Утро началось, как обычно, с мелкого, но драматичного апокалипсиса. Игорь швырнул что-то на пол. Омлет. Тарелка разлетелась на три кусочка, омлет — на шесть. Один кусок прилип к ножке стола, второй — к тапку Игоря. Третий… лучше не уточнять.
— Ты его чем солила? Своими слезами? — раздражённо протянул Игорь, поддевая вилкой то, что осталось на тарелке. Он говорил так, будто пробует блюдо за тысячу рублей в ресторане, а не завтракает дома, на облезлой кафельной плитке.
— А что, слишком мало? — спокойно спросила Вероника, хотя живот уже протестовал и бурлил в такт его словам.
— Мало, Вероника. Настолько мало, что я уже представляю, как у меня развивается дефицит натрия. Ты меня медленно убиваешь. — Игорь вздохнул так трагично, что казалось, будто она принесла ему яд, а не омлет.
Вероника подумала про себя: ага, я — ядовитая женщина, и мой страшный план — недосолить яйца. Конец света, срочно вызывайте прокуратуру. Но вслух молчала.
Она давно заметила: утро у Игоря начинается с претензий. Это у него вместо зарядки. Мелкое, ехидное замечание — и день пошёл. Пять лет назад это были фразы типа «Ты опять не помыла яблоки» или «Почему полотенце криво висит». Сейчас — полноценная тирада с обвинениями в покушении на его здоровье.
— Игорь, — Вероника поставила чашку с кофе перед ним, — тебе не кажется, что ты слегка… перегибаешь?
— Перегибаю? — он вздохнул, как будто ей в голову пришла гениальная идея подорвать мировой порядок. — Я просто хочу, чтобы в моём доме был порядок и уважение.
— В твоём доме? — прищурилась она.
— Ну… в нашем, конечно, — он смущённо отводит взгляд.
О, любимая тема — «наш дом». Квартира досталась Веронике от тёти, а Игорь всегда говорил «наш», будто так перепишет документы силой слова.
— Знаешь что, — Вероника села напротив, скрестив руки, — я вот думаю, может, нам пора как-то… пересмотреть этот формат?
— Какой формат? — нахмурился он.
— Формат, в котором я живу с человеком, который ведёт себя, как учитель труда, случайно получивший власть и соль.
Игорь замер, потом рассмеялся, но смех был напряжённый, без радости.
— Вероника, ты хочешь скандала с утра?
— Нет, я хочу омлет без допроса, — парировала она, делая вид, что глоток кофе помогает сохранять достоинство. — Но, кажется, это слишком амбициозно.
Он резко встал, отодвинув стул с громким скрипом.
— Ты неблагодарная, вот кто ты! — повысил голос Игорь. — Я, между прочим, содержу нас!
— Да ладно! — Вероника фальшиво изумилась. — Содержишь? Ты забываешь, что я зарабатываю не меньше, а квартиру купила ещё до тебя. Так что максимум, что ты содержишь — свои тапки.
Он шагнул к ней, нависая. Запах его одеколона ударил в нос — тот самый, который она терпеть не могла.
— Говори тише, — процедил он.
— Почему? Чтобы соседи не услышали, что ты — домашний тиран?
Игорь сжал кулаки. На секунду Вероника подумала, что он сорвётся, но он лишь зло выдохнул и пошёл в коридор, бормоча что-то про «истеричку».
Вероника осталась на кухне. Впервые за много лет не почувствовала привычной вины. Было другое чувство — тёплое, уверенное. Пора.
Она допила кофе, глядя на осколки тарелки на полу, и подумала: может, этот омлет — моё знамение? Если уже завтрак разваливается на куски, значит, пора перестраивать всю жизнь.
Вечером того же дня на кухне пахло куриным супом, но воздух был натянут, как струна. Вероника в спортивных штанах и растянутой кофте мешала суп, хотя есть не собиралась. Суп был скорее формальностью, как дежурная улыбка на встрече с неприятным человеком.
Игорь сидел за столом, листал телефон. Лицо довольное, самодовольное.
— Ну что, твои бухгалтерские подружки опять ноют про пенсии? — спросил он, не отрываясь от экрана.
— Они не ноют, — спокойно ответила Вероника, раскладывая хлеб, — они обсуждают, как прожить на те копейки, которые им собираются платить.
— Пфф… Да это всё от безделья. Умели бы крутиться — и не жаловались бы, — он хмыкнул, как человек, который уверен, что весь мир вокруг него идиот.
— Да-да, особенно та, что ухаживает за мужем-инвалидом и получает 18 тысяч. Просто не умеет «крутиться», — Вероника скосила глаза, улыбка — едкая.
— Вероника, не начинай, — резко поднял взгляд Игорь.
