— Кредит оформим на тебя — у тебя зарплата белая! А отдавать будем все вместе — по-семейному!

— Ты опять решила всё за нас? Вот просто взяла и отрубила — без разговора? — голос Саши звучал так резко, что даже дверь дрогнула.

Я стояла у кухонного стола, ещё в ботинках, с пакетом в руках, только что вернувшись домой после дурацкой смены. Мартовский вечер тянул в окна ледяной сыростью, на батареях — едва тёплый воздух. В квартире — запах пережаренного лука и напряжение, которое резало тишину, как ножом.

— Не начинай, Саша, — выдохнула я, бросив пакет на стол. — У меня не было другого варианта.

— Да был вариант — поговорить! — он шагнул ко мне почти впритык. — Я же просил. Я же сказал: «Подожди до вечера, обсудим нормально». Но нет. Ты всегда делаешь по-своему.

— Потому что «нормально» у тебя значит «как скажет мама» или «как захочет Денис». Я таких «обсуждений» навидалась.

Саша сжал губы. Его злость — это гром без грозы. Много шума, толку мало. Но сейчас он был другой — уставший, измученный, загнанный между мной и вечной семьей-нахлебником.

Он прошёлся по кухне, развёл руками:

— Ладно. Давай спокойно. Объясни: почему ты решила прямо сегодня…

— Саша, я не решала.

— Не решала? — он усмехнулся зло. — То есть то, что ты отказала Денису при всех — это так, случайность?

Я развела руками:

— Хочешь честно? Да, я отказала. Потому что устала быть вам банком «семейной поддержки».

«Я больше не хочу оплачивать чужие вечные приключения — у меня своя жизнь есть.»

Он опустился на стул и прикрыл лицо ладонями. Секунду сидел молча, а потом тихо, почти шёпотом:

— Ир… Он же рассыпался весь. Ты видела? Он сидел белый как мел. Ему казалось, что мы его бросили.

— «Бросили»? — я вскинулась. — Саш, он тридцатилетний мужик, а не щенок, которого нашли на обочине! Его жизнь — это его ответственность. А не моя кредитная история!

Он резко поднял голову:

— Вот ты опять. Ты всё считаешь. Всё взвешиваешь. Всё меряешь деньгами…

— А кто, кроме меня, будет считать? Ты? Мама твоя? Денис? Да вы втроём в магазин за хлебом идёте — и то тратите больше, чем имеете.

Саша сжал кулаки. Вены на висках вздулись.

— Знаешь… иногда с тобой невозможно.

— Со мной? — я рассмеялась — сухо, зло, почти металлически. — Это со мной сложно? С той, кто тянет ипотеку, коммуналку, продукты, ремонт, С НАС ДВОИХ?! Пока твой брат играет в предпринимателя, а мама решает, кто в доме главный?

Он вскочил, стул громко скрипнул.

— Не трогай маму.

— О, началось.

— Не надо, Ир.

Я шагнула к нему навстречу:

— Да я бы и не трогала, если бы она не вставляла свои пять копеек в каждый наш разговор. Она вчера буквально сказала, что «у вас же есть, чё жалеть». То есть, знаешь, как это звучит? Как будто мы должны обслуживать Денискины идеи.

Саша отвернулся. Он долго смотрел в окно, на коричневый мартовский снег, на машины, на мокрый асфальт.

— Ты же знаешь, — наконец сказал он тихо, — он не ради наживы. Он просто хочет найти своё дело.

— А я хочу просыпаться и знать, что нас не выселят завтра, потому что мы влезли в долги ради чьей-то мечты.

Он провёл рукой по лицу. Усталость на нём лежала, как мокрая тряпка.

— Может… — он тяжело сглотнул. — Может, ты слишком резко?

— Да, резко. Потому что мягко вы с ним уже десять лет играете. И что? Где результат?

Он замолчал. Я видела — ему больно. Но мне тоже больно было всё эти годы. Просто он никогда не видел.

Мы молчали минуту. Дыхание в квартире казалось громче шагов соседей сверху.

Саша сел обратно.

— Ир… Я понимаю. Но вчера… вчера ты перешла черту.

— Какую ещё?

— Ты унизила его при маме. При мне.

— Я сказала правду. А правда — не унижение.

Саша ударил кулаком по столу. Не сильно, но резко.

— Да что с тобой происходит? Ты же раньше была… другой.

