Когда родители делят имущество между детьми, иногда выясняется, что не все дети для них равны. История о том, как несправедливость может обернуться неожиданным открытием.
Глава 1. Семейный совет
Я стояла посреди родительской гостиной и не верила своим ушам. Мама сидела в своём любимом кресле, брат Виктор развалился на диване, сестра Ольга нервно теребила ремешок новенькой сумочки. А я чувствовала, как земля уходит из-под ног.
– Настя, ты что-то не так поняла, – мама поправила очки и посмотрела на меня так, будто я капризный ребёнок. – Витя получает трёхкомнатную квартиру на Ленинском – он старший, ему семью обеспечивать. Оле – машину, она же каждый день на работу мотается через весь город.
– А мне? – мой голос прозвучал слишком тихо. – Мама, а мне что?
Повисла тишина. Виктор отвёл глаза, Ольга уткнулась в телефон. Мама вздохнула, как будто я задала самый глупый вопрос в мире.
– Тебе, доченька, хватит и благодарности. Ты же понимаешь – у тебя муж, квартира своя есть. Зачем тебе ещё что-то? А Витя и Оля…
– Витя работает директором завода! – не выдержала я. – У Оли муж бизнесмен! А я двадцать лет воспитателем в детском саду за копейки!
– Вот именно, – мама встала, давая понять, что разговор окончен. – У тебя муж. Пётр хороший человек, он тебя обеспечит. А брату с сестрой помощь нужнее.
Я посмотрела на Виктора. Он так и не поднял на меня глаз. Ольга изображала, что поглощена сообщением в телефоне. Родные люди. Семья.
– Мам, но папина доля в даче, его вклады…
– Настя, хватит! – мама повысила голос. – Мы с отцом всё решили ещё до его смерти. Ты младшая, тебе всегда всё доставалось легко. Пусть теперь старшие дети получат своё. И вообще, ты должна быть благодарна, что мы тебя подняли, выучили.
Должна быть благодарна. За то, что меня родили? За то, что я тридцать пять лет прожила в этой семье и думала, что меня любят?
Глава 2. Горькая правда
Дома я разрыдалась. Пётр обнял меня, налил чаю, молча слушал. Мой муж – золотой человек, мы вместе пятнадцать лет, и он всегда был на моей стороне.
– Настюш, может, оно и к лучшему? – осторожно сказал он. – Не будешь связана с ними имуществом, делёжками этими бесконечными.
– Петь, дело не в квартире! – я вытерла слёзы. – Дело в том, что я для них вообще никто. Витьке квартира за миллионов десять, Ольге машина за два, а мне – спасибо за то, что вырастили? Я что, приёмная?
Слова вылетели сами собой, но едва я их произнесла, как почувствовала странный холодок. Пётр замер с чашкой в руках.
– Что ты сказала?
– Ну… – я растерянно посмотрела на него. – Я просто… фигурально. Конечно, я не приёмная. Хотя иногда они ко мне так относятся, будто…
– Нась, – Пётр поставил чашку и взял меня за руки. – Слушай, я тебе никогда не говорил, потому что думал, ты знаешь. Но года три назад, на юбилее твоей мамы, я случайно услышал, как она с твоей тётей Валей разговаривала на кухне.
Сердце ухнуло вниз.
– И что ты услышал?
– Валя говорила: «Марь, ну скажи уже Настьке правду, она взрослая». А твоя мама ответила: «Зачем? Она и так считает нас родителями. Пусть живёт спокойно».
Я медленно опустилась на стул. В висках стучало. Всё вокруг поплыло.
– То есть… – я не могла выдавить из себя ни звука.
– Я думал, ты в курсе и просто не хочешь об этом говорить, – Пётр сел рядом. – Настя, прости, я должен был сказать раньше. Но мне казалось…
Я не слушала. В голове пронеслись десятки воспоминаний. Как в детстве Витя с Олей всегда получали лучшие подарки. Как мама говорила: «Ты же младшая, тебе и так всё достаётся». Как на семейных фотографиях меня часто забывали. Как бабушка, мамина мама, при встрече всегда сначала обнимала Витю с Олей, а до меня очередь доходила в последнюю.
Я не младшая. Я чужая.
Глава 3. Поиски истины
На следующий день я не пошла на работу. Позвонила тёте Вале – маминой младшей сестре, с которой у нас всегда были тёплые отношения.
– Тётя Валь, мне нужно с тобой поговорить. Серьёзно поговорить.
Встретились в кафе на нейтральной территории. Валентина пришла взволнованная, я видела, что она догадывается, о чём пойдёт речь.
– Я не твоя родная дочь, так? – выпалила я без предисловий.
Тётя Валя побледнела.
