— Мама, я не приеду, — сказала Алиса сразу, даже не поздоровавшись. Голос дрогнул, но она заставила себя не смягчиться.
На том конце повисла пауза. Долгая, тягучая, будто воздух сгустился и застрял в телефонной трубке.
— Алисонька, что значит — не приедешь? — наконец прорезался хрипловатый голос Светланы Петровны. — Ваня уже с утра носится по квартире, спрашивает, где тётя. Маша платье новое надевает — для тебя. Ты… как это?
Алиса сидела на краю кровати в своей тесной комнате общежития, ноги поджала, руки тряслись. На столе разложены конспекты, маркеры, недопитая кружка холодного чая. Она смотрела на телефон, как будто тот мог дать правильный ответ.
— Мам, у меня зачёт в понедельник. Я уже неделю не спала как человек. Я должна остаться.
— Ты всегда всё успевала! — неожиданно повысила голос мать. — А я? Я одна с тремя детьми, с утра до вечера. Ты думаешь, мне легко? У тебя молодость, силы… Ты мне помощь обещала.
Сердце Алисы сжалось. Каждый раз одно и то же. Вечером пятницы звонок, обещания «в последний раз», дорога на старый автобусный вокзал и сто сорок километров до маленького города, где пахнет чужим детством и вечным усталым супом на кухне. Там трое детей — словно три шторма, обрушивающиеся на неё одновременно.
— Мам, но ведь это не мои дети! — сорвалось с губ. — Это дети Ларисы. Она должна…
— Не смей! — оборвала мать резко, и Алиса почти физически почувствовала, как этот крик ударил ей в грудь. — Она моя дочь. И дети её — мои внуки. А ты — сестра. Семья. Тут не выбирают.
Тишина. Алиса кусала губу до крови.
И вдруг в дверь её комнаты постучали. Она вздрогнула. За дверью стоял Витя — сосед по блоку, вечно с книгой по философии, сутулый, в вытянутом свитере. Он прищурился:
— Всё нормально? Ты кричала.
Алиса мотнула головой, приложив палец к губам. Но голос матери снова раздался так громко, что Витя услышал:
— Если ты сегодня не приедешь, я не знаю, что будет. Я не справлюсь.
Алиса закрыла глаза. Витя посмотрел на неё внимательно, без осуждения, но в его взгляде было то, чего она давно не встречала в семье: сочувствие.
— У меня мама тоже одна, — тихо сказал он, почти шёпотом. — Только у неё кроме меня никого. Я вот остался. И иногда думаю — зря.
Эта чужая исповедь, сказанная между делом в коридоре общежития, вдруг резанула по сердцу. Алиса поймала себя на том, что впервые за долгое время захотела расплакаться.
— Мам, — произнесла она в трубку ровно, почти чужим голосом. — Я не приеду. И точка.
— Тогда ты меня предала, — сухо сказала Светлана Петровна. — Запомни: мать не предают.
Гудки. Конец разговора.
Всю ночь Алиса не спала. Она то и дело вспоминала слова: «мать не предают». Как будто ножом по коже. Она пыталась читать лекцию по психологии — «социальные роли и семейные сценарии», — но слова прыгали, складывались в издёвку. Сценарий их семьи давно был написан: старшая сестра — безответственная красавица, мать — уставшая мученица, а младшая — спасатель, вечно виноватая.
Под утро Алиса вышла на кухню общежития. Там уже сидела Роза — странная соседка с медицинского факультета, которая всегда что-то вязала. На этот раз у неё на спицах был ярко-красный шарф.
— Не спишь? — спросила Роза, не поднимая глаз.
— Не сплю.
— Семейное? — коротко.
Алиса кивнула.
— Знаешь, — сказала Роза, затягивая петлю, — иногда единственный способ спасти семью — это уйти от неё. Иначе утонешь вместе.
Слова прозвучали как приговор. Алиса вдруг почувствовала, что её жизнь — это чья-то чужая игра, где она всегда пешка.
Вечером субботы её телефон всё же зазвонил снова. На экране — «Лариса». Алиса взяла.
— Ну что, героиня, — зашипела сестра. — Ты решила показать характер? А мама теперь одна с детьми. Ваня болен, Машка ревёт, Тима в соплях. А я? Я в Москве! У меня встреча! Очень важная!
