Ксюша стояла у окна своей новенькой квартиры и смотрела вниз, где во дворе ребятишки гоняли мяч, шумели, играли. В руке у неё была связка ключей — тяжёлая, с ярким брелоком в виде домика. Она столько лет мечтала об этом моменте! Пока подруги развлекались, тратили деньги на ненужные вещи и поездки, Ксюша собирала каждую копейку. Отказывалась от кафе, от походов в кино, даже от мелких кредитов. И вот оно — её место, её маленький мир, её оплот.
— Ну что, хозяйка, довольна? — с усмешкой спросил сосед дядя Витя, выгуливавший свою таксу на длинном поводке.
— Довольна — это ещё мягко сказано, — улыбнулась Ксюша, хотя в груди у неё всё пело, будто она только что сорвала джекпот в лотерее.
— Только помни, — прищурился дядя Витя, — счастье от ключей — это одно, а счастье от семьи — совсем другое.
Ксюша тогда только рассмеялась. Семья? Она в это время только ипотеку платила и работала. Но через год в её жизнь ворвался Олег — высокий, спокойный, такой же надёжный, как реклама банковских кредитов, где обещают, что всё будет хорошо.
Знакомство было настолько обычным, что даже забавно: очередь в ЖЭК, спор из-за талончика, его улыбка и её ехидная фраза:
— Мужчины, вы всегда думаете, что без вас очередь не сдвинется?
— Ну а кто же её двинет, если не мы? — хмыкнул Олег.
Через пару месяцев Ксюша уже ставила по утрам две чашки кофе. А через год они расписались. Всё было почти идеально, если бы не одно «но» — свекровь.
Галина Петровна появилась в их жизни будто ниоткуда, хотя жила в другом конце города. Но как только они расписались, она сразу заявила:
— Семья должна быть вместе. Часто вместе.
Сначала это звучало даже мило. Но потом её визиты стали такими же регулярными, как счёт за коммуналку — каждую неделю, без пропусков.
Ксюша терпела. Понимала, что у Галины Петровны всё сложно: вдова, дочка Света без крыши над головой, всё на её плечах. Но однажды за ужином свекровь выпалила то, что перевернуло всё с ног на голову.
— Олег, а что если Ксюша перепишет квартиру на Свету? Чтобы девочка не страдала. Молодым потом будет легче купить новое жильё, вы же справитесь, у вас доходы. А Света — одна.
Вилка выпала из руки Ксюши.
— Простите, — голос дрогнул, — я не расслышала?
— Да что тут такого! — махнула рукой свекровь. — Ты теперь не одна, у тебя муж есть. А Света — моя родная дочь. Кровь — она важнее всего.
Олег замялся, пытался что-то мямлить про «давайте не будем сейчас», но слово уже было сказано.
В тот вечер Ксюша впервые почувствовала: квартира — это не просто стены. Это её броня, её доказательство, что она сама в этой жизни что-то значит. И отдавать её Свете? Ни за что!
Но разговоры не прекращались. Сначала намёки, потом упрёки.
— Ты эгоистка, Ксюша, — кричала Галина Петровна. — Ты даже не представляешь, как Светочке тяжело снимать жильё. Девочка же совсем!
— Девочка? — насмешливо ответила Ксюша. — Ей тридцать лет, а я что, младенец с ипотекой?
Олег пытался сгладить ситуацию, но плохо получалось. Мать и жена сцепились как кошка с собакой.
— Мам, ну хватит, — устало говорил он. — Это квартира Ксюши, она сама решит.
— Ты на её стороне? — в глазах Галины Петровны зажёгся ледяной огонь. — Родную мать предашь ради этой пришлой?
Слово «пришлая» больно укололо Ксюшу. Она ушла на кухню и разрыдалась — в отличие от привычного себя, она впервые дала волю слезам.
На следующий день свекровь пришла опять, уже без намёков.
— Или ты отдаёшь квартиру, или… сама понимаешь. Семью разрушать не хочется.
— А я понимаю, — Ксюша смотрела прямо в глаза. — Но семью рушите вы.
Напряжение росло. Казалось, стены вот-вот не выдержат.
— Ты хочешь поссорить меня с сыном? — повысила голос Галина Петровна.
— Нет, — улыбнулась Ксюша с горькой усмешкой. — Я хочу оставить за собой то, что заработала сама. Без ваших угроз и советов.
Тогда свекровь впервые крикнула так громко, что даже соседи за стеной обернулись.
— Ты мне не дочь! Ты никто! Чужая в этой семье!
Олег вошёл в комнату, застал жену в слезах, мать с перекошенным лицом и тишину, напряжённую, как перед грозой.
— Что здесь происходит? — тихо спросил он, голос дрожал.
