– Что значит сам? – Сергей замер, глядя на меня так, будто я только что объявила о конце света.
Я аккуратно поставила последнюю тарелку с горячим мясом по-французски, поправила салфетку и только потом подняла глаза. В комнате повисла тишина – такая густая, что слышно было, как в коридоре тикают старые часы, которые мы с Сергеем купили ещё на свадьбе.
За столом сидели его родители, сестра Лена с мужем и их взрослый сын Артём, приехавший из другого города на выходные. Все притихли. Даже Артём, вечно уткнувшийся в телефон, поднял голову.
– Это значит именно то, что я сказала, – спокойно ответила я, садясь на своё место. – С этого дня ты платишь за продукты, за коммуналку, за бензин – за всё, что касается тебя лично. И за подарки своей родне тоже.
Сергей открыл рот, потом закрыл. Его мама, Валентина Петровна, аккуратно отложила вилку и посмотрела на сына с лёгким удивлением. Отец, Николай Иванович, просто кашлянул в кулак и уставился в тарелку.
– Наташ, ты серьёзно? – наконец выдавил Сергей. Голос у него стал какой-то чужой, будто он сам не верил, что это происходит.
– Абсолютно, – я улыбнулась, разложив всем салат. – Двенадцать лет я тянула весь бюджет на себе. Ты получал зарплату, тратил её на свои увлечения, на подарки маме, на рыбалку с друзьями. А я закрывала все дыры. Хватит.
Лена, сестра Сергея, осторожно посмотрела на меня, потом на брата. Я заметила, как она чуть прикусила губу – точно так же она делала в детстве, когда знала что-то важное, но молчала.
– Подожди, – Сергей нервно рассмеялся, – это что, теперь при всех разбираться будем?
– А почему нет? – я пожала плечами. – Ты никогда не стеснялся просить у меня деньги при родителях. Помнишь, как в прошлом году на день рождения мамы ты взял у меня двадцать пять тысяч и сказал, что «потом отдашь»? Не отдал до сих пор.
Валентина Петровна тихо ахнула. Николай Иванович откашлялся громче.
– Наташа, доченька, – начала свекровь мягко, – может, не при гостях…
– Нет, Валентина Петровна, – я повернулась к ней, – именно при гостях. Потому что именно вы каждый год получаете от меня через Сергея дорогие подарки, пока я считаю копейки до зарплаты. В прошлом году – норковая шапка. В позапрошлом – путёвка в санаторий. Вы ведь думали, что это от сына? Нет. Это от меня. Из тех денег, которые я зарабатываю на двух работах.
В комнате стало совсем тихо. Даже Артём отложил телефон.
Сергей побледнел.
– Наташ, ты что, хочешь меня опозорить?
– Нет, Сереж, – я посмотрела ему прямо в глаза. – Я хочу, чтобы ты наконец-то стал взрослым. Тридцать восемь лет – пора.
Лена вдруг тихо сказала:
– Она права.
Все повернулись к ней. Даже я удивилась.
– Лен, ты чего? – Сергей посмотрел на сестру так, будто она предала родину.
– Я давно хотела сказать, – Лена положила вилку и посмотрела на брата спокойно, но твёрдо. – Сереж, ты действительно обнаглел. Мы все знали, что Наташа всё тянет. Мама знала. Папа знал. Я знала. Мы просто молчали, потому что «ну, Наташа справится». А она справлялась. Двенадцать лет.
Валентина Петровна открыла рот, потом закрыла. Её щёки слегка порозовели.
– Леночка, как ты можешь…
– Могу, мама, – Лена не отвела взгляд. – Помнишь, как ты в прошлом году хвасталась подругам, что сын подарил путёвку? А потом сама же мне по телефону сказала: «Наташка опять выручила, молодец какая». Ты сама говорила.
Я сидела и не верила своим ушам. Вот уж от кого не ожидала поддержки – так это от Лены. Она всегда была «на стороне брата».
