Ложка супа застыла на полпути ко рту Павла Егоровича. Лидия Семёновна медленно поставила хлебницу на стол, и корочка чёрного хлеба выпала из её пальцев. Артём почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
— Квартира у вас неплохая, — повторила Марфа, оглядывая тесную столовую панельной трёшки. — Думаю, мы с Артёмом сможем тут первое время пожить. Освободите её к концу месяца?
В комнате повисла такая тишина, что стало слышно, как тикают старые настенные часы — подарок на серебряную свадьбу от коллектива завода, где Павел Егорович проработал тридцать лет. Марфа спокойно намазывала маслом кусок батона, словно только что предложила передать солонку, а не выселить пожилых людей из собственного дома.
***
Артём познакомился с Марфой полгода назад на корпоративе в рекламном агентстве, где работал дизайнером. Она появилась в офисе как новый менеджер по работе с клиентами — уверенная, в идеально сидящем костюме, с безупречным маникюром и амбициями, которые читались в каждом жесте.
— Ты новенькая? — спросил он тогда, подойдя к ней у кофемашины.
— А ты, значит, тот самый Артём, чьи макеты все хвалят? — парировала она, окинув его оценивающим взглядом. — Марфа. Буду теперь твои шедевры клиентам продавать.
Артёма зацепила именно эта её целеустремлённость — качество, которого ему самому часто не хватало.
С родителями он медлил знакомить намеренно. Павел Егорович и Лидия Семёновна были людьми другого поколения, другого мира. Отец всю жизнь проработал инженером на заводе, мать — учительницей начальных классов в районной школе. Их трёхкомнатная квартира в панельном доме на окраине города досталась от бабушки Артёма, которая получила её в далёком восемьдесят втором году. Каждый угол здесь хранил воспоминания, а кухонный стол помнил все семейные праздники за последние сорок лет.
Марфа настаивала на знакомстве последние два месяца.
— Артём, ну сколько можно? — говорила она, сидя в кафе после работы. — Мы полгода встречаемся, а я твоих родителей в глаза не видела.
— Марф, ну они простые люди, ты же…
— Что я? Из другого теста слеплена? — обижалась она. — Если ты серьёзно ко мне относишься, почему прячешь от родителей? Или ты меня стесняешься?
И Артём не находил убедительного ответа. В конце концов он сдался, надеясь, что домашняя атмосфера смягчит первую встречу.
— Мам, в воскресенье придёт моя девушка, — сообщил он по телефону.
— Ой, Артёмушка! Наконец-то! — радостно воскликнула Лидия Семёновна. — Паша, Паша! Артём девушку к нам ведёт!
Лидия Семёновна готовилась к визиту гостьи три дня.
— Лида, да что ты носишься как угорелая? — ворчал Павел Егорович, наблюдая, как жена в третий раз перемывает и без того чистый сервиз.
— Паш, ты не понимаешь! Это же может быть наша будущая невестка! Всё должно быть идеально!
Она достала парадный сервиз — свадебный подарок от своей матери, испекла фирменный яблочный пирог по рецепту прабабушки, приготовила борщ, котлеты с картофельным пюре.
— Чтобы девочка увидела, что Артёмушка в семье сытно кормят, — приговаривала она, раскатывая тесто.
— Не переборщи, — предупреждал муж. — Ещё подумает, что мы её закармливать собрались.
— Ой, Паша, иди лучше свитер свой праздничный надень. Тот, что я тебе на Рождество подарила.
Павел Егорович вздохнул, но послушно пошёл переодеваться. И даже подстригся в парикмахерской, а не дома, как обычно.
— Триста рублей за стрижку! — возмущался он, возвращаясь. — Грабёж средь бела дня!
— Зато как молодцом выглядишь! — улыбнулась жена. — Прямо как тридцать лет назад.
***
Звонок в дверь раздался ровно в шесть вечера. Лидия Семёновна поправила фартук, Павел Егорович встал из-за стола.
