— Я знаю, что ты заложил в ломбард мои золотые украшения, доставшиеся мне от бабушки, чтобы оплатить ремонт машины после аварии

— Аня, мы опаздываем. Такси уже пять минут стоит, счетчик тикает. Ты скоро там?

Денис нервно переступал с ноги на ногу в дверном проеме спальни. На нем была свежая, плохо выглаженная рубашка, воротник которой явно жал ему, заставляя то и дело дергать шеей. Он не смотрел на жену. Его взгляд бегал по комнате, цепляясь то за угол шкафа, то за узор на обоях, старательно избегая туалетного столика, за которым сидела Анна.

— У меня еще тушь не высохла. И я не надела серьги, — спокойно ответила Анна, не оборачиваясь. Она смотрела на свое отражение, отмечая, как идеально лег тон. Сегодня был юбилей у её отца, и выглядеть нужно было безупречно. — Кстати, достань мне ту старую шкатулку с верхней полки. Хочу надеть бабушкин гарнитур с рубинами.

В комнате повисла странная пауза. Не тишина, а именно пауза — плотная, вязкая. Денис замер. Его рука, поправлявшая манжету, остановилась на полпути.

— Зачем тебе этот старый хлам? — голос мужа прозвучал неестественно высоко, с какой-то фальшивой небрежностью. — Надень те, золотые кольца, что я дарил на Восьмое марта. Они современные, стильные. А то будешь как музейный экспонат.

— Это не хлам, Денис. Это фамильная вещь, — Анна отложила кисточку и наконец повернулась к мужу. — И папе будет приятно увидеть мамины украшения на мне. Достань шкатулку.

Денис не сдвинулся с места. Его лицо приобрело землистый оттенок, а на лбу выступила испарина, хотя в квартире было прохладно.

— Да там пыли килограмм, Ань. Не хочу пачкаться перед выходом. Давай потом? Мы реально опаздываем.

Анна прищурилась. Она жила с этим человеком семь лет и знала карту его эмоций лучше, чем схему метрополитена. Сейчас Денис не просто спешил. Он паниковал. Это была та самая мелкая, суетливая паника нашкодившего подростка, который знает, что дневник с двойкой вот-вот найдут.

Она медленно встала со пуфика. Шуршание платья в этой напряженной обстановке прозвучало как скрежет ножа по стеклу. Анна подошла к шкафу, открыла дверцу и встала на цыпочки.

— Не надо! — выкрикнул Денис, дернувшись к ней, но тут же остановился, понимая, насколько глупо это выглядит.

Анна достала тяжелую деревянную шкатулку, обитую потертым бархатом. Она помнила её вес. Приятная тяжесть золота и камней, которую она ощущала с детства, когда бабушка разрешала ей поиграть с «сокровищами». Но сейчас руки почувствовали неладное. Шкатулка была слишком легкой. Словно внутри лежал воздух.

Она поставила её на комод. Щелкнул старый латунный замочек. Крышка откинулась назад.

Внутри, на выцветшем от времени атласе, было пусто. Гнезда, годами хранившие массивные серьги, тяжелое кольцо и колье, зияли чернотой. Там не было ничего. Даже дешевой бижутерии, которую она иногда туда сбрасывала.

Анна смотрела на пустую шкатулку, и в голове со страшной скоростью начали складываться пазлы последней недели. Странное поведение Дениса. Его внезапные задержки на «работе», хотя он уверял, что в офисе завал. Потом — та история с машиной. Три дня назад он приехал на идеально чистом автомобиле, хотя на дорогах была слякоть. Сказал, что просто решил помыть. Но Анна заметила, что передний бампер отличался по оттенку от капота. Едва уловимо, на полтона, но отличался. Он тогда сказал, что ей показалось. А еще его вечное нытье про отсутствие денег, которое резко прекратилось именно три дня назад.

Она медленно подняла глаза на мужа. Денис вжался в дверной косяк, словно хотел слиться с деревом. Его бегающий взгляд наконец-то встретился с её, и в нем Анна прочитала всё: страх, жалкую попытку придумать оправдание и осознание полного краха.

— Куда они делись? — спросила она. Голос был ровным, без единой ноты истерики. Сухим, как осенний лист.