Николай Иванович тяжело вздохнул и наконец поднял глаза.
– Сын, – сказал он тихо, но веско, – я, конечно, не вмешиваюсь. Но Лена права. Мы… мы, наверное, тоже виноваты. Принимали подарки, не спрашивали, откуда деньги. Думали, у вас всё хорошо.
Сергей переводил взгляд с отца на сестру, потом на меня. В его глазах было что-то новое – не злость, не обида, а.. растерянность. Как будто он впервые увидел себя со стороны.
– То есть вы все против меня? – спросил он глухо.
– Нет, – ответила я. – Мы за справедливость. За то, чтобы в семье было двое взрослых, а не один взрослый и один большой ребёнок.
Артём, который всё это время молчал, вдруг тихо сказал:
– Дядь Сереж, а можно я тоже кое-что скажу?
Все посмотрели на него. Девятнадцатилетний парень, который обычно говорил только «привет-пока», вдруг встал из-за стола.
– Я в прошлом году просил у тебя денег на курсы английского, – сказал он, глядя на дядю. – Ты сказал, что нет. А потом я услышал, как ты маме по телефону говорил, что отдал Наташе последние деньги на коммуналку. Я тогда подумал… ну, что ты просто жмот. А оказывается, у тебя их и не было.
Повисла тишина. Самая тяжёлая за весь вечер.
Сергей опустил голову. Его пальцы нервно теребили край скатерти.
– Я… я не думал, что всё так выглядит, – наконец выдавил он.
– А как ты думал? – спросила я тихо. – Что я волшебница? Что деньги сами появляются на карточке?
Он молчал.
Валентина Петровна вдруг встала, подошла к сыну и положила руку ему на плечо.
– Сереженька, – сказала она мягко, но в голосе слышались нотки, которых я никогда раньше не замечала, – прости нас. Мы действительно… принимали твою заботу как должное. Не спрашивали, чем ты за неё платишь.
Сергей поднял на мать глаза – в них стояли слёзы.
– Мам…
– Нет, сынок, – она погладила его по голове, как в детстве. – Ты хороший мальчик. Но пора стать мужчиной.
Я смотрела на эту картину и чувствовала, как внутри что-то отпускает. Двенадцать лет я ждала этого момента. Двенадцать лет копила обиды, считала каждую копейку, глотала слёзы, когда он в очередной раз говорил: «Наташ, одолжи до зарплаты». И вот – всё это вылилось за одним столом, при всех.
– Так что, – я встала и начала разливать чай, будто ничего особенного не происходило, – с завтрашнего дня у нас новые правила. Общий бюджет делим пополам. Твои личные траты – твои. Мои – мои. Подарки родне – только из твоей части. Договорились?
Сергей молчал. Потом медленно кивнул.
– Договорились, – сказал он тихо.
Лена улыбнулась мне через стол – тепло, искренне.
– Наташ, – сказала она, – а мясо по-французски просто божественное. Рецепт дашь?
Я рассмеялась – впервые за вечер по-настоящему.
– Конечно. И ещё один рецепт дам – как научить мужа быть взрослой.
Все засмеялись. Даже Сергей – через силу, но засмеялся.
А я поняла: это только начало. Самое интересное будет завтра, когда он впервые пойдёт в магазин со своей карточкой. И когда поймёт, что деньги действительно не появляются из ниоткуда.
Но это будет завтра.
А сегодня… сегодня я наконец-то почувствовала себя хозяйкой в своём доме. И в своей жизни.
– Ты хоть понимаешь, что теперь мне придётся отказаться от рыбалки с ребятами в следующие выходные? – голос Сергея дрожал от обиды, когда мы вечером мыли посуду вдвоём.
Я вытирала последнюю тарелку и аккуратно ставила её в шкаф. За окном уже стемнело, гости давно разъехались, а в квартире стояла непривычная тишина – будто после большого взрыва всё затихло, и теперь мы пытались понять, кто остался жив.