Я засмеялась тихо, горько:

— «Другой» — это какой? Удобной? Кивающей? Терпящей? Или, может, той, что брала кредиты, чтобы спасать вашего «вечно талантливого»?

Он отвёл глаза. Плечи его опустились.

— Ты становишься жёсткой.

— А ты становишься слепым.

«Если мы так продолжим — нас просто не останется как пары.»

Стул снова скрипнул — он привстал, будто хотел уйти, но сел снова.

— Ир… Ты правда считаешь, что он зло?

— Нет. Я считаю, что он взрослый, но ведёт себя как подросток. И ты это потворствуешь.

Он снова сжал кулаки.

Я подошла к чайнику, нажала кнопку. Молчание были густое, как мартовский туман. Газовая колонка щёлкнула, вода зашуршала.

Саша поднял глаза:

— Так что теперь? Ты хочешь снова уйти? Как тогда — на два дня?

— Хочу, чтобы ты наконец выбрал.

— Между кем?

— Между своей женой и вечным спасением брата.

Он поморщился, будто я ударила.

— Это жестоко.

— Это реальность.

Он сел, уткнувшись в стол.

— Ир… ну пойми… Он же наш…

— Наш? — я горько усмехнулась. — Нет. Он ваш. Он твой и мамин. А я просто удобная функция: приносить деньги и терпеть всё это.

Саша вздохнул так тяжело, словно ему придавили грудь кирпичами.

— Ладно… Давай зайдём с другой стороны, — он попытался говорить мирно, но в голосе всё равно дрожало раздражение. — Я поговорю с ним ещё раз. Скажу, чтобы он сам разбирался.

— Это ничего не изменит. Завтра он снова придёт с новой идеей. И мама снова скажет: «Ира, у вас же есть».

Он закрыл глаза.

— Ира… ну правда… Ты не хочешь попробовать хотя бы один раз поверить?

— Я верила. Четыре раза. И каждый раз мы оказывались в минусе. Считай сам.

Он замолчал. Но я не позволила тишине съесть наш разговор.

— Саша… Ты понимаешь, что я не против семьи? Я против того, что наша с тобой — всегда последняя.

Он медленно поднял голову. Говорил очень тихо:

— Ты хочешь, чтобы я бросил брата?

— Нет. Я хочу, чтобы ты выбрал ответственность перед своей женой. Это разные вещи.

Он снова уткнулся в ладони. А потом вдруг прохрипел:

— Я не знаю, как.

Эти слова прозвучали так беспомощно, что у меня внутри что-то дрогнуло. Но я не подошла. Не обняла. Не попыталась гладить по спине, как раньше.

Я сказала то, что думала:

«Если ты не научишься выбирать, то жизнь выберет за тебя. И выберет так, что потом уже поздно будет спасать.»

Он поднял на меня глаза — и в них я впервые увидела страх.

Глубокий, настоящий.

Страх потерять меня.

Я не стала это комментировать.

— Ир, — сказал он, — дай мне время.

— Время? Сколько? Ещё десять лет?

Он замолчал.

Я взяла кружку, налила чай, но пить не смогла — руки тряслись.

Мы сидели напротив, как два незнакомца в пустом вагоне, которые знают: следующая остановка решит всё.

— Мне нужно подумать, — наконец сказал он.

— О чём?

— Обо всём.

Он встал, прошёл мимо меня — и я почувствовала, как его рукав почти коснулся моего локтя, но он убрал руку так резко, будто боялся обжечься.

Дверь спальни закрылась тихо.

«Мы уже не разговариваем — мы выживаем рядом.»

Так и прошла ночь. Он — в спальне, я — на кухне, слушая, как холодильник временами вздыхает, как будто и он понимает, что в квартире теперь холодно не от батарей.

Утром я проснулась от звука сообщений. Телефон мигал, как новогодняя гирлянда. Семь сообщений от Дениса, два от свекрови, одно от какого-то неизвестного номера. Саша уже ушёл — ботинки его не стояли у двери.

Я открыла первое сообщение Дениса.

«Ира, ну ты даёшь. Я думал, ты взрослый человек. Ладно, поговорим позже. Скинешь паспорт — я сам займу, но на тебя оформлю, чтоб процент меньше.»

Я уронила телефон на стол.

— Он вообще нормальный? — сказала вслух в пустую кухню.

Смех сорвался такой — нервный, пустой, будто внутри что-то треснуло.

В это время дверь в коридоре щёлкнула. Вернулся Саша. Вид у него — как после допроса: бледный, с красными глазами, волосы растрёпанные.

