Ольга стояла у кухонного окна, машинально протирая и без того чистую тарелку полотенцем. В доме пахло сдобным тестом и ванилью — она затеяла пироги, пытаясь хоть как-то заглушить тревогу, поселившуюся в душе неделю назад.
Тревога эта имела вполне конкретное имя и отчество — Людмила Петровна, старшая сестра её мужа Антона. И, конечно же, её благоверный супруг Геннадий, человек с вечно бегающими глазками и липкими ладонями.
— Олюшка, ну ты чего опять хмурая? — на кухню заглянул Антон. Вид у него был виноватый, как у нашкодившего пса. Он прекрасно понимал, почему жена не в духе, но, как обычно, пытался сгладить острые углы своей мягкой улыбкой. — Родня же всё-таки. Не чужие люди.
Ольга тяжело вздохнула, отставила тарелку и повернулась к мужу.
— Антон, мы это обсуждали. Твоя сестра терпеть меня не может. В прошлый их визит три года назад они умудрились разбить мою любимую вазу, прожечь скатерть сигаретой и, уезжая, даже не извинились, сказав, что «вещизм — это грех». А теперь они просятся пожить в нашем летнем домике? На две недели?
— Ну у них ремонт! — горячо зашептал Антон, подходя ближе и обнимая жену за плечи. — Сама понимаешь, в городе пыль, грязь, дышать нечем. А у Люды астма. Они тихонько посидят в гостевом домике, ты их даже видеть не будешь. Я им сказал: к Ольге не лезть, на огород ни ногой, питаться будут сами.
Ольга высвободилась из объятий. Ей хотелось верить мужу. Антон был хорошим человеком, добрым, работящим. Этот дом, их крепость, они строили вместе десять лет. Кирпичик к кирпичику. Ольга, работая главбухом, экономила каждую копейку, Антон, инженер с золотыми руками, сам делал проводку, отопление, внутреннюю отделку. Теперь, когда им обоим было уже за пятьдесят, они наконец-то могли выдохнуть и пожить для себя.
Летний домик, о котором шла речь, был гордостью Ольги. Изначально это был старый сарай на краю участка, но два года назад они перестроили его в уютный гостевой флигель. Своя маленькая кухня, спальня, душевая, веранда, увитая девичьим виноградом. Там было всё новое, чистое, подобранное с любовью. И пускать туда Людмилу с её вечными претензиями и Геннадия, любителя «принять на грудь», Ольге не хотелось до зубовного скрежета.
— Ладно, — сдалась она, видя умоляющий взгляд мужа. — Но две недели, Антон. Не больше. И если я увижу хоть один окурок на газоне или услышу пьяные песни после десяти вечера, я их выселю лично. И мне будет всё равно, что скажет твоя мама.
Антон просиял, поцеловал её в щеку и убежал звонить сестре. А Ольга осталась на кухне с тяжелым сердцем. Интуиция, та самая, женская, выработанная годами, настойчиво шептала: «Жди беды».
Ольга не была параноиком, но она была бухгалтером. А бухгалтеры привыкли доверять фактам, а не словам. Поэтому на следующий день, когда Антон уехал на работу, а до приезда гостей оставалось еще два дня, она сделала то, о чем никому не сказала.
Она пошла в летний домик. Там пахло свежим деревом и чистотой. На полке стояли книги, на кровати лежало лоскутное одеяло, сшитое её руками. Ольга достала из сумки небольшую коробочку. Это была миниатюрная видеокамера, реагирующая на движение, которую она купила полгода назад для охраны гаража, но так и не установила — руки не доходили.
Теперь дошли.
Она спрятала устройство на верхней полке стеллажа, заставив его книгами и декоративной корзинкой с искусственными цветами. Объектив идеально просматривал гостиную-кухню — то самое место, где, по мнению Ольги, будут происходить основные события. Камера писала звук и видео, транслируя всё в облачное хранилище, доступ к которому был только у Ольги в телефоне.
«Пусть будет», — подумала она, закрывая дверь. — «Если я ошибаюсь и они действительно приехали просто переждать ремонт, я потом сама себе посмеюсь над своей мнительностью. А если нет…»
Гости прибыли в пятницу вечером.
