«Свекровь, я подарю твоему сыну миллион. Правда. Только есть одно условие», — улыбнулась я, глядя прямо в её побелевшее лицо.
Елизавета Павловна замерла с чашкой в руке. Её пальцы так сильно сжали фарфоровую ручку, что я боялась — сейчас она треснет.
Всё началось месяц назад. Обычное воскресенье. Мы с Игорем завтракали на кухне, когда раздался звонок в дверь.
— Мама приехала, — обречённо сказал он, даже не поднимая головы от тарелки.
Я вздрогнула. Свекровь появлялась всегда внезапно, как проверяющая комиссия. Без предупреждения. Без звонка. Просто стук в дверь — и она уже на пороге со своим фирменным недовольным выражением лица.
Елизавета Павловна вплыла в квартиру, окидывая всё острым взглядом. Её губы поджались в тонкую линию — верный признак, что сейчас начнётся.
— Снова бардак. Игорёк, где твои тапочки? Ольга, цветы не политы. Вчера была?
— Вчера, — кивнула я, стараясь держать лицо спокойным.
— А выглядят так, будто неделю без воды. Надо чаще. Я тебе покажу, как правильно.
Она прошла на кухню, нахмурилась при виде нашего завтрака.
— Игорёк, опять эти готовые каши? Сколько раз говорила — варить надо. Нормальную. Геркулес. Я тебе присылала рецепт здорового питания. Ты что, не читал?
— Мам, мне нравится эта каша, — устало ответил Игорь.
— Нравится! — всплеснула она руками. — Тебе в детстве тоже нравилось конфеты на завтрак есть, я что, позволяла? Ольга, ты же жена, ты должна следить за его здоровьем!
Я молчала. Спорить было бесполезно. Свекровь всегда находила способ перевернуть любой аргумент так, чтобы виновата оказалась я.
— И вообще, — продолжила она, усаживаясь во главе стола, — мне нужно с вами поговорить серьёзно. О будущем.
Игорь напрягся. Я тоже.
— У меня есть предложение, — свекровь сложила руки на столе и посмотрела на нас с видом человека, который сейчас осчастливит всех разом. — Давайте съедемся. Вместе. В моей квартире места больше, я одна там, вам тут тесно. Зачем деньги на съём выбрасывать? Я вам помогу, готовить буду, убирать. Игорёк будет при мне, под присмотром.
Тишина повисла над столом тяжёлым одеялом.
— Мам, мы обсуждали это, — начал Игорь.
— Обсуждали! — отмахнулась она. — Тогда вы молодые были, глупые. А сейчас пора думать о деньгах. Вы сколько здесь платите? Тридцать тысяч? А эти деньги можно откладывать. На будущее. На детей.
— У нас пока детей нет, — напомнила я.
— Вот именно! — свекровь повернулась ко мне с торжествующим видом. — Потому что нет стабильности! Нет условий! Как ребёнку расти в этой коробке? А у меня трёшка, две комнаты свободные. Детская готова.
— Мы не готовы к детям, — твёрдо сказала я.
— Не готовы! — она вскинула руки к потолку. — Тебе двадцать восемь, Ольга. Часики тикают. Или ты думаешь, вечно молодой останешься? Надо рожать, пока здоровье есть!
— Елизавета Павловна, мы сами решим, когда нам заводить детей.
— Сама решит! — свекровь посмотрела на Игоря так, будто я только что предложила продать его органы. — Игорёк, ты слышишь, как она со мной разговаривает? Я что, чужая? Я о вас забочусь, а она мне дерзит!
— Мама, Оля не дерзит, — вступился Игорь, но голос его был слабым.
Я встала из-за стола. Если бы осталась, сказала бы что-то, о чём потом пожалела бы.
— Извините, мне на работу пора готовиться.
— В воскресенье? — недоверчиво спросила свекровь.
— Дедлайн, — коротко бросила я и ушла в спальню.
Закрыв дверь, я прислонилась к ней и закрыла глаза. Сердце колотилось так, будто я только что пробежала марафон. Через тонкую стену доносился голос свекрови.