— Ир… — он снял куртку медленно, будто она весила двадцать килограммов. — Нам нужно поговорить.

— Опять? — я устало улыбнулась. — Мы же уже всё сказали.

Он подошёл ближе. Сел напротив. Рассматривал кружку, как будто в ней было будущее мира.

— Я ездил к маме, — признался он.

— Ну конечно.

— Не кричи.

— Я и не кричу.

Он поднял глаза — серые, уставшие, как мартовское небо.

— Она… не в себе.

— А я, по-твоему, в себе? — я рассмеялась. — Меня вчера твой брат хотел оформить на миллионный кредит. МИЛЛИОННЫЙ, Саша!

Он прикрыл глаза, больно сжав веки:

— Я знаю. Он мне тоже писал.

— Да? И что? Попросил «поговорить с женой»?

Саша не ответил. И так было ясно.

— Ир, — он выдохнул тяжело, словно собирался прыгнуть в ледяную воду. — Я сказал им, что ты права.

Я замерла.

— Сказал… что если Денис хочет кофейню — пусть ищет инвесторов сам. Я ему — не кошелёк. И ты — не кошелёк.

Это казалось почти невероятным. Я даже не поверила сначала:

— Ты… правда так сказал?

Он кивнул.

— И что мама?

Он горько усмехнулся:

— Сказала, что я предал семью, что ты меня накрутила, что ты разрушила отношения с братом… обычный набор.

Я фыркнула:

— Да она бы и на холодильник наорала, если бы тот перестал ей еду покупать.

Саша покачал головой — устало, без злости.

— Ир… она сказала, что больше не придёт сюда. Чтобы мы сами варились.

— Замечательно, — я встала, прошлась по кухне. — Хоть отдохнём.

Но внутри — тревога. Не радость. Ведь я знала — всё так легко у них не заканчивается.

Саша смотрел на меня долго, будто пытался рассмотреть, не исчезла ли я где-то глубоко под слоями злости.

— Ира… — он произнёс тихо. — Ты думаешь… мы сможем всё вернуть?

Я села напротив. Между нами — пустой стол с клеёнкой.

— Смотря что именно надо вернуть, Саша.

Он отодвинул кружку, провёл рукой по столешнице:

— Мы. Нас.

Я не ожидала. Правда. Слова ударили, как по открытой ране.

— Саша… — я сжала пальцы в кулак. — Нам нужно не возвращать. Нам нужно строить заново. Не по старым правилам.

Он кивнул.

— Я понял. Поздно… но понял.

Казалось бы — момент, когда можно вздохнуть. Но нет. Судьба решила иначе.

Раздался громкий стук в дверь.

Мы с Сашей переглянулись.

— Ты ждёшь кого-то? — спросил он.

— Нет. А ты?

Он помотал головой.

Стук повторился — уже настойчивее, грубее. Как будто это не звонок, а вызов.

Я подошла к двери. Саша появился рядом, будто прикрывая собой — старый рефлекс.

— Кто там? — спросил он.

Голос с другой стороны был хриплый, раздражённый:

— Нам нужен Денис. Срочно.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Его здесь нет, — сказал Саша.

— Откройте дверь, — голос стал ещё серьёзнее.

— Не откроем, — ответила я. — Сначала скажите, кто вы.

Несколько секунд тишины. Потом мужчина произнёс коротко:

— Мы из агентства. Он должен деньги. И много.

Саша побледнел.

— Какие деньги? Он же говорил…

— Он всегда говорит, — перебила я.

За дверью ещё один голос, более грубый:

— Открывайте по-хорошему. Нам поговорить надо.

Саша сделал шаг назад. Я — наоборот, навстречу.

— Денис здесь не живёт, — сказала чётко. — И никогда не жил. Он у матери.

Пауза. Секунда. Другая.

— Мы знаем, где он живёт, — ответил первый. — Но он сказал, что вы его партнёры. Что кредит выдают на вас троих.

Холод ударил в грудь.

— Что? — выдохнул Саша. — На… нас?

— Да, — подтвердили за дверью. — Он сказал, что вы семейное дело открываете. Если он нам соврал — мы это проверим. Так что… поговорим позже.

Тишина. Шорох шагов. Лифт.

Когда их голоса исчезли, я закрыла глаза.

— Саша, — прошептала. — Твой брат… оформил что-то на нас?

Он стоял белый, как простыня.

— Я… не знаю.

