— Ты опять пришла без звонка, — сказала Лена так ровно, что сама удивилась своему голосу. — И опять хозяйничаешь на моей кухне.
На пороге, облокотившись на косяк, стояла Тамара Павловна — небольшая, жилистая, с собранными в пучок волосами, которые никак не соответствовали её слишком бодрой походке. В руках у неё были сумки из ближайшего рынка, тяжёлые, набитые до краёв так, что ручки растянулись.
— Лена, ну что за тон? — не поднимая глаз, свекровь уже шла прямиком к холодильнику. — Я принесла курицу, свежую, домашнюю. Да и овощи хорошие взяла, по акции, жалко же вам переплачивать. Я сейчас быстренько суп сварю, Сашка ваш с работы придёт уставший…
— Стойте, — Лена шагнула вперёд, перекрывая ей проход. — Не надо ничего варить. Я уже готовлю.
Тамара Павловна на секунду остановилась, вскинула голову. Улыбнулась — натянуто, тонко, как всегда, когда собиралась сказать что-то неприятное.
— Это ты готовишь? — она ткнула пальцем в сковородку, где у Лены тихо шипели шампиньоны с луком. — Лена, девочка, кто же так делает? Ты опять всё пересушишь. Ничего, сейчас я возьму другую посуду, нормальную, и сделаю вам ужин. Я тут быстро.
— Я сказала: не надо, — у Лены дернулась щека. — Сегодня — нет.
— Да что ж такое сегодня с тобой? — свекровь покачала головой, будто разговаривала с упрямым ребёнком. — Женщина должна уметь принимать помощь. Это полезно вашей семье, а не вредно. Я всю жизнь Сашку кормила, знаю, что ему пойдёт на пользу, а что нет. Ты же сама говорила, что устаёшь после работы. Так что не выделывайся.
— Я не… — Лена запнулась, потому что внутри у неё что-то хрустнуло. — Я не выделываюсь. Я пытаюсь… хотя бы раз… сделать по-своему.
— По-своему? — Тамара Павловна усмехнулась. — Ну-ну. Я же вижу, как ты стараешься, Леночка. Только пока ещё для кухни у тебя руки слабоваты. Ничего страшного. Научишься. Вот моя свекровь меня всему учила. И посудину хорошую мне когда-то подарила — большую такую, медную. До сих пор жалею, что выбросить пришлось, а то бы принесла вам, чтобы ты в ней суп варила. Да ладно… отойди, я хоть стол освобожу, мешаешь.
Она прошла мимо, больно зацепив Лену сумкой по бедру. На стол легли пакеты, бумажные свёртки, какие-то баночки, и кухонное пространство опять заполнилось её уверенным запахом — смесью дешёвого одеколона и луковой шелухи.
Лена застыла на месте, сжимая в руках деревянную лопатку так, что костяшки побелели.
— Вы забираете у меня мой дом, — сказала она тихо, почти шёпотом, но голос всё равно дрогнул. — Вы ведёте себя так, будто я здесь никто.
— Ну что за драматизм? — отмахнулась свекровь. — Дом у вас общий. Но порядок должен быть человеческий, а не как у тебя. Кстати, я тут решила, что пора бы тебе научиться варить нормальный куриный бульон. Завтра приду утром, покажу как…
Лена мгновенно развернулась к плите, выключила огонь под своей сковородкой и поставила её в раковину. Глубоко вдохнула — раз, другой, третий. Декабрьский воздух из открытого окна тянул холодом, но голову не прочищал.
И вдруг она услышала за спиной спокойный, даже мягкий голос, которого в себе давно не слышала:
— Тамара Павловна, мы сейчас поговорим.
Свекровь подняла брови, но не повернулась.
— О чём тут говорить, Леночка? Всё ведь ясно. Женщина должна уметь…
— Нет. — Лена подошла ближе. — Сядьте. Сейчас же.
На секунду пространство будто замерло: стук машин за окном, потрескивание морозного ветра, капающий с крана звук — всё исчезло. Остались только две женщины, застрявшие посреди крошечной кухни, где воздух был плотный, тягучий, будто перед грозой.