– Понимаю, – спокойно ответила я. – И ещё понимаю, что я двенадцать лет отказывалась от всего, чтобы у тебя была эта рыбалка, и новые удочки, и бензин до озера.
Он бросил губку в раковину и повернулся ко мне.
– Наташ, ну нельзя же так сразу! Дай хоть привыкнуть!
– Привыкать будешь, как я привыкала. Постепенно. С понедельника перечисляешь мне ровно половину своей зарплаты. Остальное – твоя свобода. Хочешь на рыбалку – копи. Хочешь маме подарок – копи. Я больше не спонсор твоих хотела.
Сергей посмотрел на меня долгим взглядом, потом вдруг сел на табуретку и закрыл лицо руками.
– Я чувствую себя полным идиотом, – сказал он глухо. – Весь вечер. При всех. Как будто меня голым по улице провели.
Я присела рядом. Впервые за долгое время мне его было по-настоящему жалко.
– Сереж, это не я тебя раздевала. Это ты сам себя раздевал двенадцать лет. Я просто перестала подбирать твои вещи и стирать их за тебя.
Он поднял голову. Глаза были красные.
– А если я не справлюсь? Если не получится так быстро перестроиться?
– Получится, – я положила руку ему на колено. – Потому что другого выхода нет. Я больше не могу одна.
На следующий день начался настоящий кошмар – для него, не для меня.
Сергей пришёл с работы раньше обычного, бледный, с пакетом из «Пятёрочки» в руках.
– Наташ, – сказал он, выкладывая на стол хлеб, молоко и пачку пельменей, – я… я в шоке. Я думал, что у меня остаётся больше. После того как я перевёл тебе половину… у меня осталось восемь тысяч до конца месяца.
Я молча смотрела, как он выкладывает покупки. Восемь тысяч. На две недели. На всё.
– Добро пожаловать в мой мир, – тихо сказала я. – Только у меня обычно оставалось ещё меньше, потому что я закрывала твои долги по кредиткам и твои «займы» друзьям.
Он сел на стул, будто его ударили.
– Я не знал, – прошептал он. – Правда не знал, что так мало.
– Теперь знаешь.
Весь вечер он ходил по квартире, как потерянный. Открывал холодильник, закрывал. Считал что-то в телефоне, вздыхал. Потом подошёл ко мне, когда я гладила бельё.
– Наташ… а можно я маме всё-таки подарю хотя бы цветы на Восьмое марта? Она же ждёт…
– Конечно можно, – я не подняла глаз от утюга. – Купишь на свои. У тебя ещё неделя, чтобы отложить.
Он молча кивнул и ушёл в комнату. Я услышала, как он звонит кому-то из друзей и тихо просит: «Слушай, верни хотя бы пять тысяч, я в прошлый раз давал…»
На третий день позвонила Валентина Петровна.
– Наташенька, – голос у неё был непривычно тихий, – можно я к вам заеду? Хочу поговорить. С глазу на глаз.
Я согласилась. Честно говоря, ждала этого звонка.
Она пришла с коробкой пирожных – моих любимых, с заварным кремом. Поставила на стол, сняла пальто и сразу начала:
– Я всю ночь не спала. И с Николаем поговорили. И с Леной. Мы… мы решили, что должны вам вернуть всё, что вы за эти годы на нас потратили. Не сразу, конечно. Но потихоньку. Я посчитала – путёвка, шапка, ремонт дачи… примерно четыреста тысяч набежало.
Я смотрела на неё и не знала, что сказать. Свекровь, которая всегда принимала подарки как должное, сейчас стояла передо мной и краснела, как девчонка.
– Валентина Петровна, я не для того всё это…
– Знаю, доченька, знаю, – она перебила меня и взяла за руку. – Ты для того, чтобы мой сын наконец-то повзрослел. А мы ему в этом не помогали. Наоборот. Мы брали и молчали. Стыдно-то как…
Глаза у неё заблестели. Я впервые увидела, как она плачет.