— Ань, я… я не знаю, — промямлил Денис, начиная пятиться в коридор. — Может, воры? Или ты сама переложила и забыла? Ты же вечно всё забываешь…

— Воры? — Анна усмехнулась. Усмешка вышла страшной, искривив идеально накрашенные губы. — Воры, которые взяли только бабушкин гарнитур, но не тронули планшет на столе и деньги в тумбочке? Воры, у которых были ключи?

Она шагнула к нему. Денис дернулся, будто ожидая удара.

— Три дня назад, Денис. Бампер. Новый бампер, покрашенный в гаражах, потому что в цвет не попали. Ты сказал, что просто полирнул царапину. Откуда деньги на покраску и кузовной ремонт, если ты неделю назад стрелял у меня тысячу на бензин?

— Какая покраска? Ты чего выдумываешь? — он перешел в нападение, пытаясь голосом перекрыть факты. — Ну зацепил столбик, ну подкрасил маркером! При чем тут твои побрякушки?

— Маркером? — Анна подошла к нему вплотную. От него пахло дорогим одеколоном, который она подарила, и кислым страхом. — Ты думаешь, я идиотка? Я видела зазоры. Машина была битая. Сильно битая. Ты влетел в кого-то, так?

Денис молчал, тяжело дыша через нос. Его лицо пошло красными пятнами.

— Ты таксовал? — жестко спросила она. — Опять? Я же просила тебя не гробить нашу машину. Ты разбил её, так? Попал на деньги?

— Это был лед! — сорвался Денис, всплеснув руками. — Просто гололед, меня понесло! Я не виноват! А этот урод на «Мерседесе» встал как вкопанный! Он требовал двести кусков на месте, иначе менты, лишение прав, страховка взлетит! Аня, у меня не было выхода!

Анна смотрела на него, и внутри у неё что-то умирало. Не любовь, нет. Умирало уважение. Уважение к мужчине, который стоял перед ней и жалко тряс губой.

— И ты решил проблему, — констатировала она. — За мой счет.

— Я хотел как лучше! — затараторил он, чувствуя, что признание вырвалось. — Я бы выкупил! Сразу бы выкупил, как только премию дадут! Ты бы даже не узнала! Я просто хотел, чтобы ты не нервничала из-за машины!

Анна вернулась к комоду, захлопнула пустую шкатулку. Глухой звук удара дерева о дерево прозвучал как выстрел. Она резко развернулась и прокричала ему в лицо, чеканя каждое слово, чтобы оно гвоздем вошло в его сознание:

— Я знаю, что ты заложил в ломбард мои золотые украшения, доставшиеся мне от бабушки, чтобы оплатить ремонт машины после аварии, о которой ты мне не сказал! Ты украл память о моей семье, чтобы скрыть свое вранье, Денис!

— Тише ты! Соседи услышат! — зашипел он, испуганно косясь на входную дверь. — Чего ты орешь? Верну я твои цацки! Это просто металл, Аня! Железки! А меня бы прав лишили! Я семью спасал!

— Семью? — Анна шагнула к нему, и Денис невольно отступил еще дальше, почти вывалившись в подъезд. — Ты спасал свою шкуру. Ты боялся, что я узнаю, что ты опять врал мне про подработки. Ты боялся, что я увижу разбитую машину. И ради этого ты вынес из дома единственное, что осталось у меня от матери и бабушки.

Она смотрела на него с холодным презрением, изучая, как под микроскопом.

— Где квитанции? — спросила она.

— Какие квитанции? — он снова включил дурака, но глаза его выдавали.

— Залоговые билеты, Денис. Ломбард не принимает золото под честное слово. Где бумаги?

— Они… в машине. В бардачке, — буркнул он, отводя взгляд.

— Неси, — приказала Анна. — Быстро.

— Аня, нам ехать надо! Отец ждет! Скандал потом устроишь!

— Никуда мы не поедем, — Анна села на пуфик и начала медленно, методично снимать с ушей те самые подаренные им золотые серьги, которые он так нахваливал. Она бросила их на стол. Они звякнули дешево и легкомысленно. — Праздник отменяется. Иди за бумагами, Денис. Или я сейчас же звоню твоему отцу и рассказываю, какой «бизнесмен» вырос из его сына.