— Твои дети — твоя встреча, — устало ответила Алиса.
— Ты не смеешь так говорить! — Лариса сорвалась на крик. — Я стараюсь для них, чтобы был мужчина рядом, который нас вытащит! А ты… Ты просто эгоистка.
Алиса смотрела в тёмное окно. В отражении было её собственное лицо — уставшее, чужое. Она понимала: сестра никогда не изменится.
И в этот момент за её плечом появился Витя, держащий в руках стопку книг. Он наклонился и сказал:
— Если хочешь, поехали вместе. Я помогу.
Эта фраза прозвучала так неожиданно, что Алиса не знала, смеяться или плакать. Витя — с его вечной сутулостью и философскими трактатами — вдруг предлагал вмешаться в её семейный кошмар. Но в глубине души она почувствовала: именно таких неожиданных союзников и не хватало всё это время.
Где-то далеко, в маленьком городе, мать снова резала овощи на ужин, дети кричали, Лариса врала о «важной встрече». А здесь, в душном общежитии, рождался новый конфликт: что делать Алисе — вернуться к привычному кругу жертвенности или впервые в жизни попробовать выстроить собственные правила игры.
Она посмотрела на Витю. Он ждал ответа.
— Поехали, — неожиданно сказала она. — Только не к ним. Сначала ко мне домой. В мою историю.
И Алиса впервые за долгое время улыбнулась.
Алиса и Витя ехали в электричке. Вагоны тряслись, лампы мигали, а люди вокруг выглядели так, словно всю жизнь провели в этом бесконечном движении между маленькими станциями. Витя читал какую-то толстую книгу без обложки, карандашом помечал поля, и только изредка поглядывал на Алису.
Она сидела, прижавшись лбом к стеклу, и чувствовала, как в груди скопился ком. С одной стороны — вина: она оставила мать с детьми. С другой — злость: её опять пытались заставить жить чужой жизнью. И теперь ещё странный сосед по общаге едет с ней, будто бы это его тоже касается.
— Ты уверен, что тебе это надо? — спросила Алиса.
— Мне? — он поднял глаза. — Я вообще ни в чём не уверен. Но у тебя в голосе столько усталости, что одному туда ехать нельзя.
Алиса усмехнулась. Не привыкла она к тому, что кто-то думает о ней, а не о своей выгоде.
На станции их встретил пустой, сырой вечер. Уличные фонари горели вполнакала, пахло жжёными листьями. Алиса знала эту дорогу с закрытыми глазами: пройти мимо старого магазина, где когда-то продавали мороженое «пломбир» по рублю, свернуть во двор с облупленными качелями и потом подняться на четвёртый этаж серого дома.
У подъезда сидела старуха с газетой, продавала семечки в бумажных кулёчках. Она подняла глаза на Алису и вдруг сказала:
— А, это ты, доченька Светланы. Давненько не заходила. Мать твоя совсем загибается. Всё на ней, а Лариска по мужикам бегает.
Алиса застыла. Даже здесь, у подъезда, все знали их семейные истории. И это было как будто ещё больнее.
— Спасибо, баба Нюра, — тихо ответила Алиса и потащила Витю за собой в подъезд.
Дверь открыла сама мать. Лицо серое, губы сухие, под глазами синяки. Но стоило ей увидеть дочь, как глаза засветились, и она сказала совсем не тем голосом, что был в телефоне:
— Алисонька! Всё-таки приехала!
Она потянулась к дочери, прижала к себе, а потом вдруг заметила Витю.
— Это кто?
— Сосед по общаге, Витя. Я… мы вместе учимся.
Светлана Петровна молча посмотрела на него, оценивающе, словно через него проходил экзамен. Потом кивнула.
— Проходите.
Внутри квартиры был привычный балаган. Ваня носился с пластмассовым мечом, размахивал, кричал, что он «король». Машка сидела на полу, обиженно пыхтела, складывая кукол в ряд. Тимофей хныкал, тянул руки к бабушке.
И в этой суматохе, как всегда, не хватало одного — самой матери этих детей.
— Лариса где? — спросила Алиса, снимая куртку.
