— Мы выиграем суд и заберем у тебя часть квартиры! Хватит тебе жить одной в такой огромной!

— Ты меня обворовываешь, Оля. Самым настоящим образом! — голос Валерия Семёновича звенел так громко, что соседи наверняка прислушивались за стенкой.

Ольга стояла, опершись плечом о косяк кухни, и смотрела на тестя без малейшего удивления. Она уже знала: если этот человек повышает голос — значит, начинается что-то из разряда «надо спасать семью от самой Ольги».

— Может, объясните, как именно я вас обворовываю? — холодно спросила она, даже не моргнув.

— Тебе всё мало, — вмешалась Татьяна Викторовна, свекровь. — Мало внимания, мало денег, мало уважения! Сашенька у нас пашет как конь, а ты ему спасибо когда-нибудь сказала? Хоть раз? Или только счета выставляешь своей бухгалтерской мордочкой?

Ольга медленно выдохнула, поставила на стол кружку — чтобы не дрожала в руках. На улице уже ноябрь, темнеет рано, и кухонный свет бил ей в глаза, раздражая ещё сильнее. За окном моросил дождь, мокрые листы липли к стеклу.

— Я ещё раз спрашиваю, — повторила она, не повышая голоса. — Что я украла у вашего сына?

Из комнаты вышел Саша, её муж. В спортивных штанах, с телефоном в руке. На лице — смесь усталости и раздражения.

— Мам, пап, давайте спокойней… — попытался он примиряюще. — Мы разговариваем, а не на допросе.

— На допросе! — всплеснула руками свекровь. — Вот именно, что пора бы устроить! Она скрывает от тебя зарплату, Саш! Скрывает! Это нормально вообще?

Ольга хлопнула ладонью по столу:

— Я ничего не скрывала! Вы сами можете посмотреть мои переводки на общий счёт.

— Да ты специально туда копейки кидаешь! — всхлипнула Татьяна Викторовна. — Чтобы мой сын потом ходил и у всех занимал!

Саша поморщился.

— Ма, ну что ты опять?.. Никто я не занимаю.

— Да? — отец вскинул брови. — А те три тысячи у меня позавчера ты на что брал? На «бензин»? Это бензин, да? А на самом деле… — он ткнул пальцем в сторону Ольги. — Это потому что жена твоя копит на что-то своё, а на тебя ей плевать!

Ольга резко подняла голову:

— На что моё? На остров в океане, что ли? На что я там коплю, объясните?

Свекровь прищурилась:

— На новую квартиру, вот на что. Мы всё видим. Ты откладываешь, откладываешь… А Сашенька твой потом голый, босый — и без поддержки!

Саша попытался вмешаться:

— Мам, хватит. Это не так. У нас всё нормально…

— Не нормально! — рявкнул отец. — Мужик без имущества — это не мужик. А твоя жена держит всё под своим контролем, как шулер карты!

Ольга почувствовала, как её смех подступает сам собой — резкий, нервный.

— Так… Стоп. Значит, я теперь и шулер, и воровка, и контролирующая мегера? Может, сразу скажете, чего вы хотите? Переписать на Сашу мою квартиру? Или предложите открыть доступ к личному счёту? Давайте без вот этих намёков.

Муж смутился, сделал шаг вперёд, потёр шею.

— Оль, ну… — он замялся. — Может, имелось в виду, что… Ну… было бы честнее, если бы мы вместе решали, куда деньги идут?

— Мы и так вместе решаем, — отчеканила она. — Просто я не обязана показывать вашу маме свою банковскую выписку.

Татьяна Викторовна вспорхнула:

— Значит, скрываешь! А если бы там ничего не было, показала бы! У нас в семье так не принято — таить от мужа!

Ольга резко повернулась к Саше:

— Ты тоже так считаешь?

Он растерянно моргнул:

— Я… ну… наверное, действительно странно, что ты не хочешь показывать…

— Я не обязана! — перебила она. — Мы взрослые люди. Есть общий счёт — я туда перевожу. Что ещё вам надо?

Муж обречённо пожал плечами:

— Понимание…

— Понимание чего? — голос Ольги сорвался. — Что твои родители считают меня паразитом? Или что ты, взрослый мужик, позволяешь им спрашивать у меня, сколько я зарабатываю?

Отец снова ударил кулаком по столу:

— Да потому что мы за тебя переживаем! Тебя она скоро бросит — вот и копит на побег!

Ольга застыла. Саша резко вскинул голову:

— Пап! Ты чё несёшь?!

Но было поздно.

Её будто ударили.