Денис скрипнул зубами. Он понял, что привычные схемы манипуляций — обидеться, перевести тему, обвинить её в истерике — сегодня не сработают. Перед ним сидела не жена, которую можно заговорить. Перед ним сидел прокурор. Он развернулся и, шаркая ногами, поплелся к выходу, бормоча проклятия себе под нос. Анна осталась сидеть перед зеркалом, глядя на пустую шкатулку, которая теперь казалась ей гробом их брака.

Дверь хлопнула, впуская в квартиру сквозняк и запах подъезда. Денис вошел, не разуваясь. Он прошел в комнату и небрежно бросил на стол перед Анной комок бумаги. Это были не аккуратно сложенные документы, а именно комок — скомканные, засаленные чеки, которые, очевидно, валялись где-то между старыми пачками сигарет и отвертками в бардачке.

— На, подавись, — буркнул он, отводя глаза. — Довольна? Инквизиция закончена?

Анна медленно протянула руку. Она не стала отвечать на его выпад. Сейчас эмоции были роскошью, которую она не могла себе позволить. Сейчас нужны были факты. Она разгладила ладонью желтую, дешевую бумагу ломбарда «Фортуна». Буквы плясали, отпечатанные на плохом матричном принтере, но цифры были видны отчетливо. Слишком отчетливо.

— Кольцо золотое с рубином, девятнадцатый век. Серьги, гарнитур, — читала она вслух, и каждое слово падало в тишину комнаты тяжелым камнем. — Оценочная стоимость лома… Лома, Денис? Ты сдал антиквариат как лом?

— Да им плевать, какой там век! — огрызнулся он, нервно расхаживая по комнате. — Им важен вес. Золото есть золото. Какая разница? Выкупим, почистишь, будет как новое.

— Смотри на дату, — голос Анны стал ледяным. — Смотри на дату окончания залога.

Денис остановился, глянул через её плечо и нахмурился.

— Ну и что? Двенадцатое число. У нас еще…

— Сегодня одиннадцатое, Денис. Вечер одиннадцатого, — она подняла на него глаза, в которых не было ни сочувствия, ни любви. Только холодный калькулятор. — Срок выкупа истекает завтра. Послезавтра они выставят всё это на торги. Ты хоть понимаешь, что это значит? Если завтра до шести вечера мы не принесем деньги, бабушкиного гарнитура больше не существует.

Денис побледнел. Видимо, в своем хаотичном мирке, где он пытался заткнуть дыры враньем, он потерял счет времени. Он думал, у него есть еще неделя, может, две.

— Я… я что-то напутал, — пробормотал он, садясь на край дивана. Весь его боевой запал исчез. — Я думал, там месяц льготный…

— Ты не думал. Ты просто хотел закрыть проблему здесь и сейчас, — Анна продолжила изучать квитанции. — Сумма выкупа с процентами — сто сорок тысяч рублей. Сто сорок тысяч, Денис. Где ты собирался их брать завтра?

— У пацанов бы перехватил! — снова вскинулся он, но голос звучал жалко. — Серега бы дал, Витек… С зарплаты бы отдал!

— У Сереги ипотека и двое детей, он тебе до получки тысячу занимает со скрипом. Витек сам в кредитах по уши. Твоя зарплата — пятьдесят тысяч, и то, если премию дадут, — Анна говорила это спокойно, методично разрушая его иллюзии. — Ты врешь сам себе. Ты не собирался выкупать их завтра. Ты бы просто пришел домой и сказал: «Ой, Аня, прости, не получилось, но я куплю тебе новые, еще лучше». Ты уже списал их. Ты списал память о моей матери в утиль.

— Да не списал я! — заорал он, вскакивая. — Я просто попал! Ты не понимаешь! Тот мужик на «Мерсе» был бешеный! Он орал, грозил, что закопает! Мне нужно было отдать ему на месте семьдесят штук, чтобы он ментов не вызывал! И еще семьдесят за ремонт моей тачки, потому что морду разнесло в хлам!

— А зачем ты чинил её так срочно? — Анна задала вопрос, который был ключом ко всему. — Машина на ходу? На ходу. Поездил бы с мятым капотом.

Денис замолчал. Он стоял посреди комнаты, тяжело дыша, и его лицо исказила гримаса человека, которого поймали на самом постыдном.