– Я ему всю жизнь говорила: «Наташа хорошая, Наташа справится». А сама думала: «Какая же я счастливая мать – сын заботится». А на самом деле это ты заботилась. Через него.
Я обняла её. Потому что поняла: ей тоже больно. Просто по-другому.
– Мы всё вернём, – повторила она, вытирая слёзы. – И больше никогда не примем ни копейки, если не будем уверены, что это от вас обоих. Обещаю.
Вечером того же дня Сергей пришёл с работы и молча положил передо мной конверт.
– Это что? – спросила я.
– Пятнадцать тысяч. Мама принесла. Сказала, что это первый взнос. За путёвку и шапку.
Я посмотрела на него. Он стоял, опустив голову, как провинившийся школьник.
– И ещё, – он достал из кармана телефон и показал переписку с друзьями. – Я всем написал, что больше не даю в долг. И вернул себе почти десять тысяч, которые раздавал «до зарплаты».
Я молчала. Просто смотрела на него и понимала: что-то внутри него действительно сломалось. В хорошем смысле.
– Наташ, – он сел рядом и взял мою руку, – я хочу попробовать всё по-новому. Правда. Я уже скачал приложение, где можно вести бюджет. И… я отказался от рыбалки в марте. Останусь дома. С тобой.
Я улыбнулась. Впервые за много дней – искренне.
– Хорошо, – сказала я. – Но, если сорвёшься – я уйду. Насовсем. Это последний шанс.
Он кивнул. Крепко сжал мою руку.
– Я не сорвусь.
Через неделю Лена позвонила и попросила встретиться. Мы сидели в кафе, пили кофе, и она вдруг сказала:
– Наташ, я тобой горжусь. Правда. Я думала, ты никогда не решишься. А ты… взяла и сделала. При всех. Как королева.
– Я просто устала, Лен, – призналась я. – Устала быть единственным взрослым в семье.
– Понимаю, – она помолчала. – Знаешь, я тоже Сергею сказала: если он опять начнёт старое – я первая встану на твою сторону. Даже против брата.
Я посмотрела на неё и поняла: теперь у меня есть не только свекровь, которая возвращает долги, но и сестра мужа, которая стала мне почти подругой.
А Сергей… Сергей менялся на глазах. Он сам ходил в магазин, сам считал, сколько стоит килограмм мяса, сам отказывался от лишней кружки пива с друзьями, потому что «надо отложить на подарок маме к Пасхе».
И однажды вечером, когда я пришла с работы, он встретил меня с горячим ужином – сам приготовил, неловко, но от души.
– Садись, – сказал он, ставя тарелку. – Сегодня я угощаю. Из своих.
Я села. Попробовала. И впервые за много лет почувствовала: мы действительно вдвоём. Не я одна за двоих, а мы – вместе.
Но самое интересное ждало нас впереди. Потому что через месяц Сергей должен был получить премию – большую, которую ему обещали ещё с прошлого года. И я уже знала, что он задумал с этими деньгами. Знала – и ждала. Потому что если он сделает то, что задумал… тогда я поверю, что всё это было не зря.
– Наташ, пойдём-ка в комнату, я тебе кое-что покажу, – Сергей взял меня за руку и повёл в спальню, будто мы снова молодожёны и он прячет сюрприз под подушкой.
Я шла за ним и чувствовала, как сердце стучит чуть сильнее обычного. Последний месяц он был другим: приходил вовремя, сам платил за бензин, даже научился варить нормальный борщ без комков. Но всё равно – внутри оставалась крошечная тревога. Вдруг это временно? Вдруг премия придёт, и он снова расслабится?
Он закрыл дверь, чтобы нас не отвлекали, достал из шкафа толстый конверт и положил мне на ладонь.
– Открой.
Я открыла. Внутри лежали деньги – много, аккуратно перевязанные резинкой. И ещё сложенная пополам бумага.