— На побег… — медленно повторила она. — Значит, так вы думаете? Что я коплю, чтобы сбежать от вашего сына?

Свекровь тут же вставила:

— А разве нет? Ты же холодная, Оля! Вечно занята, вечерами сидишь со своими таблицами! Какой нормальный муж такое выдержит?

— Нормальный муж — разговаривает с женой, а не тащит родителей в наш конфликт! — выпалила она.

Саша сморщился:

— Я никого не тащил, они сами…

— Ага, сами. Пусть. Но ты промолчал. Опять. Вот в чём проблема.

Муж отвёл взгляд. И Ольга поняла: всё. Хребет надломился.

Она шагнула к шкафу в коридоре, достала свою сумку, начала складывать туда документы.

— Ты куда? — испуганно спросил Саша.

— На воздух, — ответила она, не глядя. — Потому что если я останусь, я скажу твоей маме много лишнего. И твоему отцу тоже.

— Оля, стой. Пожалуйста. Давай поговорим нормально…

— Поздно, — бросила она через плечо.

Но Татьяна Викторовна не могла остановиться:

— Правильно, беги! От разговора сбежала, как всегда. Нечего сказать!

Ольга застегнула сумку.

— Говорить с вами невозможно. Скажешь одно — вы перевернёте как выгодно. Повернёте против меня, против нас. А Саша будет стоять и хлопать глазами, как будто его это не касается.

Муж шагнул к ней:

— Оль, не надо так…

— А как надо? — её голос стал шепотом, но ледяным. — Как твоя мама скажет? Или как папа?

Тесть усмехнулся:

— Видишь, сын? Я тебе говорил. Она тебя не уважает.

— Да я никого тут не уважаю — после такого, — спокойно сказала Ольга. — Вы мне чужие люди. Совершенно.

Она натянула куртку, обула ботинки.

Саша попытался остановить её у двери:

— Ну не уходи. Давай… ну, давай я их отправлю, поговорим…

Ольга подняла взгляд на мужа. Ни злости. Ни обиды. Просто пустота.

— Саша, — произнесла она очень тихо. — А ты когда-нибудь вообще был на моей стороне?

Он опустил глаза. И этот ответ был громче любых слов.

Ольга открыла дверь.

— Я вернусь сегодня. И завтра. И послезавтра. Я не ухожу из семьи. Я ухожу из этой… — она поискала слово, — из этой истерики. Мне нужно остыть. А тебе — подумать, кем ты хочешь быть: мужем или сыном своей мамы.

Татьяна Викторовна громко фыркнула.

— Да уйди уже! Дверь сквозит!

Ольга вышла и захлопнула дверь так, что посыпалась пыль с верхнего проёма.

Во дворе пахло сыростью, мокрым железом и сигаретным дымом — у подъезда стоял сосед с бесконечной сигаретой. Он кивнул ей:

— Опять ругались? Слышно было на лестнице.

Ольга устало улыбнулась:

— Немного.

— Да они тебя замучают, — сказал он, стряхивая пепел. — У нас тоже такая семья была. Сначала они тебе в уши дуют, потом в карман лезут.

— Уже лезут, — горько усмехнулась она.

— Саша-то хоть мужик? — спросил он искренне.

Ольга пожала плечами:

— Пока не уверенна.

Сосед хмыкнул:

— Ну, так определяйся. Ты девка-то хорошая. Чего тебе нервами торговать.

Она попрощалась и пошла вдоль дома, в сторону остановки. Шёл мелкий дождь, прилипал к волосам, стекал за ворот. Но ей даже нравилось — смывало жар от спора.

Телефон завибрировал. Сообщение от Саши:

«Оль, вернись. Поговорим.»

Она не ответила.

Через минуту:

«Прости. Они перегнули. Я поговорю с ними.»

И снова тишина.

Потом:

«Ты мне нужна. Давай не доводить до ерунды.»

Ерунды.

Она села на мокрую лавочку под деревом и уставилась в серое небо.

Внутри росла одна мысль, тяжёлая, как бетон: это не ерунда. Это начало конца.

Но она ещё не знала, насколько.

И что впереди — не просто ссоры.

А обман. Предательство. И то, от чего уже не отмахнёшься смехом.

— Оль, нам надо поговорить. Срочно.

Сообщение от Саши пришло ранним субботним утром. За окном висел мокрый ноябрь: серость, сырость, мелкий дождь, который будто издевается — ни зонт не спасает, ни капюшон.