— Чтобы ты не увидела, — тихо сказала Анна за него. — Чтобы ты мог приехать домой героем, успешным добытчиком, а не неудачником, который разбил машину, таксуя втайне от жены. Ты заплатил за срочность в гаражах двойную цену, лишь бы я не заметила царапины на твоем самолюбии.

— Я мужик! Я должен решать вопросы! — выплюнул он. — А не бежать к жене жаловаться!

— Мужик? — Анна встала. Она взяла со стола квитанции и помахала ими перед его лицом. — Мужик зарабатывает, Денис. А ты воруешь у жены, чтобы скрыть свои косяки. Это не решение вопроса. Это трусость. Ты украл у меня не золото. Ты украл у меня право знать правду. Ты решил, что твоя репутация в моих глазах стоит дороже, чем вещь, которую моя семья хранила три поколения.

— Да сдались тебе эти камни! — он ударил кулаком по стене. Штукатурка слегка осыпалась, но Анна даже не моргнула. — Живые люди важнее вещей! Я в аварию попал, я мог погибнуть, а ты про побрякушки думаешь!

— Ты не погиб, Денис. Ты стоишь здесь и орешь на меня, — она аккуратно сложила квитанции и убрала их в карман своего платья. — А вот время гарнитура умирает. У нас есть меньше двадцати четырех часов. Сто сорок тысяч. У меня на карте пятнадцать. У тебя?

Денис молчал. Он шарил по карманам джинсов, доставая пачку сигарет, но не решаясь закурить.

— У меня ноль, — буркнул он. — Я всё отдал малярам.

— Отлично, — кивнула Анна. В её голове уже созрел план. Жесткий, безапелляционный план, который не оставлял места для жалости. — Значит, так. Никаких «пацанов», никаких микрозаймов, которые загонят нас в долговую яму. Мы решим эту проблему так же, как ты её создал. С помощью источника проблемы.

— В смысле? — он настороженно поднял голову.

— Ты продаешь машину, — сказала Анна просто, как будто говорила о погоде.

— Чего? — Денис вытаращил глаза, и на секунду ей показалось, что он сейчас рассмеется. — Ты рехнулась? Это моя кормилица! Я на ней на работу езжу! Я в нее столько вложил! Новая резина, музыка, подвеску перебрал…

— Эта «кормилица» только что сожрала мои сто сорок тысяч и чуть не лишила меня наследства, — отрезала Анна. — Ты не умеешь на ней зарабатывать, Денис. Ты на ней только теряешь. Бензин, ремонт, штрафы, теперь авария. Это пассив. Дорогой, опасный пассив.

— Я не продам тачку! — взвизгнул он. — Даже не думай! Из-за каких-то сережек лишаться колес? Ты совсем эгоистка?

— Эгоист здесь ты, — Анна подошла к окну. На улице уже стемнело, зажигались фонари. Где-то там, во дворах, стоял его блестящий, свежепокрашенный автомобиль, ради которого он предал её доверие. — У тебя есть выбор, Денис. Очень простой выбор. Или мы сейчас находим деньги, и ты выкупаешь золото. Или завтра утром я иду в полицию и пишу заявление о краже.

— Ты не сделаешь этого, — прошептал он, но уверенности в его голосе не было. — Я твой муж. Ты не посадишь мужа.

— Человека, который выносит из дома последнее, чтобы прикрыть свой зад, я мужем не считаю, — Анна повернулась к нему. Её лицо было спокойным, почти расслабленным, и это пугало его больше всего. — Квитанции у меня. Там твоя подпись. Доказать, что ты взял вещи без моего ведома, проще простого. Шкатулка стоит на месте, следов взлома нет. Это кража, Денис. Статья. Условный срок и пятно на всю жизнь. Тебя уволят с твоей официальной работы в тот же день.

Денис смотрел на неё как загнанный зверь. Он понимал, что она не шутит. В этой новой Анне, которую он сам только что создал своим предательством, не было места для прощения.

— Звони перекупщикам, — приказала она. — Прямо сейчас. Открывай сайты, ищи «выкуп авто срочно». Пусть приезжают.

— Сейчас ночь! Никто не поедет! — попытался он сопротивляться.