— Мам, я сам открою, — Артём пошёл в прихожую, чувствуя, как потеют ладони.
На пороге стояла Марфа в элегантном платье, с букетом белых роз.
— Здравствуйте! — она протянула цветы Лидии Семёновне. — Очень приятно наконец познакомиться!
— Ой, спасибо, деточка! Какие красивые! Проходите, проходите! — засуетилась Лидия Семёновна. — Паша, познакомься — это Марфа, девушка Артёма.
— Павел Егорович, — отец протянул руку. — Добро пожаловать.
— Очень приятно, — Марфа пожала его руку уверенным жестом. — Артём много о вас рассказывал.
За столом первые минуты прошли в обычной суете — передавали тарелки, наливали борщ, предлагали хлеб.
— Какой вкусный борщ! — похвалила Марфа. — Со сметаной, как я люблю.
— Ешьте, ешьте, деточка, — улыбалась Лидия Семёновна. — У нас просто, по-домашнему.
— Марфа, а вы где работаете? — поинтересовался Павел Егорович.
— В том же агентстве, что и Артём. Я менеджер по работе с клиентами. Занимаюсь продвижением проектов, веду переговоры.
— О, значит, деловая девушка, — одобрительно кивнул отец.
— Стараюсь, — улыбнулась Марфа, оглядывая комнату. — У вас тут уютно. Квартира большая.
— Да, нам от мамы моей досталась, — пояснила Лидия Семёновна. — Мы тут уже почти сорок лет живём.
И тут, когда все расслабились и начали есть второе, Марфа и произнесла ту самую фразу про выселение.
После слов Марфы о выселении Лидия Семёновна первой пришла в себя. Она аккуратно промокнула губы салфеткой и тихо сказала:
— Девочка, вы, наверное, не так выразились. Это наш дом. Мы здесь живём.
— Ну да, я понимаю, — Марфа откусила кусок хлеба. — Но Артём же единственный сын? Значит, квартира рано или поздно достанется ему. Зачем тянуть? Вы можете снять что-нибудь поменьше, однушку какую-нибудь. Или в область переехать — там дешевле.
Павел Егорович медленно положил ложку. На его скулах заиграли желваки — верный признак того, что он изо всех сил сдерживается. Артём знал этот признак с детства.
— Марфа, — начал было Артём, но голос его прозвучал слабо, неуверенно.
— Что «Марфа»? — она повернулась к нему. — Я же практично мыслю. Нам с тобой нужно где-то жить, когда поженимся. Твоей зарплаты на съём не хватит, моей тоже. А тут готовое решение.
Артём почувствовал, как горят щёки. Стыд накрыл его горячей волной. Он смотрел на родителей — на морщинки вокруг маминых глаз, на натруженные отцовские руки — и впервые видел их такими беззащитными. А ещё он впервые по-настоящему увидел Марфу. Раньше её уверенность казалась силой, теперь — бесцеремонностью. Её практичность, которой он восхищался, обернулась бездушным расчётом.
— Мы прожили в этой квартире тридцать восемь лет, — медленно произнесла Лидия Семёновна. — Здесь рос наш сын. Здесь умерла моя мама, царство ей небесное. Каждая вещь здесь — это наша жизнь.
— Ну и что? — искренне удивилась Марфа. — Это же просто стены. Можно жить где угодно, главное — чтобы удобно было.
***
Ужин закончился в тягостном молчании. Артём проводил Марфу до остановки. Осенний ветер трепал её идеально уложенные волосы, и она раздражённо поправляла пряди.
— Зачем ты это сказала? — спросил Артём, когда они остановились под фонарём. — Про выселение?
— А что такого? — Марфа достала зеркальце, проверила макияж. — Я думала, это логично. Ты же однажды получишь эту квартиру. Зачем ждать, пока… ну, сам понимаешь. Можно всё устроить цивилизованно.
— Цивилизованно выгнать родителей из дома?
— Не выгнать, а предложить разумное решение. Им уже за шестьдесят, зачем им три комнаты? А нам нужно растить детей. Кстати, район у вас так себе, но на первое время сойдёт. Потом продадим, купим что-то в центре.
