Сегодня.
Его лицо побледнело.
— Она не поймёт…
— Она и не должна понимать! Она должна принять. И всё!
Он медленно покачал головой.
— Марин… это ты не принимаешь. Ей тяжело одной.
— Мне тоже тяжело. Но почему-то твоё сострадание распространяется только на неё.
Марина села на стул, руки тряслись.
— Ты понимаешь, что сейчас произошло? Я сегодня пришла домой — и поняла, что я в своей квартире чувствую себя в гостьях. И что хожу по ней, как будто она не моя. А у двери стоит женщина, которая забирает у меня даже свободу купить свои продукты!
Илья сел напротив, глядя в стол.
Марина заговорила тише:
— И я подумала… Если так будет ещё месяц или два — от нас ничего не останется. Нас просто сожрёт эта история. Причём она — с удовольствием.
— Ты преувеличиваешь, — пробормотал он.
Она ударила ладонью по столу так, что чайник дрогнул.
— Нет! Это ты недооцениваешь! Ты надеешься, что она изменится? Она не изменится, Илья. Люди, которые привыкли жить за счёт чужого терпения, не меняются. Они только наглеют.
Илья глубоко вздохнул:
— Мама сказала, что ты грубо с ней разговариваешь.
Марина расценила это как удар ниже пояса.
— Ах вот как… Значит, ты пришёл не поговорить. Ты пришёл меня отчитывать?
— Нет, — он поднял руки. — Просто… она очень переживает. Говорит, что чувствует себя здесь лишней.
— Лишней? — Марина рассмеялась глухо, в одно дыхание. — А меня она кем делает? Я каждый раз, когда слышу, как ключ поворачивается в замке, думаю: «Господи, только бы не она». И это в моём доме.
Они молчали. Слышно было, как в соседней квартире кто-то ругается на ребёнка, а по батарее бежит горячая вода.
Марина подняла голову:
— Илья. Давай чётко: ты забираешь ключи?
Он сжал губы.
— Нет.
Этого хватило.
Марина закрыла глаза. Потом встала, достала из шкафа дорожную сумку и начала бросать туда вещи — быстро, как будто боялась, что передумает.
— Ты куда? — Илья вскочил.
— В квартиру сестры. На пару дней. Пока ты думаешь, кто тебе важнее: жена или то, что мама скажет.
— Марина, не драматизируй…
— Это не драма, — она резко повернулась к нему. — Это последствия.
Она натянула куртку, застегнула молнию, схватила сумку.
— С тобой поговорить невозможно, — Илья прошёлся по комнате. — Ты сразу бежишь!
— Я бегу, чтобы не сломать что-то окончательно, понимаешь? — Марина опустила руку на дверную ручку. — Если я останусь сегодня — мы такого наговорим… что назад дороги уже не будет.
Илья остановился в дверях кухни.
— Значит, так просто?
Марина обернулась. Голос стал тихим, но твёрдым:
— Ничего тут простого нет. Просто… иногда, чтобы спасти себя — надо уйти.
Она вышла.
Марина уехала к сестре только на пару дней, но эти два дня растянулись, как мокрый ноябрьский снег на дорогах — липкий, серый, тянущий вниз. Илья звонил каждый вечер, но она не брала трубку. Он писал сообщения — сухие, немного обиженные, будто он не понимал, что произошло.
На третий день он просто приехал.
Сестра, Лена, впустила его, косо глянув:
— Твоя жена на кухне. Но имей в виду, Илюш, она тут не плюшки печёт. Она реально на грани.
— Я только поговорить, — пробормотал он, проходя вглубь квартиры.
Марина сидела у окна, на столе — холодный чай. Она не удивилась его появлению — будто знала заранее.
— Я не хочу ссор, — сказал он, прислонившись к косяку. — Можно просто поговорить спокойно?
Марина отставила кружку.
— Давай. Только без «мама переживает».
Он помолчал — как будто отпилили от него половину фраз.
— Ладно. Без этого.
Он сел напротив. Воздух в кухне был тяжёлый, натянутый, будто третий человек стоял между ними — невидимый, но ощутимый.
— Марин, — Илья подался вперёд, — я знаю, что ты права. Да. Мама иногда лезет. Иногда говорит лишнее. Но ты понимаешь… она привыкла быть со мной рядом всегда. Она же одна…
— Стоп, — Марина подняла ладонь. — Я сказала: без оправданий. Ты пришёл поговорить или опять объяснять, какая она несчастная?