– Это вся премия, – тихо сказал он. – Двадцать восемь тысяч сверх зарплаты. Я ничего не потратил. Даже на кофе в обед ходил со своим термосом.
Я посмотрела на цифру на бумаге – банковская выписка. Действительно вся сумма. Ни копейки не снято.
– И что ты хочешь с ними сделать? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Сергей взял у меня конверт, открыл ящик прикроватной тумбочки и положил деньги туда, где раньше хранились наши общие документы.
– Половина – твоя. Прямо сейчас. Четырнадцать тысяч. Переведу тебе на карту, как только банк откроется. Остальные четырнадцать – на наш общий счёт. На отпуск. Летом. Куда ты захочешь. Без родственников, без друзей. Только мы вдвоём.
Я молчала. Просто смотрела на него и не верила, что это мой Сергей говорит такие слова.
– И ещё, – он достал из того же ящика маленький бархатный футляр. Открыл. Внутри лежали простые золотые серьги – не огромные, не кричащие, точно такие, какие я однажды примеряла в магазине и вздохнула: «Красивые, но не сейчас».
– Я их тогда запомнил, – тихо сказал он. – Ты даже не просила. Просто посмотрела и пошла дальше. А я… я тогда купил себе новый спиннинг. Помнишь?
Помнила. Конечно, помнила.
– Сереж… – голос всё-таки сорвался.
– Не надо слов, – он осторожно застегнул мне серьги, потом обнял так крепко, что я почувствовала, как у него тоже дрожат руки. – Спасибо, что не ушла. Спасибо, что дала мне шанс стать мужчиной, а не мальчиком на содержании.
Вечером мы сидели на кухне, пили чай с теми самыми пирожными, которые когда-то принесла Валентина Петровна. Сергей сам позвонил маме и поставил телефон на громкую связь.
– Мам, слушай внимательно, – сказал он без предисловий. – Премия пришла. Мы с Наташей решили: половину откладываем на отпуск, половину она берёт себе. Тебе на день рождения подарим от нас обоих, но уже из общего бюджета. И больше никаких отдельных подарков только от меня. Всё честно, пополам.
Валентина Петровна помолчала секунду, потом я услышала, как она улыбается в трубку.
– Сынок, я так рада за вас. Правда. И… спасибо, что сказал. Я всё поняла. И горжусь вами обоими.
Когда он положил трубку, я посмотрела на него и спросила:
– А если бы я тогда, за столом, не сказала ни слова? Продолжал бы так же?
Он задумался. Честно задумался.
– Наверное, да. Пока не стало бы совсем поздно. Пока ты не собрала бы вещи и не ушла. Я же не глупый, Наташ. Просто… удобно было. И страшно брать ответственность. А ты взяла и сделала так, что стало ещё страшнее остаться прежним.
Я кивнула. Потому что поняла: иногда любовь – это не только поддерживать и прощать. Иногда любовь – это встать и сказать: хватит.
Прошёл год.
Теперь у нас на холодильнике висит большая доска с двумя колонками: «Сергей» и «Наташа». В каждой – свои доходы, свои траты, свои маленькие радости. Иногда он всё-таки просит: «Наташ, одолжи до зарплаты?» – но тут же смеётся и добавляет: «Шучу, сам справлюсь».
А в прошлом месяце, когда Лена позвонила и спросила, не надо ли помочь с ремонтом в новой квартире, Сергей спокойно ответил:
– Конечно поможем. Пополам с Наташей. Как всегда.
Я стояла рядом и улыбалась. Потому что знала: теперь всё по-настоящему пополам. И по любви, и по деньгам, и по жизни.
И если бы кто-то спросил меня, стоило ли устраивать тот ужин с роднёй и выкладывать всё при всех, я бы ответила: стоило.
Потому что иногда, чтобы спасти семью, нужно сначала её хорошенько встряхнуть.
А потом уже собирать заново – уже по-взрослому. Вместе.
Уступила старикам нижние полки и пожалела.