В этот момент Ксюша поняла: сейчас всё решится. Он либо с ней, либо останется маминым мальчиком.
Олег стоял, как на минном поле. С одной стороны — мать, полная обиды и священной ярости. С другой — жена, в слезах, но с взглядом, от которого у него всегда пробегал холодок: спокойным и твёрдым одновременно.
— Ну? — Галина Петровна вскинула подбородок. — Будешь молчать? Пусть жена ещё что-нибудь обидное скажет, а ты стой, как истукан.
— Олег, — вытерев слёзы, сказала Ксюша, — скажи честно: ты считаешь, что я должна отдать квартиру твоей сестре?
Тишина висела в комнате, будто воздух застыл и не мог решиться двинуться. Олег открыл рот, закрыл, потом опять открыл — и никак не мог найти слова.
— Я считаю, что нам нужно жить мирно, — наконец выдавил он, пытаясь звучать спокойнее.
— Мирно? — голос Ксении прозвучал звонко, словно разбиваясь об стену. — Мирно — это когда меня называют чужой в моём собственном доме?
— Ты не переворачивай ситуацию, — вмешалась свекровь, холодно и твёрдо. — Чужой ты себя делаешь сама, когда против семьи выступаешь. Родные должны поддерживать друг друга.
— А я кто вам, по-вашему? — Ксения прищурилась, чуть иронично. — Мебель в прихожей? Или домашний банкомат?
— Не оскорбляй, — хлопнула ладонью по столу Галина Петровна. — Ты живёшь с моим сыном, а значит, должна считаться со мной.
— Замечательно! — Ксения рассмеялась с едкой усмешкой. — Может, ещё отчёты о зарплате приносить? Или квитанции на продукты?
Олег пытался вставить слово, но обе женщины словно не замечали его. Их удары словом летели точно в цель, оставляя раны.
— Света не виновата, что ей негде жить, — голос свекрови стал громче. — Ты могла бы проявить душу, а не цепляться за квадратные метры.
— Душу я проявляла пятнадцать лет, пока копила на эти «метры», — резко ответила Ксения. — Вы понимаете, что это не подарок судьбы? Это мои ночные смены, нервы, усилия!
— Всё, хватит! — неожиданно прорвался Олег. Он схватил табурет и поставил прямо посреди кухни, словно собирался развести участников конфликта по разным углам. — Садитесь обе!
Женщины посмотрели на него, будто он попросил станцевать чечётку.
— Я сказал — сели! — голос стал стальным, без шуток.
Галина Петровна с видом страдальца плюхнулась на табурет, Ксения осталась стоять.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Пусть тогда твоя мама услышит от тебя лично. Олег, скажи, чья это квартира.
Он замолчал, тяжело выдохнул.
— Ксюш, эта квартира твоя.
— Вот! — вскинулась Ксения. — Ты слышала?
— Ох ты ж… — Галина Петровна вскочила с места. — Значит, я для тебя никто, Олежка? Я тебя растила, ночей не спала, а теперь какая-то чужая важнее?
— Мам! — Олег сжал кулаки, голос дрожал. — Перестань.
— Нет, я не перестану! — прорвалась истерика. — Ты продался! Продался за какие-то стены!
— Это не «какие-то стены»! — Ксения уже не сдерживалась. — Это моя жизнь!
Галина Петровна резко повернулась к ней, зло в голосе.
— Ты пожалеешь, что связалась с нашей семьёй.
И, схватив сумку, вышла из квартиры, хлопнув дверью.
Ксения опустилась на стул, обхватив голову руками.
— Ну вот и всё, — с горечью сказала она. — Теперь я враг номер один.
Олег тяжело сел напротив.
— Ксюш, ты же понимаешь, она не со зла…
— Не со зла? — Ксения закатила глаза. — Она пришла в мой дом и назвала меня чужой. А ты всё «не со зла». Ты вообще понимаешь, что происходит?
Он молчал, и это молчание резало глубже любых слов.
На следующий день Ксения поняла, что свекровь не шутит. Звонки не прекращались. То Света, рыдая в трубку:
— Ксюша, ну пойми, я не виновата! Мне действительно негде жить. Я что, хуже тебя?
— Ты не хуже, — отвечала Ксения спокойно. — Ты взрослая женщина, должна сама решать свои проблемы.
То сама Галина Петровна, с ядом в голосе:
— Я не позволю разрушать свою семью. Если по-хорошему не получится — будет по-другому.
Это «по-другому» пугало больше всего.
Ксения даже пожаловалась коллегам. Те переглянулись:
— Свекровь? Ну, держись. Это хуже налоговой.
Вечерами с Олегом они ссорились всё громче.
— Ты должен выбрать, — говорила она.
— Ты ставишь меня между двух огней, — раздражался он.
— Нет, это твоя мать так делает!