Шум мотора старенького «Рено» разорвал тишину поселка. Из машины вывалился Геннадий, уже изрядно навеселе, и Людмила, которая, казалось, стала еще шире в объемах с их последней встречи. Следом из машины начали извлекать сумки.
Ольга, наблюдавшая за этим с крыльца основного дома, нахмурилась. Сумок было много. Слишком много для двух недель «пережидания ремонта». Огромные клетчатые баулы, коробки, даже, кажется, свернутый ковер.
— О, хозяева! — зычно крикнула Людмила, даже не поздоровавшись. — Принимайте беженцев! Антоша, иди помогай, у Гены спина!
Антон бросился таскать вещи. Ольга спустилась, вежливо, но холодно кивнула.
— Здравствуйте. Проходите, я покажу, где что.
— Да чё там показывать, разберемся! — отмахнулся Геннадий, дыхнув на неё перегаром. — Чай не во дворце.
Людмила окинула Ольгу оценивающим взглядом, задержавшись на её новых сережках.
— Хорошо выглядишь, Оль. Располнела только, да? Или это платье такое… бабское?
— Это домашнее платье, Люда, — спокойно парировала Ольга. — Ключи от домика у Антона. Правила вы знаете: у нас режим тишины, мусор сортируем, курить только за воротами.
— Ой, начинается! — закатила глаза золовка. — «Мусор сортируем». Ты бы еще заставила нас в бахилах по участку ходить. Проще надо быть, Оля, и люди к тебе потянутся. А то сидишь тут, как сыч, ни детей, ни внуков, только грядки свои полируешь.
Удар был ниже пояса. У Ольги и Антона не было детей. Так сложилось. Это была их общая боль, давно пережитая, но не забытая. Людмила знала, куда бить.
Антон, тащивший очередной баул, замер.
— Люда, прекрати, — тихо сказал он.
— А что я такого сказала? Правду говорю! Ладно, пошли, Гена, а то я устала с дороги.
Они заселились. Ольга вернулась в дом, выпила валерьянки и села в кресло. Руки дрожали. «Ничего, две недели», — уговаривала она себя. — «Всего четырнадцать дней».
Первые три дня прошли относительно спокойно. Гости спали до обеда, потом Геннадий что-то мастерил у своей машины, припаркованной у ворот, а Людмила сидела на веранде летнего домика, грызла семечки и громко разговаривала по телефону. Ольга старалась не пересекаться с ними, занимаясь своими делами в саду с другой стороны дома.
Но на четвертый день, во вторник, Ольга уехала в город по делам, а Антон был на работе. Дом остался в распоряжении родственников.
Сидя в очереди в налоговую, Ольга получила уведомление на телефон: «Обнаружено движение». Она открыла приложение.
На экране смартфона появилась картинка из летнего домика. За столом сидели Людмила и Геннадий. Перед ними стояла бутылка водки и нехитрая закуска. Но внимание Ольги привлекло не это. На столе лежали какие-то бумаги.
Ольга надела наушники и прибавила звук.
— …да ты не дрейфь, Гена! — голос Людмилы звучал хрипло и уверенно. — Я тебе говорю, они лохи. Антон у меня под каблуком всю жизнь был, что маман скажет, то и сделает. А эта цаца… Ну поорёт и успокоится.
— Люсь, ну две недели прошло почти, скоро спрашивать начнут, когда мы съедем, — загундосил Геннадий. — А квартиру мы уже сдали на год. Куда нам деваться?
Ольга почувствовала, как по спине пробежал холодок. Квартиру сдали? На год? Значит, никакой ремонт они не делают?
— Никто нас не выгонит, — Людмила стукнула кулаком по столу. — Я уже начала Антошку обрабатывать. Сказала, что у тебя сердце слабое, что тебе на свежем воздухе надо. А завтра начну жаловаться, что в городе у нас потоп, что жить там невозможно. Да и вообще… Ты посмотри, как они тут жируют! Два дома на участке! Два! А у нас с тобой двушка в панельке и кредиты. Несправедливо это, Гена. Бабка-то, покойница, говорила, что дача должна быть общей. А Антон, хитрец, всё на себя оформил, пока мы с тобой на севере были.