Ольга сидела на своей кухне — маленькой, тёплой, с кружкой кофе, который остыл, хотя она к нему ни разу не притронулась. За последние два дня она так и не ночевала дома у родителей или подруги — оставалась в квартире, но спала урывками. В голове крутились голоса свекрови, тестя, собственные крики.

Она не считала, что права. Но считала, что унижаться — последнее, на что пойдёт.

И вот — сообщение.

Она ответила коротко:

«Говори. Я дома.»

Саша не стал писать. Через пятнадцать минут раздался звонок в дверь.

Ольга медленно подошла, открыла.

Саша стоял на пороге — помятый, невыспавшийся, с глазами, как будто он всю ночь не спал. Без родителей, что уже казалось чем-то новым. Держал пакет из супермаркета.

— Привет… — он нервно сглотнул. — Я… купил булочки. Ты любишь с корицей…

— Я люблю тишину, — перебила она, открывая проход. — Заходи.

Он прошёл в квартиру, снял куртку. Постоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Давай сразу, — сказала Ольга, опираясь на столешницу. — Без предисловий.

Саша кивнул, несколько секунд собирался с мыслями.

— Оль… Я… Короче. Мама вчера была у юриста.

Ольга даже не удивилась.

— И?

— И… — он почесал затылок, будто это могло помочь, — она… ну… отправила ему фотки наших чеков и выписок, которые я ей когда-то показывал.

Ольга резко вскинула голову:

— Каких выписок?

— Ну… — он сглотнул, — тех, где мы ремонт делали. Помнишь? Когда я платил за стены и за мебель. Она говорит, что это можно… ну… при желании… трактовать как вложения в твоё имущество.

Ольга закрыла глаза:

— То есть… ты ей дал наши чеки?

— Да давно! — он поднял руки. — Тогда это было просто чтобы похвастаться, что я мебель покупаю. Я не думал…

— Конечно, не думал, — горько усмехнулась она. — Ты же вообще ни о чём не думаешь, пока мама не скажет.

Он резко двинулся вперёд:

— Ну не начинай! Я пришёл мириться!

— С чем? — Ольга скрестила руки на груди. — С тем, что твоя мама собирается доказать через суд, что ты вложился в мою квартиру? И поэтому хочешь получить долю? Или что там ваш юрист наговорил?

Саша сел на стул, устало провёл ладонью по лицу.

— Я не хочу судиться. Честно. Но мама сказала… ну… если мы разведёмся, то она не позволит тебе оставить меня «ни с чем».

Ольга вскинула брови:

— А ты сам считаешь, что я должна тебе что-то оставить?

Он молчал. И это молчание было хуже крика.

— Саша, скажи прямо, — потребовала она. — Ты считаешь, что тебе положено?

Он снова опустил глаза. И тогда всё стало ясно.

— Ты… — голос Ольги сорвался. — Ты реально веришь, что мне надо делиться?

Он заерзал, понизил голос:

— Оля… Ну мы же семья. Я же не чужой. Если бы ты меня любила… ну… ты бы не держалась так за квадратные метры. Это же… — он запнулся, — …мелочь.

— Мелочь? — Ольга рассмеялась так, что взгляд у него дрогнул. — Мелочь — это купить хлеб или заправить машину. А квартира — это моя жизнь, мой труд, мои ночные смены, мои отчёты, мои нервы! Я её, чёрт возьми, выплатила сама. А ты называешь это мелочью?

— Ну… — он едва слышно пробормотал, — если любить, то делиться не жалко…

Она подошла ближе, наклонилась:

— А ты чем поделился? Родителями?

Он вспыхнул:

— Ну зачем ты так?! Я люблю тебя!

— Да? — она одеревенела. — Покажи как.

Он замолчал.

И тут зазвонил его телефон.

Он глянул на экран. Мама.

Ольга вытянула шею, произнесла медленно:

— Бери. Давай. Послушаем.

Саша дрогнул, но ответил:

— Мам, я… да… у Оли… Нет, без вас… Мам, подожди… Мам, ну подожди, пожалуйста…

Ольга слышала только пронзительный металлический голос через динамик.

— Сашенька! Немедленно выходи! Ты не обязан там сидеть и слушать её! Она тобой манипулирует! Ты мужчина или кто?!

Саша прижал телефон к груди и прошептал:

— Я… я сейчас отключусь…

— Не отключишься, — Ольга отошла на шаг, скрестив руки. — Говори при мне. Честно.

Он поднял телефон к уху.

— Мам… я поговорю с Олей. Сам. Без…

Крик через динамик был такой, что Ольге стало смешно — не от радости, а от абсурдности момента.