— Вот видишь, какая она! Грубая! Неуважительная! Игорёк, скажи честно — ты счастлив?
Я не услышала его ответа. Или он вообще молчал.
Вечером, когда она наконец-то уехала, Игорь зашёл ко мне. Я лежала на кровати с книгой, которую не читала уже полчаса.
— Извини за маму, — сказал он устало.
— Ты всегда извиняешься.
— Она такая. Что я могу сделать?
— Поставить границы. Сказать, что мы взрослые люди и сами принимаем решения.
Он помолчал.
— Она правда хочет помочь. По-своему. И насчёт денег она права — можно было бы откладывать.
Я резко села.
— Игорь, ты что, правда хочешь переехать к твоей матери?
— Нет! То есть, я не знаю. Может, это действительно выход? Временно.
— Временно? — я рассмеялась без веселья. — Ты думаешь, твоя мама когда-нибудь отпустит нас? Это будет не «временно». Это будет навсегда. Она будет контролировать каждый наш шаг. Что мы едим, во сколько ложимся спать, как разговариваем друг с другом.
— Ты преувеличиваешь.
— Правда? Она сегодня сделала мне замечание за то, как я поливаю цветы. Цветы, Игорь! Ты представляешь, что будет, если мы будем жить под одной крышей?
Он отвёл взгляд.
— Просто подумай об этом, ладно?
Он вышел. А я осталась одна с мыслями, которые крутились в голове злобным роем.
Следующие две недели свекровь атаковала нас со всех сторон. Она звонила каждый день. Присылала фотографии квартиры с подписями: «Вот детская», «Вот ваша спальня», «Вот кухня — места всем хватит».
Она приезжала с внезапными проверками. Находила недостатки везде. Пыль на полке. Жирное пятно на плите. Носки, которые Игорь забыл убрать.
— Видишь, Игорёк? Здесь невозможно жить. У меня порядок, уют. Мужчине нужен комфорт.
И каждый раз Игорь слабел. Я видела, как он начинает сомневаться. Как в его глазах появляется этот виноватый блеск — будто он предаёт меня, но ничего не может с собой поделать.
А потом случилось то, что переполнило чашу.
Я пришла с работы уставшая. Плохой день. Проект провалился. Начальник устроил разнос. Хотелось одного — упасть на диван и забыться.
Открыла дверь — и замерла. В квартире сидела свекровь. Одна. Она копалась в моих вещах.
— Что вы делаете? — спросила я, стараясь держать голос ровным.
— А, Оленька! — она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. — Я просто проверяла. Игорёк дал мне ключи, попросил подождать его тут.
— Проверяли что?
— Ну, порядок. Чистоту. Вы же знаете, как я за этим слежу.
Она стояла возле моего рабочего стола. Рядом лежала открытая папка с документами. Мои личные документы.
— Вы роетесь в моих бумагах?
— Какие бумаги? — невинно удивилась она. — Я просто протирала пыль, и случайно…
— Случайно открыли папку, где написано «Личное»?
Её лицо стало жёстким.
— Ольга, ты чего распсиховалась? Я Игорю мать. Мне нечего от вас скрывать. Мы же семья.
— Семья не значит, что вы имеете право лезть в мои личные вещи!
— Личные! — она вскинула руки. — Всё у неё личное! А муж? Муж тоже личный? Его от матери прячешь?
Я стояла в дверях и чувствовала, как внутри меня что-то сжимается и скручивается в тугой, пульсирующий узел. Это была последняя капля.
— Елизавета Павловна, — сказала я очень тихо, — выйдите из моей квартиры.
— Не твоей, а Игоря!
— Нашей. И я прошу вас уйти.
Она схватила сумку, но перед уходом не удержалась:
— Игорёк узнает, как ты со мной разговариваешь! Увидишь!
Она хлопнула дверью. Я рухнула на диван и закрыла лицо руками. Во мне бушевал ураган. Злость. Бессилие. Отчаяние. И самое страшное — понимание того, что если ничего не изменится, я сойду с ума.