— На встрече, — устало сказала мать. — Сказала, вернётся к ночи.
Алиса сжала зубы. Хотела взорваться, но Витя тронул её за руку, и она промолчала.
Вечером, когда дети наконец уснули (Машка — с капризами, Ваня — с обидой, Тима — с плачем), в кухне закипал чайник. Мать достала трёхлитровую банку с малиновым вареньем, наложила в блюдце.
— Садитесь. Угощу. — Голос её дрожал от усталости, но в нём было что-то ласковое, почти виноватое.
Они сидели втроём за столом. Витя молчал, пил чай и слушал. Алиса решилась:
— Мам, ты не можешь так больше. Ты устанешь, ты уже умираешь от этой нагрузки.
— А что мне делать? — резко спросила мать. — Бросить детей? Сказать: «это не мои»? Ты же сама знаешь: если я их не возьму, они будут одни. Ты хочешь, чтобы их в приют отдали?
Алиса опустила глаза. Это был тот самый аргумент, который каждый раз лишал её сил. Но на этот раз вмешался Витя.
— Простите, я чужой человек. Но, может, надо Ларису заставить? Есть же опека, соцслужбы…
— Ты ничего не понимаешь! — взорвалась Светлана Петровна. — Это моя дочь! Ты думаешь, я позволю чужим тёткам вмешаться в нашу жизнь?
Алиса смотрела на мать и понимала: вот он, главный корень их беды — не Лариса даже, а эта бесконечная материнская жертвенность, которая уже превратилась в зависимость.
Поздно вечером Лариса вернулась. Ворвалась в квартиру в ярком платье, с новой причёской. От неё пахло дорогим парфюмом и шампанским. Она увидела Алису, приподняла брови.
— Ну надо же, младшая сестрица. Решила всё-таки приехать?
Алиса почувствовала, как внутри закипает. Но первой заговорила мать:
— Лара, у нас гость. Это Витя, одногруппник Алисы.
Лариса смерила его взглядом, хмыкнула.
— О, а ты быстро нашла замену. Мама, гляди, Алиса теперь с кавалером. Может, тоже детей заведёт, чтоб знала, каково это!
Алиса побледнела. Витя молча сжал кулаки.
— Хватит! — неожиданно резко сказала мать. — Я больше не могу. Лара, или ты начинаешь сама справляться со своими детьми, или я… я не знаю. Но я не вывезу.
В комнате повисла тишина. Лариса даже растерялась. Никогда мать так не говорила.
— Мам, ну что ты… Я же всё ради них. Я ищу человека, который нам поможет. Ну ещё чуть-чуть потерпи…
— Я не потерплю. У меня сердце не железное, — тихо ответила мать.
И вдруг в разговор вмешался Ваня. Он проснулся и вышел на кухню, тёр глаза кулачками.
— Мам, ты когда домой вернёшься насовсем? — спросил он, глядя прямо на Ларису.
Она замерла. Взрослые застыли вместе с ней. И только ребёнок сказал то, чего боялись все.
Алиса смотрела на племянника и понимала: главный конфликт теперь не между ней и матерью, а между этими детьми и их собственной матерью, которая давно жила в иллюзии.
Позже, когда все разошлись по комнатам, Алиса вышла на балкон. Витя стоял рядом, курил, хотя раньше она его за этим не видела.
— Тяжело у вас, — сказал он. — Знаешь, мне кажется, у твоей сестры нет никакого плана. Она просто… плывёт.
— А мама идёт за ней на дно, — ответила Алиса.
Они стояли молча, глядя на двор, где под фонарём снова сидела баба Нюра и щёлкала семечки. Казалось, время застыло, но внутри назревал взрыв.
Алиса чувствовала: это ещё не конец. Скорее — начало того, что перевернёт их семью.
И действительно: утром, когда Алиса собралась уходить, в дверь позвонили. На пороге стоял мужчина в дорогом пальто и с портфелем.
— Я ищу Ларису, — сказал он уверенно. — Скажите, она дома?
И вот тогда-то всё и закрутилось. Потому что с этого утра в их семью вошёл новый человек — тот, кто станет катализатором для событий, которые перевернут всё.