Артём смотрел на неё и понимал, что видит чужого человека. Как он раньше не замечал этой холодности в её глазах? Почему принимал расчётливость за ум, а чёрствость за силу характера?
— Марфа, я… мне нужно подумать, — выдавил он из себя.
— О чём тут думать? — она пожала плечами. — Ладно, автобус мой. Завтра увидимся.
Она чмокнула его в щёку и запрыгнула в подъехавший автобус. Артём остался стоять под фонарём, чувствуя, как холодный ветер пробирается под куртку.
Когда он вернулся домой, родители сидели на кухне. Чайник тихо посвистывал на плите, но никто не спешил его выключать.
— Проводил? — спросила мама, не поднимая глаз.
— Да.
— Садись, сынок, — Павел Егорович отодвинул стул. — Поговорить надо.
Артём сел, понимая, что этого разговора не избежать.
— Артёмушка, — начала Лидия Семёновна. — Мы не хотим вмешиваться, но… ценности у вас с Марфой разные. Для неё квартира — это квадратные метры. А для нас — это дом. Понимаешь разницу?
— Мам, она просто…
— Артём, — перебил отец. — Мы с мамой сорок лет вместе, потому что смотрим в одну сторону. А твоя Марфа о детях говорит, которых ещё нет, а родителей готова выселить.
— Она не злая, она практичная, — попытался защитить Марфу Артём, но слова прозвучали неубедительно.
— Практичность без сердца — это расчётливость, сынок, — вздохнула мама. — Подумай: совпадают ли ваши ценности? Одного ли вы хотите от жизни?
Артём молчал, глядя в чашку. В голове крутились слова Марфы: «район так себе», «потом продадим»…
— Ладно, — Павел Егорович встал. — Решать тебе. Только помни: дом — это не стены. Дом — это люди, которые тебя любят.
Родители ушли спать. Артём остался один на кухне, впервые за полгода глядя на отношения без розовых очков. Он понял, что влюблён в образ, а не в реального человека.
***
На следующий день после работы Артём поехал к Марфе. Всю ночь он не спал, прокручивая в голове вчерашний разговор с родителями. Нужно было расставить все точки над i.
Марфа открыла дверь в домашнем халате — видно, не ждала.
— Артём? Ты чего не предупредил? — она поправила волосы. — Проходи.
Её съёмная однокомнатная квартира в новостройке всегда казалась ему стильной — минимализм, чёрно-белые тона, никаких лишних вещей. Сейчас эта пустота резала глаз.
— Чай будешь? — спросила она, но он покачал головой.
— Нам нужно поговорить.
— О, господи, — Марфа закатила глаза. — Неужели твои родители устроили тебе промывку мозгов?
— Марфа, просто выслушай.
Она демонстративно плюхнулась на диван, взяла телефон.
— Слушаю.
Артём стоял посреди комнаты, собираясь с духом. Марфа сидела на диване, уткнувшись в телефон, делая вид, что занята. Напряжение между ними можно было резать ножом.
— Марфа, нам нужно поговорить, — его голос прозвучал тверже, чем обычно. — То, что ты сказала моим родителям… это было жестоко.
Она подняла глаза, готовая защищаться:
— Я просто высказала своё мнение…
— Нет, — Артём покачал головой. — Ты их оскорбила. Ты говорила о квартире так, будто это какая-то вещь, которую можно просто взять и поделить. Но это не просто стены, Марфа. Папа получил эту квартиру, когда ещё работал на заводе. Они с мамой делали здесь первый ремонт, когда я только родился. В этой квартире умерла моя бабушка, здесь праздновали мою первую пятёрку, здесь…
Его голос дрогнул. Марфа молчала, впервые действительно слушая.
— Здесь вся наша жизнь, понимаешь? А ты говоришь о ней, как о товаре в магазине.
Марфа отложила телефон. На её лице мелькнула тень чего-то болезненного.