Тамара Павловна медленно убрала руки с пакетов, развернулась и опустилась на табурет. Смотрела внимательно, прищурившись.
Лена стояла напротив — не дрозясь, но и не отступая.
— Вы не можете приходить в наш дом, когда вам вздумается, — начала она, стараясь дышать ровно. — Вы не можете перекладывать мои кастрюли, выбрасывать мои продукты, переделывать мои блюда. Я не прошу от вас помощи. И уж точно не прошу руководить мной.
— Ты меня выгоняешь? — свекровь сделала лицо удивлённой мученицы. — Я мешаю, значит? Сашка так не считает.
— Я не выгоняю. — Лена сжала ладони в замок. — Я устанавливаю порядок. Любой визит — только по звонку. На кухне — я. Не вы.
— Он сказал тебе поставить мне такие условия? — голос свекрови стал тонким. — Или сама решила?
— Сама.
— А он знает?
Лена тихо выдохнула. В груди неприятно кольнуло — от правды, которую она ещё не успела признать.
— Узнает, — сказала она. — Но решение — моё. И оно окончательное.
Тамара Павловна резко встала. Схватила сумки так, будто они вдруг стали лёгкими.
— Посмотрим, как ты запоёшь, когда Сашка придёт и увидит твою «готовку», — она указала подбородком на раковину, где остывали грибы. — Не захочет он это есть.
— Тогда я приготовлю другое, — спокойно ответила Лена. — Но не вы.
Свекровь обула сапоги у двери, застегнула шубу и, уже кладя руку на ручку, бросила через плечо:
— Ты пожалеешь. Я сына своего знаю.
И хлопнула дверью.
Кухня снова стала тихой. Только Лена стояла посреди комнаты, чувствуя, как сердце бьёт слишком быстро, слишком громко. Она присела, упёрлась локтями о столешницу и поняла, что ноги дрожат.
— Лена, ты чего?.. — голос Саши прозвучал так тихо, будто он испугался услышанного заранее.
Он стоял в дверях кухни, едва успев снять куртку, и смотрел на жену так, как давно не смотрел — не сквозь, не мимо, а прямо, цепко, будто впервые увидел.
Лена стояла у плиты, держась рукой за край столешницы. Плечи напряжены, губы побелели. Она попыталась выпрямиться, но ноги подогнулись, и Саша резко подскочил, подхватил её под локти.
— Сядь, — сказал он твёрдо. — Лена, сядь, пожалуйста.
Она села. Молча. Как-то сразу устало. Как будто в ней всё оборвалось одновременно — и злость, и страх, и сдержанность, и эта ежедневная привычка притворяться, что всё ещё держится.
Саша сел напротив, чуть наклонился, глядя ей прямо в лицо.
— Что случилось?
Лена попыталась подобрать слова, но голос вышел хриплым:
— Она приходила.
Саша прикрыл глаза ладонью.
— Мама?
— А кто же ещё, — Лена тихо усмехнулась. — Она опять вошла без звонка. Опять приготовила всё по-своему, разложила свои продукты, поставила… — она вздохнула. — Опять сказала, что я ничего не умею. Что ты будешь голодный, если я готовлю.
Саша поморщился, но молчал.
— И я… — Лена сглотнула ком в горле. — Я сказала ей, что так больше не будет. Что надо звонить заранее. Что это наш дом, а не её. И что на кухне хозяйка — я.
Она вдруг посмотрела ему в глаза — очень тихо, почти испуганно:
— Я правда не перегнула?
Саша долго молчал. Дотянулся, взял её руку — холодную, будто она весь день стояла на балконе.
— Лена… — он выдохнул, тяжело, будто говорил что-то, о чём молчал слишком долго. — Я честно не понимал, что всё зашло так далеко. Мне казалось, что вы просто… ну, не сталкиваетесь характерами.
Он усмехнулся — коротко, безрадостно.
— А я приходил домой и видел готовую еду… и думал: ну, удобно же. Мама помогает, жена не устает… И почему-то считал, что вы сами разберётесь. Без меня.