Мужчина в дорогом пальто вошёл в квартиру уверенно, как хозяин. В руках — кожаный портфель, от него пахло свежим парфюмом и дорогим кофе. Лариса, услышав голос у двери, вылетела из комнаты, словно стрела.
— Олег! — она почти закричала, бросилась к нему на шею. — Ты пришёл!
Алиса смотрела, как сестра вцепилась в этого гладко причёсанного человека, и ей стало мерзко. Всё было похоже на театральную постановку: он — сдержанный, почти холодный, она — восторженная, как школьница.
— Знакомьтесь, — сказала Лариса, сияя. — Это Олег. Человек, который всё изменит.
Мать поднялась из-за стола, но пошатнулась. Алиса успела подхватить её. Сердце билось у Светланы Петровны неровно.
— Мам, сядь, — прошептала Алиса, но та упрямо выпрямилась.
— Очень приятно, — произнесла она, натянуто улыбнувшись. — У нас шумно, дети… сами понимаете.
Олег окинул квартиру взглядом. Взгляд был оценивающий, как у человека, выбирающего невесту вместе с приданым. Ваня в это время выскочил из комнаты с мечом и замер, увидев чужого мужчину. Машка робко выглянула из-за двери. Тимка хлюпал носом.
— Это мои дети, — поспешно сказала Лариса, заметив его взгляд. — Но они… ну, они хорошие!
Алиса почувствовала, как злость скручивает её изнутри. «Они хорошие» — сказала она про своих собственных детей так, будто оправдывалась.
Вечером, когда все уселись за стол, атмосфера стала напряжённой. Мать пыталась налить всем чай, руки её дрожали. Олег сидел прямо, аккуратно разложив салфетку.
— Я пришёл, потому что решил: хватит жить наобум, — сказал он. — Лариса заслуживает лучшего. Но я сразу должен видеть картину целиком. У неё — трое детей. У неё мать. У неё сестра. Это всё — часть сделки.
Слово «сделка» ударило Алису, как плеть. Она не выдержала:
— Мы не сделка! Мы — люди!
Олег посмотрел на неё с холодной насмешкой.
— Молодая девушка, вы слишком эмоциональны. Если хотите, чтобы Лариса устроила жизнь, придётся учитывать реальность. И реальность такова: либо семья становится ресурсом, либо обузой.
Мать опустила голову. Лариса кусала губы, но молчала.
И тут вдруг Ваня, услышав слово «обуза», вскочил на стул.
— Мы не обуза! Мы рыцари! У нас мама самая лучшая! — закричал он и замахал мечом.
Олег отшатнулся. Алиса встала рядом с мальчиком.
— Правильно, Ваня. Никто не имеет права так о вас говорить.
Мать подняла глаза, и в них впервые за долгое время мелькнула сила.
— Олег, — твёрдо сказала она. — Уходите. Мне не нужен зять, который называет моих внуков обузой.
Лариса побледнела.
— Мам! Ты что делаешь?!
— Я делаю то, что должна была давно, — ответила Светлана Петровна. — Я устала жить чужой жизнью.
Олег, хмыкнув, поднялся и ушёл, хлопнув дверью. Лариса кинулась за ним, но Алиса остановила её:
— Пусть идёт. Он никогда не собирался быть отцом твоим детям.
Сестра стояла в коридоре, тряслась, потом вдруг заплакала. Не показно, а по-настоящему — всхлипывая, размазывая тушь по лицу. Дети выбежали и вцепились в неё. Машка тихо спросила:
— Мам, ты теперь с нами?
Лариса закрыла глаза. Ответа у неё не было.
Позже, ночью, когда все уснули, Алиса сидела на кухне. Напротив неё — Витя, задумчивый, с чашкой чая.
— Вот видишь, — сказал он. — Иногда надо пройти через боль, чтобы хоть кто-то прозрел.
— Думаешь, Лариса изменится?
— Не знаю. Но теперь выбор за ней. А у тебя, наконец, есть жизнь. Своя.
Алиса слушала тишину в квартире. Впервые за много лет она чувствовала: что-то действительно изменилось. И ствол их старого семейного конфликта наконец дал трещину.
— Ты моя жена, значит, и моей маме помогать обязана! — заявил муж, словно это прописано в брачном договоре