— Перекупы работают круглосуточно. Особенно когда им предлагают лоха, которому срочно нужны деньги. А ты сейчас именно такой клиент. Звони. Или звоню я. Но уже не перекупам.

Денис с ненавистью посмотрел на жену, потом на пустую поверхность стола, где еще минуту назад лежали квитанции. Его руки дрожали, когда он доставал телефон. Экран засветился, освещая его перекошенное лицо. Он понимал, что проиграл. Машина, его гордость, его игрушка, его убежище от семейных проблем, уходила из его рук. И виноват в этом был только он сам, хотя признать это у него не хватало духу. Он набрал номер, который нашел в первой же строке поиска, и нажал вызов, чувствуя, как с гудками утекает его прежняя жизнь.

— Они приехали. Внизу стоят, моргают аварийкой.

Денис стоял у окна, отодвинув пальцем край жалюзи. Его спина была напряжена, как перекрученный трос. Он ненавидел этот момент, ненавидел этот вечер, но больше всего в эту секунду он ненавидел Анну, которая сидела на диване с каменным лицом и смотрела на часы.

— Иди, — коротко бросила она. — Я спущусь с тобой. Не хочу, чтобы ты в последний момент передумал или придумал очередную сказку про «завтра».

Они спускались в лифте молча. Денис смотрел на свое отражение в металлической двери: растрепанный, с бегающими глазами, в той самой парадной рубашке, которая теперь казалась шутовским нарядом. В кармане джинсов жгли ногу ключи от машины. Брелок с логотипом марки, который он купил с первой зарплаты, казался сейчас тяжелым, как гиря.

Во дворе было сыро и темно. Под тусклым светом фонаря стоял черный внедорожник перекупщиков, рядом с ним — двое крепких парней в спортивных костюмах. Они курили, лениво оглядывая двор. Увидев Дениса и Анну, один из них, тот, что постарше, с цепким взглядом рыночного торговца, бросил окурок в лужу и шагнул навстречу.

— Ты звонил? «Форд»? — спросил он без предисловий, кивнув на припаркованную у бордюра машину Дениса.

— Я, — буркнул Денис. Голос его дрогнул. — Вот. Четырнадцатый год. Максимальная комплектация. Музыка, кожа…

Перекупщик даже не дослушал. Он достал из кармана толщиномер — маленький прибор с красным дисплеем — и подошел к машине как патологоанатом к трупу.

— Открой, — скомандовал он.

Денис нажал кнопку на ключе. Машина приветливо пискнула, моргнув фарами. Для Дениса этот звук был как крик о помощи. Он любил этот кусок железа больше, чем готов был признать. Он разговаривал с ней, он тратил на полироль больше, чем на цветы жене. И теперь он предавал её, отдавал в чужие, равнодушные руки мясников авторынка.

Покупатель методично тыкал прибором в кузов. Писк, цифры на экране. Писк, цифры. Анна стояла в стороне, обхватив себя руками за плечи. Ей было холодно, но не от ветра, а от омерзения. Она видела, как унижается её муж, как он заискивающе заглядывает в глаза этому незнакомцу, надеясь на чудо.

— Морда битая, — равнодушно констатировал перекупщик, ткнув прибором в капот. — Шпатлевки слой с палец. Красили веником в подвале. Кто тебе так машину изуродовал, братан?

Денис покраснел так густо, что это было видно даже в темноте.

— Нормально красили! — взвизгнул он. — В камере! Дорогой сервис!

— Не лечи меня, — усмехнулся перекуп. — Я вижу, что крыло китайское, зазоры гуляют. Лонжероны тянули?

— Ничего не тянули! Был легкий удар! Косметика!

— Ага, косметика, — покупатель обошел машину, пнул колесо. — Короче. Пятьсот.

— Сколько?! — Денис поперхнулся воздухом. — Ты смеешься? Рыночная цена — восемьсот минимум! Я в нее двести вложил за год!

— Рыночная — это когда ты месяц продаешь, объявления поднимаешь, с покупателями катаешься, — парень сплюнул на асфальт. — А тебе надо сейчас. Ночью. За нал. И тачка у тебя после ДТП, сделанная на «отвали». Пятьсот — это я еще щедрый. Завтра приедешь в салон, тебе там триста пятьдесят дадут в трейд-ин и еще спасибо сказать заставят.