– Настенька…
– Не надо, – остановила я её. – Просто скажи правду. Я имею право знать, кто я.
Она долго молчала, потом тяжело вздохнула.
– Ты дочь Марининой двоюродной сестры Кати. Катюша была очень молодая, семнадцать лет, когда родила тебя. Отец твой – какой-то студент, который сразу исчез, как узнал о беременности. Катина мать выгнала её из дома. Марина с Николаем тогда как раз пытались завести третьего ребёнка, но не получалось. Вот они и взяли тебя. Официально оформили удочерение.
– А моя… Катя? Где она?
– Умерла, – тётя Валя смахнула слезу. – Через три года после твоего рождения. Лёгкие были слабые, воспаление, осложнения. Она так и не смогла тебя забрать, хотя очень хотела. Просила Марину хотя бы рассказать тебе правду, когда вырастешь.
Я сидела, сжав кулаки под столом. Значит, у меня была мать, которая любила меня, хотела меня – и я никогда её не узнала.
– Марина обещала? Рассказать мне?
– Обещала. – Валентина виноватым взглядом посмотрела на меня. – Но годы шли, и она всё откладывала. Потом сказала, что ты уже взрослая, зачем травмировать. Что ты их дочь по документам, по сути. Николай тоже был против разговора.
– Папа знал?
– Конечно. Он тебя любил, Настюш. Честное слово, любил. Просто… просто не так, как Витю с Олей. Они родные по крови. А ты…
А я чужая. Приёмная. Удобная. Пока была маленькая и послушная. А теперь, когда дело дошло до дележа имущества, оказалось, что чужой крови не положено.
Глава 4. Встреча с прошлым
Я не пошла к родителям две недели. Не отвечала на звонки. Мама названивала, сначала возмущённо, потом тревожно. Виктор прислал несколько эсэмэсок в духе «не выдумывай драму». Ольга молчала.
За это время я успела сделать главное – съездила в архив ЗАГСа. Подняла свидетельство о рождении, документы об удочерении. Потом нашла Катины документы, её фотографии. Тётя Валя помогла, передала старый альбом.
Я смотрела на фото молодой девушки с тёмными вьющимися волосами и огромными глазами – моими глазами. Екатерина Громова. Моя настоящая мать. Она была красивая, с открытой улыбкой. На одной фотографии держала на руках младенца – меня.
В документах нашлась ещё одна зацепка. Имя отца не было указано, но в старом дневнике Кати, который сохранила тётя Валя, было написано: «Серёжа обещал, что мы будем вместе. Он обманул. Но я не жалею – у меня будет дочка».
Серёжа. Студент. Я сделала запрос в университет, где училась Катя – медицинское училище. Через знакомых узнала списки студентов того времени. Сергеев оказалось пятеро. Один из них учился на том же курсе, что и Катя – Сергей Волков.
Пробила его через интернет. Удивительно, но он жил в нашем же городе. Успешный хирург, заведующий отделением в частной клинике. Семья, дети, благополучие.
Я долго думала, стоит ли встречаться. Но любопытство и обида взяли верх. Записалась к нему на приём под вымышленным предлогом.
Глава 5. Осколки прошлого
Сергей Волков оказался седоватым мужчиной с приятным лицом и усталым взглядом. Когда я вошла в кабинет, он поднял глаза от бумаг и улыбнулся дежурной врачебной улыбкой.
– Здравствуйте, присаживайтесь. Что вас беспокоит?
Я села, достала старую фотографию и положила на стол.
– Вы узнаёте эту девушку?
Он взглянул на снимок – и замер. Лицо побледнело, рука, тянувшаяся к ручке, задрожала.
– Это… Откуда у вас… Катя?
– Моя мать, – сказала я твёрдо. – Екатерина Громова. Вы бросили её, когда ей было семнадцать и она была беременна. Мной.
Повисла мёртвая тишина. Волков опустился на стул, закрыл лицо руками.
– Господи, – прохрипел он. – Я думал… Мне сказали, что ребёнок умер. Моя мать тогда… она узнала, заставила меня порвать с Катей. Сказала, что беременность прервали. Я был молодой, глупый, испугался ответственности. Поверил. Потом, когда узнал правду, было уже поздно. Катя умерла.
Он поднял на меня красные глаза.
– Вы… вы правда моя дочь?
– По биологии – да. По сути – нет. У меня был отец, Николай. Он умер год назад. А вы – никто.
Волков сжал кулаки.
– Я понимаю вашу злость. Но поверьте, я не знал. Если бы знал…
– Что бы изменилось? – перебила я. – Вы бросили девушку с ребёнком. Из-за этого она осталась одна, отдала меня на удочерение, а сама умерла в нищете в двадцать лет.