— Я и не начинала, — пожала плечами она. — А если бы и начинала, то, поверь, у меня был бы куда интереснее сюжет, чем твои монологи про «наш дом» и «женское предназначение».
Игорь со стуком отложил телефон.
— Вот что ты пытаешься доказать? Что я плохой муж? — пробурчал он, сжимая кулаки, но с каким-то странным, почти детским страхом в глазах.
— Нет, Игорь, это ты успешно доказываешь сам. Каждый день. — Вероника посмотрела на него и вдруг поняла: бояться-то уже нечего.
Он прищурился, будто пытаясь рассчитать каждый её вдох:
— А знаешь, мне иногда кажется, что ты специально провоцируешь. Чтобы я сорвался.
— Я тебя? Провоцирую? — Вероника усмехнулась, почти слышно скрипнул пол под её обувью. — Игорь, ты сам с собой прекрасно справляешься. Тут я вообще лишняя.
Он резко поднялся и подошёл к плите, будто хотел сбросить весь мир на сковородку.
— И что, по-твоему, мне теперь делать? Уйти, да? — тоном, будто это её мечта, а для него — трагедия века.
— Именно. — Она кивнула, продолжая мешать суп. —
Он растерялся, хотя пытался выглядеть угрожающе:
— Ты серьёзно?
— Более чем. Квартира моя. Документы на неё у меня в тумбочке. Брачный договор ты подписал. Закон на моей стороне.
— Ты… ты ненормальная! — выдохнул он, глаза расширились.
— Возможно. — Она пожала плечами, выключая плиту. — Но зато свободная ненормальная.
Он схватил кастрюлю, будто собирался вылить суп в раковину. Она быстро перехватила его руку.
— Только попробуй. Это для меня, а не для тебя.
Они стояли, уставившись друг на друга. Его глаза метали молнии, её — холодный свет.
— Ты что, решила, что можешь меня просто выгнать? — процедил он, дыхание срывало слова.
— Нет, Игорь. Я решила, что могу жить без тебя. Это разные вещи.
Он отступил. Сел обратно, но уже не как хозяин, а как человек, у которого под ногами начал рушиться пол.
— Думаешь, потом не пожалеешь? — тихо спросил он, почти шепотом.
— Думаю, пожалею только о том, что тянула так долго.
Вероника поняла: всё. Дороги назад нет. Завтра она поставит точку. А сегодня — пусть суп остынет.
Утро началось тихо, подозрительно тихо. Вероника проснулась раньше обычного, сварила себе кофе и села в кресло у окна. Вчерашний разговор с Игорем крутилась в голове, как заевшая пластинка.
Он вышел из спальни в тех же трениках, что ходил последние три дня, зевая так, что казалось — весь мир замирает вместе с ним.
— Доброе утро, — пробормотал он, будто ничего не случилось.
— Доброе, — кивнула она. — Слушай, нам надо поговорить.
— Опять? — закатил глаза Игорь. — Может, ты просто приготовишь завтрак?
— Нет. Сегодня я приготовила кое-что получше. — Вероника положила на стол папку с документами.
Он нахмурился, как будто перед ним кто-то пытался собрать атомную бомбу:
— Что это?
— Напоминание, что квартира — моя. И заявление о разводе.
— Ты с ума сошла? — Он даже не притворялся спокойным. — Я же сказал, что могу измениться!
— Ты говоришь это уже пятый год. Единственное, что изменилось — я. И теперь я тебя не боюсь.
Он сделал шаг к ней, но она не отступила, глаза горели спокойной решимостью.
— Вероника, ты не понимаешь… У меня нет куда идти.
— Это твоя проблема, Игорь. Моя — перестать жить в аду.
— Ты правда хочешь, чтобы я ушёл? — спросил он, глядя ей в упор.
— Нет. Я хочу, чтобы ты ушёл сейчас.
Она взяла его спортивную сумку и начала складывать туда вещи. Он стоял, как вкопанный, руки опущены, лицо бледное.
— Ты даже не дашь мне времени подумать?
— Пять лет — это мало, по-твоему? — Вероника приподняла бровь.
Его голос дрогнул:
— Ты пожалеешь…
— Может быть. Но лучше жалеть о свободе, чем о том, что прожила жизнь под твоим контролем.
Она открыла дверь.
— Пожалуйста, Игорь. Иди.
Он ещё секунду смотрел на неё, потом схватил сумку и вышел. Дверь захлопнулась.
Вероника осталась стоять в коридоре. Сердце колотилось, но в груди уже было другое — тёплое, тяжёлое и спокойное. Она прошла на кухню, взяла чашку кофе и впервые за много лет почувствовала вкус жизни — без привкуса страха.
Сегодня началась новая жизнь. Без него. И с собой.
— Не строй из себя жадную! Деньги у тебя есть, а мы семья, — в лоб заявила мне свекровь