— Я не отдам за пятьсот! — Денис повернулся к Анне, ища поддержки, но наткнулся на её пустой, стеклянный взгляд. — Аня, это грабеж! Мы не можем так продешевить! Давай займем, давай кредит возьмем, я не знаю!

Анна сделала шаг вперед.

— У тебя нет времени на «продавать месяц», Денис. У ломбарда свои сроки. Завтра в обед золото уйдет.

— Но это триста тысяч потери! Триста кусков на ветер! — он почти плакал. — Это же твои деньги тоже! Семейный бюджет!

— Семейный бюджет ты уничтожил, когда решил поиграть в шпиона и скрыть аварию, — тихо, но отчетливо произнесла она. — Ты не торговаться сюда пришел. Ты пришел платить по счетам. Продавай.

Перекупщик с интересом наблюдал за этой сценой, поигрывая пачкой денег, которую он демонстративно достал из внутреннего кармана куртки. Резинка стягивала толстую стопку пятитысячных купюр.

— Ну так что? — спросил он, зевнув. — Решайте, голубки. У меня еще два выезда. Или берете пятьсот, или я поехал.

Денис смотрел на деньги. Потом на свою машину. В свете фонаря она казалась такой родной, такой безупречной, несмотря на слова перекупщика. Он вспомнил, как выбирал её, как хвастался перед друзьями, как чувствовал себя королем дороги.

— Пятьсот пятьдесят, — выдавил он из себя. — Хоть на резину накинь. Зимняя, новая, «Мишлен»…

— Пятьсот, — отрезал покупатель, не меняя тона. — И оформляем договор купли-продажи прямо на капоте. Сейчас.

Денис сжал кулаки. Ему хотелось ударить этого самодовольного типа, вырвать у него деньги, сесть в машину и уехать куда глаза глядят. Но он чувствовал спиной взгляд Анны. Тяжелый, давящий взгляд надзирателя. Она не уйдет. И она выполнит свою угрозу. Заявление в полицию разрушит его жизнь окончательно.

— Ладно, — выдохнул он, и это слово прозвучало как капитуляция. — Пиши договор.

Сделка заняла десять минут. Денис подписывал бумаги на холодном металле капота, и ручка то и дело переставала писать от сырости и дрожи в руках. Он выгреб из бардачка все свои вещи: солнечные очки, зарядку, пачку влажных салфеток, те самые скомканные квитанции из ломбарда. Все это барахло теперь сиротливо лежало у него в руках, пока чужой человек садился на водительское сиденье.

Двигатель зарычал — знакомый, родной звук. Перекупщик опустил стекло.

— Ключи вторые есть?

— Дома, — мертвым голосом ответил Денис.

— Завтра завезешь или выкину? Ладно, сам разберусь. Бывай.

Машина тронулась, мигнула габаритами и растворилась в темноте арки. На асфальте осталось только масляное пятно и мокрые следы шин. Денис стоял, сжимая в одной руке пачку денег, а в другой — кучу хлама из салона. Он чувствовал себя голым. Ободранным до костей.

— Давай деньги, — Анна протянула руку.

Денис резко повернулся к ней. В его глазах теперь плескалась не вина, а чистая, незамутненная ненависть.

— На! Жри! — он швырнул пачку ей в ладонь. — Довольна? Ты своего добилась! Я пешеход! Я лох! Ты рада? Ты просто счастлива, да?

— Я буду рада, когда выкуплю мамины серьги, — спокойно ответила Анна, пересчитывая купюры с пугающей скоростью. Она отсчитала ровно сто сорок пять тысяч — сумму долга с процентами и комиссией за срочность. Остальную, большую часть пачки, она протянула обратно мужу.

— Это твое. Остаток.

Денис не взял деньги. Они упали на мокрый асфальт, прямо в грязную лужу.

— Мне не нужны твои подачки! — заорал он так, что в окнах первого этажа зажегся свет. — Ты меня унизила! Ты заставила меня продать мечту за бесценок! Ты… ты просто чудовище, Аня! Из-за каких-то железок!

— Подбери деньги, Денис, — сказала она, не повышая голоса. — Они тебе понадобятся. На такси. И на съем жилья.