Он молчал. Потом тихо спросил:
– Почему вы пришли? Что вы хотите?
– Я сама не знаю, – призналась я. – Наверное, хотела увидеть человека, из-за которого моя мать так страдала. Хотела понять, стоило ли.
Мы ещё долго разговаривали. Волков рассказал о своей юности, о том, как его мать – влиятельная чиновница – жёстко контролировала его жизнь. О том, как он потом искал Катю, но было поздно. О своей нынешней семье – жене, двух дочерях.
– У вас есть сёстры, – вдруг сказал он. – Сводные. Ире двадцать три, Соне девятнадцать.
Я не знала, что чувствовать. Сёстры. Ещё одна семья, в которой я – чужая.
Глава 6. Правда на свет
Я вернулась к маме через три недели после того разговора. Пришла неожиданно, без звонка. Мама открыла дверь с облегчённым лицом.
– Настя, наконец-то! Ты меня напугала, совсем пропала! Проходи, я пирог испекла…
– Я не надолго, – сказала я, оставаясь в прихожей. – Хочу кое-что прояснить.
Мама насторожилась.
– Что случилось?
Я достала из сумки пакет документов. Свидетельство о рождении Кати, документы об удочерении, фотографии.
– Почему ты никогда мне не сказала?
Мама побледнела, схватилась за косяк двери.
– Откуда… Кто тебе…
– Не важно. Важно, что я тридцать пять лет прожила в неведении. Ты обещала Кате сказать мне правду, когда я вырасту. Но не сказала. Почему?
Она опустилась на банкетку, постарела на глазах.
– Настя, я… мы хотели как лучше. Ты была маленькая, счастливая. Зачем тебя травмировать?
– Как лучше для кого? – жёстко спросила я. – Для меня или для вас? Знаешь, я теперь всё понимаю. Почему Витя с Олей всегда были ваши любимчики. Почему при дележе имущества мне достались крохи. Потому что я – чужая. Приёмная.
– Нет! – мама вскочила. – Ты наша дочь!
– Юридически – да. А по любви? – я почувствовала, как подступают слёзы, но сдержалась. – Мам, ты хоть раз за эти годы говорила мне, что любишь меня так же, как Витю с Олей? Обнимала просто так? Или я всегда была той, кто должен быть благодарен?
Она молчала, отводя глаза. И этот молчание сказало больше, чем тысяча слов.
– Я нашла своего биологического отца, – сказала я. – Сергей Волков. Он оказался неплохим человеком, который тоже не знал правды. И знаешь что? Он предложил мне помощь. Внёс мне на счёт деньги – столько, сколько стоит та квартира, которую вы отдали Вите. Сказал, это малая часть того, что он должен был дать моей матери. И попросил прощения за то, что не был рядом.
Мама сползла на банкетку.
– Настя…
– А ты, мам, хоть раз попросила у меня прощения? За ложь, за предпочтение старших детей, за то, что стёрла память о моей настоящей матери? – я застегнула куртку. – Знаешь, я не злюсь. Я просто наконец-то поняла, кто мне родной, а кто – нет. И родной оказался не тот, кто меня вырастил, а тот, кто нашёл в себе смелость признать ошибку.
Я развернулась к двери.
– Настя, стой! – мама схватила меня за руку. – Прости. Прости меня. Я действительно виновата. Мы с Колей любили тебя, правда любили. Просто… не так показывали. А про наследство… Витя с Олей настаивали, говорили, что у тебя муж обеспеченный, а им помощь нужнее. Я поддалась. Прости.
Я посмотрела на неё. Впервые за много лет увидела в её глазах настоящие слёзы, настоящее раскаяние.
– Поздно, мам, – тихо сказала я. – Ты молчала тридцать пять лет. Сказать «прости» за пять минут до потери дочери – это не покаяние. Это страх остаться одной.
Я вышла из квартиры. Больше туда не вернулась.
Эпилог
Прошёл год. Я общаюсь с Сергеем Волковым – он оказался внимательным и заботливым отцом, которого у меня не было. Познакомилась с его дочерьми – моими сводными сёстрами. Они приняли меня тепло, без вопросов и упрёков.
С Мариной и её детьми отношения прервались. Иногда мне бывает грустно – всё-таки это люди, с которыми я прожила большую часть жизни. Но я больше не чувствую себя обязанной быть благодарной за то, что меня взяли. Я поняла: настоящая семья – это не кровь и не документы. Это любовь, уважение и честность.
А ещё я навещаю могилу Екатерины Громовой – моей настоящей мамы, которую я не знала, но которая, как оказалось, любила меня больше всех.
Пригрели сиротку, чтобы потом обобрать