— Артём, я… — она замолчала, подбирая слова. — Знаешь, сколько раз за моё детство мы переезжали? Двенадцать. Двенадцать раз, Артём. Мама работала медсестрой, отца не было, денег вечно не хватало. Мы жили то у маминой подруги на кухне, то снимали комнату в коммуналке, то ютились где-то на окраине в однушке с тараканами.
Она встала, подошла к окну.
— И знаешь, что самое страшное? Нас постоянно просили освободить жильё. «Извините, но нам теперь самим нужна комната». «Простите, мы решили продать квартиру». «Вы милые люди, но соседи жалуются на ребёнка». Я засыпала каждый вечер с мыслью — а вдруг завтра нас опять попросят уйти?
Артём молчал, переваривая услышанное.
— Когда я увидела вашу квартиру, — продолжала Марфа, — большую, светлую, с высокими потолками… Я подумала: вот он, шанс. Наконец-то можно будет жить и не бояться, что тебя выставят. Наконец-то будет своё.
Она повернулась к нему, и Артём увидел слёзы в её глазах.
— Я не хотела обидеть твоих родителей. Правда. Просто… просто во мне говорил этот страх. Страх остаться без крыши над головой. И я наговорила лишнего. Прости.
***
На следующий день они сидели на кухне у родителей Артёма. Чай остывал в чашках, никто не притрагивался к пирогу, который испекла Лидия Семёновна.
— Тётя Лида, дядя Паша, — Марфа говорила тихо, но внятно. — Я хочу извиниться. За те слова, за тон, за всё. Я понимаю, как это прозвучало, и мне очень стыдно.
Павел Егорович хмурился, но молчал. Лидия Семёновна покачивала ложечкой в чашке.
— Я не корыстная, — продолжала Марфа. — Просто… очень напуганная. Всю жизнь боялась нестабильности, и когда увидела возможность зацепиться за что-то надёжное, потеряла голову. Но это не оправдание. Я не имела права так говорить.
— Девочка, — вдруг подала голос Лидия Семёновна. — А что с твоей мамой?
— Она у мер ла три года назад. Р а к.
В кухне повисла тишина.
— Сиротка, значит, — пробормотал Павел Егорович и откашлялся. — Ладно, чего уж там. Все мы говорим иногда лишнее.
Артём взял Марфу за руку.
— Мам, пап, мы решили не торопиться. Поживём пока отдельно, на съёмной. Посмотрим, как оно пойдёт.
— Правильно, — кивнула Лидия Семёновна. — Не надо спешить. Жизнь длинная.
***
Два года спустя. Воскресный обед у Кузнецовых. За столом смех, звенят бокалы с домашним яблочным соком.
— А помните, как вы тогда поругались из-за квартиры? — вспоминает Лидия Семёновна, накладывая салат.
— Мам! — протестует Артём.
— Да ладно тебе, — машет рукой Марфа. — Теперь-то смешно. Я тогда такую глупость сморозила!
Марфа с Артёмом живут в съёмной двушке недалеко от метро. Марфа получила повышение в своём рекламном агентстве, Артём открыл небольшую веб-студию. На столе лежат ключи от их квартиры — той самой съёмной, но уже обжитой, уютной, своей.
— Знаете что, — вдруг говорит Павел Егорович. — Мы тут с мамой думали… Может, вам пока пожить у нас? Зачем деньги на аренду тратить, лучше на свою копите.
Марфа улыбается:
— Спасибо, Павел Егорович. Но мы теперь точно знаем — нам нужно своё пространство. Пусть съёмное, пусть маленькое, но где мы сами хозяева. А к вам — в гости, вот как сегодня.
Артём обнимает её за плечи. В окно светит весеннее солнце, и старая квартира Кузнецовых больше не кажется предметом раздора. Она просто дом, где собирается семья — уже большая, дружная, научившаяся понимать и прощать.
— Я твоя мать! И мне наплевать, что у тебя есть жена и дети! В первую очередь ты должен обеспечивать меня, а не их!