— Что? — он замер, не донеся руку до лица, чтобы вытереть пот.

— Ты думал, мы поднимемся в квартиру, попьем чаю и ляжем спать? — Анна смотрела на него с искренним удивлением. — Ты украл у меня. Ты врал мне в лицо неделями. Ты продал наше доверие тому же перекупщику, только гораздо дешевле. Я не живу с ворами, Денис. Даже если у этих воров штамп в паспорте на той же странице, что и у меня.

— Ты меня выгоняешь? — он усмехнулся, нервно дергая щекой. — Серьезно? Ночью? Из моей квартиры?

— Квартира куплена до брака. Ты здесь просто прописан. Временно. Подними деньги, пока они не размокли. Тебе нужно собрать вещи. Я даю тебе на это тридцать минут.

Она развернулась и пошла к подъезду, цокая каблуками по асфальту. Спина её была прямой, как струна. Анна не оглядывалась. Она знала, что Денис сейчас подберет эти грязные, мокрые бумажки. Потому что жадность и страх остаться ни с чем в нем всегда были сильнее гордости. И она не ошиблась. За спиной послышалось шлепанье по луже и тяжелое сопение человека, который ползает на коленях, спасая то, что осталось от его самоуважения.

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Ты разрушила семью из-за куска золота! Из-за старого, никому не нужного барахла!

Денис ворвался в квартиру, как ураган, сшибая плечом вешалку в прихожей. Его куртка была расстегнута, мокрые от дождя волосы прилипли к лбу, а в кулаке он всё ещё сжимал пачку грязных, сырых купюр — остаток от продажи его «мечты». Он швырнул деньги на тумбочку, и они рассыпались веером, оставляя на полировке влажные следы.

— Я дала тебе время на сборы, а не на лекцию, — холодно отозвалась Анна, проходя мимо него на кухню. Она налила себе стакан воды. Руки не дрожали. Внутри неё была звенящая пустота, выжженная земля, на которой больше ничего не могло вырасти. — Сумка в кладовке. Чемодан я тебе не дам, он мой.

— Ах, чемодан твой? — Денис задохнулся от ярости. Он подлетел к шкафу-купе и рванул дверцу так, что она сошла с роликов и повисла под углом. — Всё твое! Квартира твоя, мебель твоя, машина теперь, получается, тоже пошла на твои прихоти! А я кто здесь? Приживалка?

Он начал хватать с полок свои вещи. Не складывал, а сгребал в охапку: джинсы, футболки, свитера вперемешку с носками. Он швырял их на пол, в центр комнаты, создавая кучу тряпья, похожую на могильный холм их совместной жизни.

— Ты был мужем, Денис. Пока не решил, что твои комплексы важнее моей памяти, — Анна прислонилась к дверному косяку, наблюдая за этим хаосом. — Ты мог прийти и сказать правду. Мы бы что-то придумали. Кредит, долг, рассрочка. Но ты выбрал путь крысы. Ты тайком вынес то, что тебе не принадлежит, чтобы казаться крутым перед самим собой.

— Да пошла ты со своей правдой! — заорал он, запихивая вещи в спортивную сумку. Молния заела, и он с силой дернул её, вырывая «собачку» с мясом. — Я для тебя старался! Чтобы ты не пилила меня! Ты же вечно недовольна! То денег мало, то внимания нет! Я хотел как лучше!

— Ты хотел как удобнее тебе, — поправила она. — Не перекладывай вину. Это классика жанра, Денис. Нагадить и обвинить другого в том, что воняет.

Денис метнулся к тумбе под телевизором. Он выдернул провода игровой приставки, чуть не опрокинув плазму. Геймпады, диски, зарядки полетели в сумку поверх мятой одежды. Он дышал тяжело, с хрипом, его лицо покрылось красными пятнами гнева. Сейчас он ненавидел её так сильно, как может ненавидеть только человек, знающий, что он кругом виноват, но не способный это признать.

— Я всё заберу! Всё, что я покупал! — шипел он, бегая по комнате. — Кофеварку! Я её на премию брал! Микроволновку!

— Забирай, — равнодушно кивнула Анна. — Только сейчас. Если ты не унесешь это в руках за один раз, значит, оно остается здесь. Я меняю замки завтра утром.