— Узнай. Сейчас же.

Он схватил телефон, дрожащими пальцами стал листать сообщения. Лицо его менялось — страх, ярость, отчаяние.

— Чёрт… — он сжал телефон так, что тот едва не треснул. — Он… Ир… он дал нашим знакомым номер… сказал, что мы согласовали… что «бумаги на стадии подготовки»…

— Вот мерзавец, — прошипела я. — Мерзавец, Саша.

Саша ударил кулаком в стену. Потом ещё раз. Краска потрескалась.

— Он нас подставил… — прошептал он. — Он просто… нас… подставил.

Я шагнула к нему и схватила за руку:

— Всё. Хватит. Саша, слушай внимательно. Мы идём к нему сейчас. Без мамы, без истерик — прямо к нему. И всё выясняем. До последнего.

Он кивнул, будто робот.

Мы вышли в коридор, спустились по ступенькам. Мартовский ветер ударил в лицо, но теперь он казался не холодным — жёстким, решительным.

Денис жил через два дома, но идти было тяжело — будто ноги вязли в свежем снегу, который с утра навалило неожиданно.

Когда мы поднялись на его этаж, из квартиры слышались голоса. Смех. Чей-то шутливый крик. Музыка. Он, как всегда, жил так, будто никаких проблем в мире нет.

Саша не стал стучать — открыл дверь своим старым ключом.

В квартире — запах пиццы, табачного дыма и безалаберной жизни. Денис сидел на диване с двумя знакомыми, играл на приставке.

— О! — он обернулся. — А вы чего?

Саша не стал говорить. Просто подошёл и выхватил у него джойстик. Тот покатился по полу.

— Ты что творишь?! — возмутился Денис.

Саша наклонился и сказал очень тихо, но так, что у меня по спине побежали мурашки:

— Ты дал наши данные людям, которые ищут тебя?

Денис моргнул.

— Так они нормальные… свои…

— Ты СОВЕРШЕННО ЕБАНУЛСЯ?! — взревел Саша так, что соседи наверняка подпрыгнули.

Денис вжал голову в плечи.

— Да что… что вы сразу… Это временно! Пока документы не подготовили!

— Какие документы?! — я шагнула вперёд. — Ты собрался открыть кредит на нас?!

Он замахал руками:

— Ну вы же семья… Я же сказал — кофейня будет приносить…

Саша навис над ним:

— Ты дал НАШИ данные незнакомым людям. Ты оформляешь на нас долги. Ты нас подставляешь. Ты вообще понимаешь, что натворил?!

— Да ничего такого… — пробормотал Денис. — Я всё верну…

— Ты ТУПОРЫЛЫЙ? — Саша будто сорвался с цепи. — Тебя ищут за долги, ты должен уже всем подряд, и теперь решил ещё нас втянуть?!

Денис вскочил, начал пятиться:

— Да ладно тебе, брат… Что ты раскричался? Ир, скажи ему…

— Я скажу, — я шагнула вперёд. — Денис. Слушай меня внимательно.

Он впервые за разговор испугался.

«Если хоть что-то оформлено на нас — хоть один подпись, один документ — я подам заявление. И ты пойдёшь под статью. Не “ценный опыт”, а уголовка.»

— Ир, ты чего… — он начал.

— Молчи, — Саша навис над ним. — Молчи и слушай.

Денис побледнел.

— Ты думаешь, что семья будет вечно прикрывать? Нет. Всё. Хватит. Больше — никогда.

— Брат…

— НЕ БРАТАЙСЯ СО МНОЙ.

Комната замолчала. Даже телевизор выключился — как будто понимал.

Саша выпрямился. Взял меня за руку.

— Пошли.

Мы вышли, хлопнув дверью.

И что-то внутри меня впервые за много лет стало легче. Не потому что Денис получил по заслугам — нет. А потому что Саша впервые выбрал нас. Без «спокойно», без «давай обсудим», без маминых истерик.

Когда мы дошли до нашего подъезда, Саша остановился. Повернулся ко мне. Город вокруг шумел — машины, ветер, школьники, возвращающиеся с уроков. А мы стояли, как две точки, на грани новой жизни.

— Ир… — он взял меня за плечи. — Я понимаю, что виноват. Я не видел. Не хотел видеть. Прятался за «семью». Но теперь… теперь я всё понял. Поздно, но понял.

Я смотрела на него долго.

— Саша… нам нужен новый договор. Между нами. Честный.

— Какой?

— Очень простой.