— Мы и разбирались, — Лена пожала плечами. — Только это была не разборка. А наступление. Постоянное. По всем фронтам.
Она сглотнула опять — больно.
— Саша, я выдохлась. Я не хочу воевать у себя дома.
Саша медленно кивнул. Очень медленно.
— Я всё понял, — сказал он наконец. — Тебе страшно и больно. И… — он отвёл взгляд. — И да, она перешла границы. Сильно. Я думал, что это просто её привычка. Стариковская. Но так нельзя.
Лена чуть улыбнулась — благодарно, но очень уставше.
— Я сказала ей, что ключей у неё больше не будет.
— Правильно, — отрезал Саша, резко, как будто даже удивившись себе. — Абсолютно правильно. Так и должно быть.
Лена подняла глаза.
— Ты… ты правда так думаешь?
— Да.
Он сжал её ладонь.
— Знаешь, я сегодня возвращался домой и думал: она ведь хорошая. Добрая. Но иногда делает то, что считает единственно правильным. И если ей не сказать «стоп», она сама никогда не поймёт. Ей кажется, что она всё спасает. Только спасать-то не надо никого…
Он посмотрел на жену почти виновато:
— А я тебя не защитил. Я видел, что тебе плохо, и думал, что само рассосётся.
Лена покачала головой.
— Ты сейчас здесь. Этого достаточно.
Саша выдохнул так, будто с плеч свалили мешок кирпичей.
— Я с ней поговорю. Жёстко, спокойно, по-взрослому. Чтобы она поняла, что мы — семья. Что у нас своя жизнь. Что не надо вмешиваться, как раньше.
Лена закрыла глаза секунд на пять. Только потом сказала:
— Спасибо.
Они сидели молча, слушали, как за окном декабрьский ветер ерошит тонкий снег. Кухня вдруг стала такой непустой, какой давно не была — будто воздух там наконец перестал дрожать от чужой воли.
Саша поднялся, подошёл к раковине, взял сковородку, тихо сказал:
— Я разогрею тебе чай. И давай сделаем ужин вместе. Просто… как мы.
Лена кивнула — и впервые за много месяцев почувствовала, что не одна в этой войне.
Ближе к ночи они уже сидели на диване, смотрели какой-то дурацкий сериал, но оба были где-то глубже в своих мыслях. Саша положил голову ей на колени, Лена перебирала его волосы — машинально, успокаивающе.
И тут телефон на кухне завибрировал.
Саша поднял голову.
— Поздновато для звонков.
— Поздновато, — согласилась Лена. — Но иди посмотри.
Саша встал, прошёл на кухню, взял телефон. Лена слышала только его короткое:
— Мама?..
Пауза. Длинная. Нехорошая.
— Подожди… что случилось?
Лена подошла ближе. Саша стоял, нахмурив брови, но не сердито — скорее, тревожно. Он слушал, и рука у него медленно опустилась.
— Ладно. Ладно, я сейчас приеду.
Он посмотрел на Лену так, будто искал опору.
— Она… у неё давление поднялось. Плохо ей. Соседка вызвала скорую. Мама просит приехать.
Лена на секунду застыла — и внутренний тяжёлый отклик был слишком честным: я не готова сейчас снова…
Но она выдохнула, подошла, взяла Сашу за руку.
— Поехали, — сказала она спокойно. — Поехали вместе.
Саша моргнул — будто не ожидал.
— Точно?
— Конечно. Ты же её сын. И… — Лена чуть опустила голову. — И несмотря на всё, она тоже человек. И пусть между нами много неправильного, но в такой момент… я не оставлю тебя одного.
Саша сжал её ладонь так крепко, будто боялся отпустить.
— Спасибо.
Они быстро оделись. На лестничной клетке пахло холодом и куртками соседей. Лена, застёгивая пальто, подумала: Жизнь всё равно заставит нас сесть рядом. Даже если мы войной живём.
Но на этот раз — рядом с ней был Саша.
И это меняло всё.
Рогалики на смальце – настоящий вкус детства