Денис замер с кофеваркой в руках. Он посмотрел на тяжелый прибор, потом на раздувшуюся сумку, из которой торчал рукав рубашки. Он понял, что выглядит жалко. Мелочно. Он с грохотом поставил кофеварку обратно на стол, так что стеклянная колба жалобно звякнула.

— Подавись своим кофе, — выплюнул он. — Я себе новую куплю. Лучше. И бабу найду нормальную. Которая ценит мужика, а не бабушкины побрякушки. Которая не будет считать копейки и проверять бамперы!

— Ищи, — согласилась Анна. — Только сначала найди, где ночевать. У «нормальных баб» обычно есть требования к наличию жилья и отсутствию долгов. А у тебя сейчас в кармане триста тысяч и ни кола ни двора. И репутация вора.

Эти слова ударили его больнее, чем пощечина. Он схвабил со стола мокрые деньги, распихал их по карманам куртки и джинсов. Купюры топорщились, мешали двигаться, шуршали. Он выглядел как карикатурный грабитель, пойманный на месте преступления.

— Я на развод подам сам! — крикнул он, закидывая тяжелую сумку на плечо. — Чтобы ты не думала, что это ты меня бросила! Это я от тебя ухожу! От стервы расчетливой! Жить с тобой невозможно! Ты же лед, Аня! Ты мертвая внутри!

Он подошел к ней вплотную, пытаясь запугать, задавить своей агрессией. От него пахло потом, сыростью и дешевым табаком перекупщика, с которым он курил у машины.

— Отойди, — тихо сказала Анна. В её глазах не было страха. Только брезгливость. — Ты мне противен.

Денис скрипнул зубами. Ему хотелось ударить, разбить что-нибудь, оставить после себя руины, чтобы ей было так же больно, как ему сейчас. Но под её ледяным взглядом он сдулся. Вся его напускная бравада рассыпалась. Он понял, что она действительно его не боится. И, что самое страшное, она его больше не любит. Даже жалости не осталось.

Он развернулся и пошел к выходу, волоча сумку по паркету. Металлическая фурнитура царапала лак, оставляя длинную белую полосу — последний шрам на теле их квартиры.

В прихожей он замешкался. Обувался долго, нервно дергая шнурки. Он ждал. Ждал, что она скажет «постой», «давай поговорим», «не уходи в ночь». Это был детский, наивный рефлекс — надежда на то, что всё можно отмотать назад, как пробег на машине.

Но Анна молчала. Она стояла в дверях гостиной, скрестив руки на груди, и смотрела, как он завязывает шнурки. Она ждала финала.

Денис выпрямился.

— Ключи, — сказала она.

Он достал связку из кармана и с силой швырнул её на пол. Ключи зазвенели, подпрыгнули и затихли у её ног.

— Счастливо оставаться в своем склепе с драгоценностями! — рявкнул он, распахивая входную дверь. — Надеюсь, они тебя согреют ночью!

— Они хотя бы не врут, — ответила Анна и, подойдя к двери, захлопнула её прямо перед его носом.

Щелкнул замок. Один оборот. Второй. Третий. Лязг металла прозвучал в тишине подъезда как приговор.

Денис остался один на лестничной клетке. Тусклая лампа мигала, отбрасывая дерганые тени на облупленные стены. Тишина давила на уши. Он стоял, прижимая к себе сумку, в карманах шуршали мокрые деньги — цена его вранья, цена его машины, цена его семьи.

Он пнул соседскую дверь от бессилия, но звука почти не было — кроссовки были мягкими. Внутри него поднималась волна паники. Идти было некуда. Друзья, о которых он так смело говорил, вряд ли обрадуются ночному визиту с баулами. Родители начнут задавать вопросы, на которые у него нет ответов.

В квартире за дверью было тихо. Анна не плакала, не била посуду, не сползала по стене в истерике. Она просто вычеркнула его.

Денис медленно побрел вниз по лестнице, чувствуя, как с каждым шагом тяжесть сумки пригибает его к земле. Он вышел в холодную ночь, туда, где на асфальте еще не высохло масляное пятно от его проданной машины, и впервые за этот вечер по-настоящему осознал: он не просто пешеход. Он — человек, который променял свою жизнь на дешевый ремонт бампера. И обратного пути нет…