— Так он же строил… — робко возразил Геннадий.
— И что, что строил? Земля-то родительская была! Ну, почти. Неважно. Короче, план такой. Мы отсюда не съезжаем. Тянем время. Неделя, другая, месяц. Скоро зима. Скажем, что идти некуда. Ольга, конечно, будет визжать, но я на неё управу найду. Я тут видела, у них в сарае генератор стоит дорогой, и инструменты… Если продать, можно нам машину поменять.
— Ты чё, Люсь, воровать предлагаешь? У брата?
— Не воровать, а восстанавливать справедливость! И вообще, я тут пошарила, пока эта мегера в город уехала… — Людмила наклонилась и достала из-под стола что-то блестящее.
Ольга приблизила изображение. Это была её шкатулка. Та самая, которую она считала надежно спрятанной в комоде основного дома. Но как?!
— Ключ они под ковриком держат, идиоты, — усмехнулась Людмила, открывая шкатулку. — Смотри, Гена. Золотишко. Цепочка тяжелая, грамм двадцать будет. И колечки. Это ж всё деньги! Скажем, что цыгане заходили, или сама потеряла. Она ж склеротичка уже.
— Люсь, положи на место, — испугался Геннадий. — Это статья!
— Да положу я, положу… пока. Просто прикидываю. Мы тут, Гена, надолго. Я этот домик себе облюбовала. Тут тепло, светло. Ольгу выживем потихоньку. Доведем её. У неё давление скачет, я знаю. Пару скандалов хороших, она сама сбежит в город, а Антон тут с нами останется. Он мягкотелый, ему семья нужна, а не эта сухая вобла.
Ольга выключила трансляцию. Руки тряслись так, что она едва не уронила телефон. В груди клокотала такая ярость, какой она не испытывала никогда в жизни. Это было не просто хамство. Это было предательство. Спланированное, циничное вторжение. Они не просто приехали погостить — они приехали захватить, обокрасть и разрушить её жизнь.
Она встала, вышла из налоговой, села в машину и поехала домой. Ей нужно было успокоиться. Ей нужен был план. Просто ворваться и выгнать их сейчас — значит дать им повод выставить её истеричкой перед Антоном. Нет, действовать надо холодно.
Вечером Ольга вела себя как обычно. Приготовила ужин, накрыла на стол в основном доме. Позвала гостей.
— О, повод есть? — обрадовался Геннадий, видя запеченную курицу и бутылку коньяка на столе.
— Повод есть, — загадочно улыбнулась Ольга. — Садитесь. Антон, ты тоже садись.
Ужин начался в напряженной тишине. Людмила ела жадно, вытирая жирные губы рукой, и косилась на Ольгу. Она чувствовала: что-то не так.
— Ну, как дела в городе? — спросила золовка с набитым ртом. — Налоги заплатила?
— Заплатила, — кивнула Ольга. — И не только налоги. Я сегодня много чего интересного узнала.
— Да? И чего же? Сплетни какие?
— Не сплетни, Люда. Факты.
Ольга встала, подошла к комоду и достала ноутбук. Поставила его на край стола, развернув экраном к гостям.
— Антон, — обратилась она к мужу, — ты помнишь, я говорила, что хочу установить видеонаблюдение на участке?
— Ну… да, говорили как-то, — растерялся муж. — А что?
— Я его установила. В летнем домике.
Вилка в руке Людмилы звякнула о тарелку. Геннадий поперхнулся коньяком. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая только кашлем мужчины.
— Ты… ты что, шпионила за нами? — взвизгнула Людмила, ее лицо начало покрываться красными пятнами. — Да как ты смела?! Это подсудное дело! Личная жизнь! Антон, ты слышишь? Твоя жена — извращенка!
— Сядь! — голос Ольги прозвучал как выстрел. Она никогда не повышала голос, и от этого эффекта все замерли. — Сядь и смотри.
Ольга нажала пробел.