Игорь пришёл поздно. Свекровь уже успела ему позвонить. Его лицо было каменным.
— Мама в слезах, — сказал он с порога. — Рассказала, что ты её выгнала.
— Она рылась в моих документах.
— Она просто хотела помочь, прибраться!
— В личной папке с надписью «Личное»?
Он помолчал.
— Мама никогда не обидит нас специально. Она просто… такая. Заботливая.
— Заботливая? Игорь, она нарушила мои границы!
— Границы! — он повысил голос. — Всё у тебя границы да границы! Она моя мать! Она вырастила меня одна, без отца! Она всю жизнь на меня положила! И ты хочешь, чтобы я выбирал между ней и тобой?
— Нет. Я хочу, чтобы ты защитил меня. Свою жену.
Мы смотрели друг на друга. В его глазах читалась мука. Но и решимости я не видела. Он был разорван. И в этой внутренней борьбе проигрывала я. Всегда проигрывала я.
— Я не могу так, — тихо сказал он. — Я не могу отвернуться от мамы. Пойми.
Что-то оборвалось во мне в этот момент. Какая-то последняя тонкая ниточка, которая всё ещё держала меня в этой реальности, в этом браке, в этой жизни.
— Хорошо, — сказала я. — Понимаю.
Следующим утром я проснулась с ясной головой. Ураган закончился. На смену ему пришла ледяная, кристально чистая решимость.
Я позвонила своему дяде. Олегу Викторовичу. Он работал нотариусом, был человеком расчётливым и всегда говорил: «Оля, если у тебя когда-нибудь будут проблемы, я помогу. По-настоящему».
Встретились мы в кафе. Я рассказала ему всё. О свекрови. Об Игоре. О том тупике, в который я зашла.
— Сколько у тебя накоплено? — спросил он деловито.
— Около миллиона. Я копила на наш первоначальный взнос для ипотеки.
Он кивнул.
— Делай так.
И он объяснил мне план. Холодный. Жестокий. Идеальный.
Через неделю я собрала семейный совет. Пригласила свекровь, усадила её с Игорем на диван. Сама встала напротив.
— Я подумала над вашими словами, — начала я спокойно. — О переезде. О деньгах. О будущем.
Елизавета Павловна насторожилась. Она ожидала скандала, слёз, капитуляции. Но не этого спокойствия.
— И я приняла решение, — продолжила я. — Я дарю Игорю миллион рублей.
Тишина взорвалась. Свекровь распахнула глаза. Игорь застыл.
— Что? — выдохнул он.
— Миллион, — повторила я. — На первоначальный взнос для ипотеки. Мы возьмём квартиру. Свою. Отдельную. И больше не будем снимать. Не будем выбрасывать деньги. Как вы и хотели, Елизавета Павловна.
Свекровь медленно пришла в себя.
— Откуда у тебя миллион? — недоверчиво спросила она.
— Копила. Давно. Не говорила, потому что не хотела раньше времени надежды вселять.
Игорь смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Оля, это правда?
— Правда. Один миллион рублей. В подарок тебе. Мы оформим всё через нотариуса. Дарственная. Квартира будет записана на твоё имя, Игорь.
Он улыбнулся. Широко. Искренне. Впервые за последний месяц.
— Это… это невероятно! Мы сможем…
— Подожди, — свекровь подняла руку. Её глаза сузились. — А есть какие-то условия?
Я улыбнулась.
— Есть. Одно. Совсем маленькое.
Я подошла к столу, взяла папку и протянула её Игорю.
— Я дарю тебе деньги. Ты получаешь квартиру. Но есть договор. Нотариально заверенный. Твоя мама никогда — слышишь, никогда — не получит ключи от этой квартиры. Она не сможет там жить. Даже временно. Даже в гостях с ночёвкой. Максимум — три часа визита раз в неделю. По предварительной договорённости. Это условие дарения. Если оно будет нарушено — квартира переходит обратно ко мне. Полностью. По договору.
Гробовая тишина.