Он замолк, почесал шею.
— Ты меня слышишь? — спросила она.
— Слышу. Ладно. Я пытаюсь сказать, что… мне тяжело между вами. Вы обе давите. И мама, и ты.
Марина усмехнулась:
— Я давлю? Тем, что прошу не лезть в мои вещи?
Он вздохнул:
— Не в этом дело. Просто… вы с ней слишком разные. И вы обе острые. И каждая тянет меня в свою сторону.
— А ты не пробовал выбрать сторону своей семьи? — Марина посмотрела прямо. — Я — твоя жена. Мы живём вдвоём. И должны быть командой. Но ты всё время стоишь между нами, как буфер. И, Илья… поверь, это не решает проблему, это только делает хуже.
Он смотрел на свои руки.
— Я понимаю, что надо забрать ключи, — тихо сказал он.
И Марина впервые за несколько дней почувствовала слабый толчок надежды. Но только на секунду.
— Так забери, — сказала она просто.
Илья поднял глаза:
— Ты не понимаешь… если я это сделаю, она решит, что я её предал. Она и так говорит, что я «холодный стал». Что ты меня от неё уводишь.
Марина стиснула зубы.
— Это её манипуляции. Ты разве не видишь?
Он резко повысил голос:
— Да вижу я! Но она моя мать! Единственный человек, который был со мной всю жизнь!
Марина встала, подойдя к подоконнику.
— Так… — сказала она тихо. — Вот мы и подходим к сути.
Илья нахмурился.
— К какой сути?
Она повернулась:
— Ты не хочешь быть взрослым. Это всё. Ты хочешь, чтобы мама была центром твоего мира. Чтобы я подстраивалась. Чтобы квартира была её территорией. Ты сам не хочешь этих ключей у неё забирать. Потому что внутри ты всё ещё мальчик, а не муж.
У Ильи дёрнулась щека.
— Ты несправедлива.
— Может. Но это правда.
Он вскочил:
— Знаешь что? Я пришёл сюда разговаривать, а ты начинаешь меня унижать!
— Я не унижаю, — Марина шагнула ближе. — Я называю вещи своими именами. Илья, если мужчина не способен сказать матери: «Мама, это наш дом, не лезь», — значит, он не готов к семье.
— Это бред!
— Нет. Это реальность.
Они стояли напротив друг друга, будто в одном шаге от взрыва.
Илья прошёлся по кухне, нервно.
— Хорошо, — выпалил он. — Я попробую поговорить с ней. Но ты должна…
— Я никому ничего не должна, — перебила Марина. — Это твоя мама. И твоя ответственность. Не я ей отдаю ключи. И не я ставлю рамки.
Он смотрел на неё, будто впервые видел.
— Так ты серьёзно хочешь, чтобы я вот так пошёл и сказал ей: «Отдай ключи»?
— Да.
Он нахмурился.
— Она устроит скандал. Она будет плакать. Она скажет, что я её предал.
Марина ответила спокойно:
— А я тебе скажу другое: если мы когда-нибудь заведём детей — хочешь, чтобы она так же лезла к ним? В школу? В комнату? В их рюкзаки? Чтобы ставила им оценки, что они едят, как спят, как живут? Чтобы решала, кто им друзья? Чтобы решала за нас, как нам жить?
Илья замер. Эта мысль ударила сильнее всех.
Он сел обратно.
— Я… не думал об этом.
Марина тихо сказала:
— Потому что ты всё время думаешь, как бы маму не расстроить. А о будущем семьи — ни разу честно не подумал.
Он закрыл лицо руками.
— Я не хочу вас потерять…
Марина вздохнула:
— Тогда докажи.
Тишина повисла, как тяжёлое пальто на крючке.
И вдруг — звонок. Резкий, настойчивый, как будто кто-то ломился.
Марина вздрогнула. Илья побледнел.
Лена выглянула из комнаты:
— Похоже, это к вам.
Марина поднялась, подошла к двери… Но не успела открыть — дверь распахнулась сама. Лена не успела вставить цепочку.
На пороге стояла его мать.
В пальто, с платком, с тяжёлым взглядом, будто она уже неделю вынашивала в себе этот шторм.
— Ну здравствуйте, — сказала она низким, холодным голосом. — Я смотрю, вы тут семейный совет устроили.