На экране пошла запись. Звук был отличный. Людмила и Геннадий увидели себя. Услышали свой разговор.
«Квартиру мы уже сдали на год…»
Антон побледнел. Он перевел взгляд с экрана на сестру.
«Они лохи. Антон у меня под каблуком…»
Муж сжался, словно от удара.
«Я тут пошарила, пока эта мегера уехала… Ключ они под ковриком держат…»
На экране Людмила доставала шкатулку.
Антон медленно встал. Его лицо, обычно мягкое и добродушное, закаменело. Он смотрел на экран, где его родная сестра примеряла украшения его жены и планировала, как выжить её из собственного дома.
— Выключи, — хрипло попросил он.
Ольга захлопнула ноутбук.
— Думали, я не узнаю? Я поставила видеокамеру в летнем домике и поняла, зачем туда напросилась твоя семья, — холодно произнесла жена, глядя прямо в глаза золовке. — Вы не беженцы от ремонта. Вы — оккупанты. Вы сдали свою квартиру, чтобы жить за наш счет. Вы воровали мои вещи. Вы планировали разрушить мою семью.
— Это монтаж! — закричала Людмила, вскакивая. — Это нейросети! Сейчас всё можно подделать! Антон, не верь ей! Она хочет нас поссорить! Мы твоя кровь!
Антон подошел к сестре. Впервые в жизни Ольга видела мужа таким… страшным.
— Ключ, — сказал он тихо.
— Что?
— Ключ от нашего дома. Который вы брали под ковриком. Отдай.
Людмила замялась, машинально прижав руку к карману кофты.
— Нет у меня никакого ключа!
Антон молча протянул руку и бесцеремонно сунул её в карман сестринской кофты. Людмила попыталась отбиться, но Геннадий, сидевший бледный как полотно, схватил её за руку.
— Не надо, Люся. Хватит.
Антон вытащил запасной ключ с желтым брелоком. Положил его на стол перед Ольгой.
— Собирайтесь, — сказал он, не глядя на родственников.
— Антоша, ночь на дворе! — завыла Людмила, меняя тактику на «жертву». — Куда мы пойдем? Мы выпили! Гене за руль нельзя!
— Вызовите такси. Вещи заберете потом. Или я выкину их за забор завтра утром.
— Ты родную сестру выгоняешь? Из-за этой… из-за побрякушек? Да мы пошутили! Мы просто смотрели!
— Вы сдали свою квартиру, Люда, — процедил Антон. — У вас есть деньги. Снимите гостиницу. Вон.
— Да пошли вы! — Людмила поняла, что игра проиграна. Маска слетела окончательно. — Жлобы! Куркули! Подавитесь своим домом! Чтобы он у вас сгорел! Ненавижу!
Она схватила со стола недопитую бутылку коньяка.
— Это я заберу. Компенсация за моральный ущерб! Гена, пошли! Ноги моей здесь не будет!
Геннадий, ссутулившись, поплелся за женой. В дверях он обернулся, посмотрел на Антона тоскливым взглядом побитой собаки.
— Прости, брат. Она… ну ты знаешь её.
— Знаю, — отрезал Антон. — И тебя теперь знаю. Прощай.
Хлопнула входная дверь. Потом зашуршали шины такси, которое, к счастью, приехало быстро.
В доме стало тихо. Только тикали часы на стене да шумел дождь за окном.
Ольга сидела за столом, чувствуя, как адреналин отступает, оставляя после себя опустошение. Ей было жаль Антона. Она знала, как больно разочаровываться в близких.
Муж стоял у окна, глядя в темноту. Потом подошел к столу, взял бутылку водки, которую принесли с собой гости и так и не открыли, и вылил содержимое в раковину.
— Прости меня, Оль, — сказал он, не оборачиваясь.
— За что?
— За то, что я был слепым. За то, что не защитил тебя сразу. Ты ведь говорила… а я всё «родня, родня».
Ольга подошла к нему и обняла со спины, прижавшись щекой к его широкой спине.
— Всё хорошо, Антон. Главное, что мы это выяснили сейчас. А не тогда, когда они бы уже прописались тут или чего хуже.