Игорь открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Свекровь побелела. Потом покраснела. Потом стала пунцовой.
— Что?! — взвизгнула она. — Это что, шантаж?!
— Нет, — спокойно ответила я. — Это условие дарения. Я дарю деньги. Я имею право ставить условия. Всё законно. Мой дядя — нотариус, он всё проверил.
— Игорёк! — она схватила сына за руку. — Ты слышишь? Она меня выгоняет! Твою мать! Женщина, которая тебя родила!
Игорь молчал. Он смотрел на документы, потом на меня, потом на мать.
— Я не выгоняю, — сказала я. — Я ставлю границы. Те самые границы, о которых я говорила. Это наша квартира. Наша семья. И в ней будут мои правила.
— Какие правила?! — свекровь вскочила с дивана. — Ты что, диктатор?! Мать от сына отрезать хочешь?!
— Три часа в неделю — это не отрезать. Это устанавливать здоровые отношения.
— Здоровые! — она всплеснула руками. — Игорёк, скажи ей! Откажись от этих денег! Мы обойдёмся! Я лучше сама вам помогу!
Игорь наконец заговорил.
— Сколько нам ещё копить на первоначальный взнос?
— Что? — не поняла свекровь.
— Без этого миллиона, — он говорил медленно, взвешивая каждое слово, — нам копить ещё лет пять. Минимум. Мы так и будем снимать. Выбрасывать деньги.
— Ну и что?! Зато семья будет вместе!
— Семья, — повторил он, — или ты с нами под одной крышей?
Она отпрянула, будто он её ударил.
— Игорь Алексеевич, — я подошла к нему, — решение за тобой. Я не настаиваю. Если ты откажешься, я не обижусь. Мы продолжим жить как жили. Но если согласишься — мы начнём новую жизнь. Свою. Нашу.
Он смотрел на меня долго. Очень долго. В его глазах шла война. Я видела каждую битву. Чувство вины перед матерью. Страх перед будущим. Усталость от вечных конфликтов. И что-то ещё. Что-то новое. Злость? Обида? А может, просто запоздалое осознание, что он уже давно не ребёнок.
— Где ручка? — спросил он.
— Игорёк! — взвыла свекровь.
— Мама, хватит, — он оборвал её резко. — Хватит. Я устал. Устал от твоего контроля. От того, что ты лезешь в нашу жизнь. От того, что я всегда виноват, если пытаюсь сказать тебе нет.
— Но я же для тебя…
— Для меня? — он повысил голос. — Или для себя? Ты хочешь меня рядом, потому что я твой сын? Или потому что тебе одиноко и ты не можешь отпустить?
Она молчала. Слёзы текли по её лицу.
— Я люблю тебя, мама. Но я не могу жить для тебя. Я должен жить для себя. Для своей семьи. Для Оли. Она моя жена. И если мне придётся выбирать — я выбираю её.
Он взял ручку и расписался в договоре.
Свекровь схватила сумку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла.
Мы остались вдвоём.
— Прости, — сказал он.
— За что?
— За то, что так долго. Должен был это сделать давно.
Я обняла его.
Через три месяца мы въехали в новую квартиру. Свою. Светлую. Просторную. Свекровь не звонила неделю. Потом позвонила. Сухо. Официально. Спросила, как дела. Я сказала, что хорошо.
— Можно я приду в субботу? На пару часов? — спросила она.
— Конечно, — ответила я. — Приезжайте. Мы будем рады.
И это была правда. Потому что теперь я знала — она придёт в гости. А потом уйдёт. В свой дом. А мы останемся. В своём.
Когда я вешала трубку, Игорь обнял меня со спины.
— Знаешь, о чём я подумал? — сказал он. — Ты выиграла.
— Никто не выиграл, — ответила я. — Мы просто научились жить.
Он поцеловал меня в макушку.
— Нет. Ты выиграла. Спасибо тебе.
Я посмотрела в окно. На город. На небо. На нашу новую жизнь.
И улыбнулась.
На кого ты стала похожа, пробормотал муж. Уходи куда хочешь, тебя никто не держит