— Саша! Если ты сейчас уйдёшь от решения, я — я сама поеду к юристу! Ты не понимаешь, что её надо проучить! Она считает тебя тряпкой! И правильно считает, раз ты позволяешь ей…

Ольга не выдержала.

Она подошла к Саше, взяла телефон и спокойно сказала:

— Татьяна Викторовна. Ваш сын не тряпка. Он просто замучен вашим контролем. И да — я считаю, что вы вмешиваетесь туда, куда не должны.

— Положи трубку, — прошипела свекровь. — И запомни: ты нищая без нашего Саши. Нищая!

Ольга расхохоталась:

— Нищая? Я? С ипотекой, которую закрыла сама? С работой, которую вы называли «смешной»? С доходом, который вы считаете слишком большим для женщины?

— Ты без нас никто! — заорала свекровь.

— Ну, попробуйте убедить в этом суд, — Ольга нажала «отбой» и протянула телефон обратно Саше. — А теперь давай честно. Ты хочешь жить со мной или с мамой?

Саша нервно сглотнул:

— Я… хочу жить с тобой. Но… но…

— Но что? — она вгляделась в его глаза, как будто пытаясь разглядеть остатки того человека, которого полюбила.

Он не выдержал и признался:

— Мне… мне страшно быть одному. Понимаешь? Я не хочу выбирать. Я не умею… Я не умею жить без мамы. Она всю жизнь рядом. Она всегда подсказывала. Я… — он потер лоб. — Я не знаю, что делать.

Ольга отступила назад. Слова ударили сильнее любого крика.

— Значит, так, — сказала она тихо. — Я не твой воспитатель и не психотерапевт. И твоя мама — не наш семейный психолог. Я устала быть в треугольнике.

— Оля… — он шагнул вперёд.

— Нет. Сядь, — она указала на стул. — Сейчас я скажу последнее. И либо мы решим, либо расходимся.

Он сел. Сгорбился. Ждал.

Ольга встала напротив, опираясь ладонями о стол.

— Я предлагаю простой выход. Ты прекращаешь обсуждать наши деньги с родителями. Перестаёшь передавать им чеки, фотки, разговоры, жалобы. Понимаешь? С этого дня — никаких разговоров с мамой на тему наших финансов. И ты признаёшь: квартира — моя. Не общая. Моя. Точка.

Саша выдохнул:

— Это сложно…

— Не сложно, — отрезала она. — Это выбор. Или ты — взрослый. Или ты — сын мамы. А я не могу и не хочу жить втроём.

Он молчал. Долго. Нервно щёлкал пальцами. Потом прошептал:

— Я… не смогу.

Ольга закрыла глаза, на секунду прижав пальцы к переносице. И вдруг в ней наступил покой. Лёгкий, чистый.

— Тогда всё, — сказала она спокойно. — Я подаю на развод.

Саша вскочил:

— Подожди! Ты что! Нет! Ты же сама говорила, что не уходишь! Ты… ты же меня любишь!

— Любила. Пока ты не начал выбирать маму в каждом конфликте.

Он схватил её за руки:

— Ну не надо так! Давай попробуем ещё! Я… я готов стараться!

— Стараться или быть сильнее мамы? — уточнила она.

Он опустил руки.

— Я… не могу ей отказать.

— Всё ясно, — Ольга кивнула. — Мы закончили.

Саша отчаянно пытался её остановить:

— Но я не хочу разводиться! Я тебя люблю!

— Любовь — это действие, — спокойно ответила она. — А не мамин голос в динамике.

Он сел, обхватив голову руками. Вцепился пальцами в волосы.

— Я не справлюсь без тебя…

— Это не моя ответственность, Саша, — она подошла, легонько коснулась его плеча. — Я тебя правда любила. Но жить как подчинённая твоей матери — нет. Прости.

Он прошептал:

— Оля… не уходи…

— Я останусь в квартире. Ты можешь забрать свои вещи.

Он смотрел на неё красными глазами. Ему было больно. Но уже поздно.

— Ты уверен, что так хочешь? — спросила она напоследок.

Он тихо выдохнул:

— Я… не знаю, чего хочу. Кроме одного — чтобы мама не страдала.

Ольга сжала губы, отвернулась, подошла к двери.

— Тогда всё правильно. Потому что я не собираюсь жить там, где моё мнение — вторично.

Саша поднялся, подхватил куртку, пакет с булочками. Постоял на пороге, не зная, что сказать.

— Ты… позвонишь? — спросил он почти шёпотом.

— Нет. — Ольга открыла дверь. — Теперь ты должен научиться жить сам.