Каждый такой разговор заканчивался гробовой тишиной.
Однажды вечером Ксения пришла домой и застала сцену, от которой ноги подкосились. В её квартире, в гостиной, сидела Света с чемоданом. Рядом — свекровь.
— Что это? — спросила она ледяным голосом.
— Ксюшенька, не устраивай скандал, — встала Галина Петровна. — Девочка поживёт у вас немного, пока вопрос не решим.
— В моей квартире? Без моего разрешения?
— Ну, формально ты замужем, — пожала плечами свекровь. — Значит, это и Олежкина квартира.
— Ты серьёзно? — Ксения повернулась к мужу, который сидел у окна, потирая виски. — Олег, ты в курсе?
Он поднял глаза и устало сказал:
— Я не хотел скандала…
— Скандала? — Ксения рассмеялась с ледяной усмешкой. — Ты позволил им поселиться здесь и думаешь, что не будет скандала?
Она подошла к чемодану и пнула его к двери.
— Вон отсюда! — крикнула. — Обe!
Света всхлипнула, а Галина Петровна вскочила и бросилась к сыну.
— Олежка, ты что, позволишь ей выгонять родных?
Ксения вцепилась в ручку чемодана и буквально вытолкала его за дверь.
— Ксюша, хватит! — Олег схватил её за руку, пытаясь удержать.
— Пусти! — выкрикнула она, вырвавшись. — Или ты на их стороне, или на моей. Выбирай!
Чемодан с глухим стуком упал в коридоре, и в этой тишине Олег наконец проговорил:
— Мам, Света, уходите. Это квартира Ксении.
Галина Петровна побледнела.
— Значит, так?
— Так, — твёрдо ответил он.
Дверь захлопнулась с грохотом — будто поставила жирную точку.
Ксения стояла, тяжело дыша, впервые почувствовав себя настоящей хозяйкой в этом доме. Но тревога вязла в душе — такие войны редко заканчиваются закрытой дверью.
Скандал со Светой и чемоданом затих на две недели: ни звонков, ни визитов. Ксения даже расслабилась — наконец-то тишина. Но слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Однажды вечером, вернувшись с работы, она застала мужа в странном состоянии. Он сидел на кухне, перед ним пустая чашка, а пальцы нервно барабанили по столу.
— Что случилось? — насторожилась Ксения.
— Мама подала иск, — сказал он, и у Ксении похолодело в спине.
— Что? — она едва не уронила сумку.
— Иск. В суд. Она хочет признать квартиру совместно нажитым имуществом.
— Но это же абсурд! — выкрикнула Ксения. — Я купила её до брака! У меня все документы!
— Я знаю, — он сжал виски. — Но у неё теперь юрист.
В груди у Ксении закипала ярость.
— Значит, теперь война официальная.
Судебная тяжба затянулась. Ксения стояла насмерть, свекровь упиралась не меньше, а Олег метался между двух огней. За дверями суда Галина Петровна шипела:
— Ты пожалеешь. Мой сын тебя бросит.
На что Ксения отвечала:
— Лучше одной, чем с вами всей этой компанией.
Олег после каждого заседания казался старше лет на десять — уставший, виноватый, молчаливый.
Кульминация случилась вечером, когда он вернулся домой и сказал:
— Ксюша, давай поговорим.
Она сразу поняла — разговор последний.
— Я устал, — начал он. — Между вами война, и я больше не могу быть посредником.
— Так выбери сторону, — холодно сказала Ксения. — Это просто.
— Это не просто, — голос дрогнул. — Это моя мать.
— А я кто? — глаза Ксении сверкнули. — Так скажи: я для тебя никто.
— Нет, — вздохнул он. — Но так жить дальше я не могу.
И тогда он произнёс то, чего Ксения боялась больше всего:
— Я ухожу.
Тишина упала, как тяжёлый камень.
— Уходи, — выдавила она. — Но квартиру с собой не заберёшь.
Он кивнул, собрал сумку и вышел, не оглянувшись.
На следующий день Галина Петровна пришла с видом победительницы.
— Ну что, довольна? Разрушила семью!
Ксения встретила её спокойно, хоть внутри клокотала боль.
— Семью разрушаете не вы? Со своими претензиями и скандалами?
— Ты всё равно останешься одна, — процедила свекровь.
— Зато в своей квартире, — парировала Ксения.
Дверь захлопнулась, и в квартире воцарилась тишина.
Ксения стояла в коридоре, прижавшись к холодной стене. Потеряла мужа, покой — но сохранила главное: себя и свой дом. И впервые за долгое время поняла, что это не поражение, а начало новой жизни.
Выключив свет, она прошлась по квартире и прошептала:
— Это мой дом. И точка.
Слежка за племянницей мужа принесла неожиданные результаты