Марина сделала шаг назад.
— Валентина Сергеевна… это не место и не время.
— А когда время? — старшая женщина прошла внутрь, не спросив разрешения. — Ты украла у меня сына, а теперь ещё и запрещаешь ему со мной общаться?
Илья попытался вмешаться:
— Мама, тихо…
— МОЛЧИ! — выкрикнула она. — Я тебя вырастила, я тебе жизнь отдала! А она… она манипулирует тобой! Настраивает против меня!
Марина стояла ровно.
— Я ничего не настраиваю. Мы говорим о ключах. О том, что вы…
Свекровь подняла руку:
— Ах, это всё из-за ключей? — и расхохоталась, нервно, зло. — Вот оно как… маленькой принцессе мешает, что мама может зайти. Удобненько она устроилась! У неё тут царство! Сынок у неё на поводке!
Илья попытался подойти к матери, но она оттолкнула его.
— Ты меня предал, Илюша. — Голос стал жалобным, натянутым. — Предал ради женщины, которая тебе даже ребёнка ещё не родила!
Марина вздрогнула. Это был удар в самое больное место — они пытались уже год, но не получалось.
— Мама, хватит… — прошептал Илья.
Но Марина уже не дрожала. Она стала твёрже, чем за все эти месяцы.
— Валентина Сергеевна, — сказала она спокойно, — ваш сын взрослый человек. И он вправе решать, кто и когда приходит в наш дом. Вы вторгаетесь в нашу жизнь, игнорируете личное пространство, лезете в вещи. И это недопустимо.
— Недопустимо?! — свекровь шагнула к ней почти вплотную. — А ты кто такая, чтобы мне указывать? Ты даже семьи настоящей создать не смогла! С таким характером кто угодно сбежит!
Илья посмотрел на мать так, будто впервые увидел её настоящую.
— Мама… перестань, — он сказал это тихо, но очень твёрдо.
Она повернулась к нему.
— Ты выбираешь её?
Он выдохнул:
— Я выбираю себя. И Марину. И нормальную жизнь. Без твоих визитов по утрам, без проверок, без скандалов.
Он протянул руку.
— Ключи. Отдай.
Её лицо перекосило.
— Нет.
— Мама.
Тишина стала тягучей.
И она медленно достала из кармана брелок. Пожала в руке. Вздохнула.
— Значит, тебе не нужна мать.
— Мне нужна личная жизнь, — Илья протянул ладонь.
Она бросила ключи в пол. Металлический звон разорвал воздух. Потом женщина резко развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что в коридоре звякнуло стекло.
Марина упёрлась руками в стол. Нервное напряжение давило на виски.
Илья присел на корточки, подняв ключи. Поднялся, положил их на стол.
— Я сделал, — сказал он тихо. — То, что надо было сделать давно.
Марина посмотрела на него. Он был растерянным, будто после холодного душа.
— Это не конец, — сказала она. — Она ещё вернётся с обвинениями. Ты готов?
Он посмотрел ей прямо в глаза:
— Если нужно — я поставлю дверь с новым замком, сменю телефон, отключу звонок. Я устал жить между вас. Я хочу жить с тобой… как взрослый. И как муж.
Марина глубоко вдохнула. Наконец-то. Не победа, но движение.
Она подошла ближе, коснулась его руки.
— Тогда поехали домой, — сказала она. — Но с одного условия: никаких визитов без звонка. Никаких проверок. И если она снова начнёт давить — разруливать это будешь ты. Не я.
Он кивнул.
— Договорились.
Они вышли из квартиры Лены. Был поздний ноябрьский вечер, с неба тихо падали мокрые хлопья. Ветер холодил щёки, но уже не резал — просто напоминал, что зима скоро.
Илья взял Марину за руку. Неловко, будто впервые.
— Спасибо, что не ушла насовсем, — сказал он.
Марина ответила, глядя прямо перед собой:
— Спасибо, что наконец-то понял.
Они шли по двору — две фигуры под тусклыми фонарями. За их спинами закрылась дверь — громко, но уже не страшно.
А впереди была их квартира. Пусть маленькая. Пусть непростая. Но их. Только их.
И впервые за долгое время Марина почувствовала:
— Теперь можно начинать заново. Хотя бы попытаться.
Размышления одинокого мужчины о том, как его чёрт попутал