— Я замки сменю завтра, — сказал он глухо. — И забор поставлю сплошной. Высокий.
— Поставь.
Они стояли обнявшись, слушая, как дом, их дом, постепенно успокаивается, избавляясь от чужой, злой энергетики.
На следующее утро Антон действительно занялся замками. А Ольга пошла в летний домик. Там царил хаос: немытая посуда, разбросанные вещи, окурки в цветочном горшке (хотя они обещали курить на улице).
Ольга надела резиновые перчатки и принялась за уборку. Она вымыла полы с хлоркой, перестирала всё белье, проветрила комнаты, выгоняя запах перегара и дешевых духов Людмилы.
Когда она закончила, домик снова сиял чистотой. Она забрала камеру с полки.
«Спасибо тебе, маленький шпион», — мысленно поблагодарила она устройство.
Вечером они с Антоном сидели на веранде, пили чай с теми самыми пирогами, которые Ольга пекла в день приезда гостей. Пироги уже зачерствели, но казались самыми вкусными на свете.
— Звонила мама, — сказал Антон, глядя на закат.
Ольга напряглась.
— И что?
— Люда ей уже нажаловалась. Сказала, что ты её избила, а я выгнал на мороз пьяных.
Ольга усмехнулась.
— И ты что?
— А я отправил маме видео. Тот кусок, где Люда про неё говорит. Помнишь? «Маман что скажет, то он и сделает». И про то, как они нас обокрасть хотели.
— Жестоко.
— Справедливо, — пожал плечами Антон. — Мама помолчала минуту, потом сказала: «Понятно». И положила трубку. Думаю, Люде теперь несладко придется. Мама у нас хоть и старенькая, но властная.
Ольга сделала глоток чая. Ей было жаль, что семейные узы рвутся вот так — с грязью и болью. Но иногда нужно отрезать гнилую ветку, чтобы спасти всё дерево.
— Знаешь, — сказала она, — давай переделаем летний домик.
— Во что? — удивился Антон.
— В мастерскую для тебя. Ты же давно хотел место для своих станков. А то стоят в гараже, пылятся. А гостевой… ну его. Не хочу больше гостей. Нам и вдвоем хорошо.
Антон посмотрел на неё с такой нежностью, что у Ольги защемило сердце.
— Отличная идея, Олюшка. Просто отличная.
Они сидели на веранде, пока совсем не стемнело. Впереди была осень, потом зима с уютными вечерами у камина, потом весна и новые заботы в саду. Жизнь продолжалась. И в этой жизни больше не было места предательству, замаскированному под родственные чувства.
А камеру Ольга не убрала далеко. Положила в ящик стола. На всякий случай. Ведь мир велик, и кто знает, какие еще «родственники» могут вспомнить о них, когда им понадобится уютное местечко под солнцем. Но теперь Ольга знала: её дом — это её правила. И нарушать их она никому не позволит.
Прошло полгода. Зима выдалась снежной. Антон с удовольствием возился в своей новой мастерской, вытачивая из дерева красивые балясины для лестницы. Ольга вязала плед, сидя в кресле рядом и наблюдая за работой мужа.
Телефон Антона звякнул. Сообщение.
Он посмотрел на экран и хмыкнул.
— Что там? — спросила Ольга.
— Гена пишет. Спрашивает, нет ли у нас старого аккумулятора. А то их машина на морозе не заводится, а денег на новый нет. Люда шубу в кредит взяла, теперь голодают.
— И что ты ответишь?
Антон отложил телефон, не напечатав ни буквы.
— Ничего. У меня нет старого аккумулятора. У меня есть новая жизнь.
Он вернулся к станку. Стружка полетела золотистым фонтаном, пахнущим смолой. Ольга улыбнулась и продолжила вязать. Узор получался сложным, но красивым. Как и их судьба, которая, сделав крутой вираж, наконец-то выровнялась, оставив всё ненужное за поворотом.
— Дверь открыта — вали! — крикнула свекровь. Я встала и ушла. Через час — слёзы в телефоне: «Вернись, родная!»