— Ну как, много сегодня вакансий перелопатил? Или опять эйчары не звонят, потому что твое резюме слишком шикарное для их шарашкиных контор?
Елена не стала разуваться. Она швырнула пакет с продуктами на пол так, что тот глухо ударился о линолеум, и стеклянная банка внутри угрожающе звякнула. В коридоре пахло жареной картошкой и застарелым мужским потом — тем специфическим запахом, который появляется в квартире, когда кто-то днями напролет сидит в четырех стенах, не открывая форточку.
Денис дернулся. Он сидел за компьютерным столом, сгорбившись, в одних трусах и растянутой майке, которую Елена покупала ему три года назад для спортзала. Спортзал он бросил через месяц, а майка прижилась, став униформой его «домашнего офиса». Услышав голос жены, он судорожно клацнул мышкой, сворачивая окно на мониторе, и развернулся на крутящемся стуле. Лицо у него было красное, лоснящееся, глаза бегали.
— Лен, ты чего так рано? — он попытался натянуть на лицо улыбку, но вышла кривая гримаса. — Я тут как раз… это… аналитику изучаю. Рынок труда сейчас — мертвый сезон, ты же знаешь. Кризис, всех режут.
Елена медленно прошла в комнату, не снимая куртки. Ей было жарко, ноги гудели после двенадцати часов на ногах в торговом зале, где она расставляла товар и улыбалась покупателям, пока скулы не сводило. Она смотрела на мужа и видела каждую деталь: крошки от чипсов, застрявшие в недельной щетине, жирное пятно на майке, пустые кружки из-под чая, выстроившиеся баррикадой вокруг клавиатуры.
— Кризис, говоришь? — переспросила она. Голос её был тихим, почти будничным, но в нем звучал металлический скрежет. — Режут всех? А вот Серега Ковалев, твой бывший начальник отдела, так не считает.
При упоминании фамилии Ковалева Денис побледнел. Красный румянец, вызванный многочасовым сидением перед экраном, мгновенно схлынул, оставив на щеках серые пятна.
— Какой еще Серега? — пробормотал он, отводя взгляд к темному экрану, где в панели задач предательски мигала иконка игры. — Ты где его видела?
— В «Пятерочке», Денис. Представляешь, мир тесен. Я стояла на кассе, пробивала уцененные макароны, потому что на нормальные у нас денег нет, а он покупал виски. Хороший такой виски, дорогой. Увидел меня, обрадовался. Спросил, как твой творческий отпуск.
Елена сделала шаг вперед. Денис инстинктивно вжался в спинку кресла, которое жалобно скрипнуло под его весом.
— Он очень удивился, когда я сказала, что тебя сократили, — продолжила Елена, не сводя с него тяжелого взгляда. — Говорит: «Ленка, ты чего? Денис сам заявление написал. Сказал, что устал, что ему нужно время на себя, что он выгорел и хочет перезагрузиться». Сказал, что они тебя даже уговаривали остаться, премию предлагали. Но ты же у нас гордый. Ты же устал.
— Лен, он всё напутал, — зачастил Денис, начиная суетливо перебирать пальцами по подлокотникам. — Там сложная ситуация была, корпоративные интриги, тебя это не касается, я просто не хотел тебя грузить…
— Не хотел грузить? — перебила она.
Елена расстегнула куртку, чувствуя, как липкий пот течет по спине. Ярость поднималась внутри не горячей волной, а холодной, расчетливой жижей, заполняя легкие.
— Ты соврал, что тебя уволили по сокращению, и три месяца сидел у меня на шее, делая вид, что ищешь работу, а сам играл в танки в компьютерном клубе! Денис, я работала в две смены, чтобы ты не чувствовал себя ущербным!
Слова повисли в спертом воздухе комнаты. Денис перестал ерзать. Он понял, что привычная тактика «дурачка» не сработает. Его лицо изменилось, приняв выражение обиженного подростка, у которого мамка нашла сигареты.
— Ну и что? — буркнул он, глядя исподлобья. — Ну соврал. А что мне было делать? Сказать тебе прямо? Ты бы начала орать, пилить, требовать, чтобы я искал что-то новое сразу же. А мне дышать нечем было на той работе! Ты не понимаешь, каково это — сидеть в офисе с девяти до шести. Это каторга! Я чуть с ума не сошел! Мне нужна была пауза!
Елена смотрела на него и пыталась сопоставить этого рыхлого, обрюзгшего мужчину с тем человеком, за которого выходила замуж. Три месяца. Девяносто дней.
— Пауза, — повторила она, пробуя слово на вкус. Оно горчило. — Значит, пока ты брал паузу, я брала дополнительные смены. Пока ты «перезагружался», я штопала колготки, потому что купить новые — это двести рублей, а двести рублей — это тебе на обед, чтобы ты, бедный, не голодал на своих мифических собеседованиях.
— Не начинай считать копейки, это мелочно, — фыркнул Денис, обретая уверенность. Раз его не бьют, значит, можно огрызаться. — Я, между прочим, не только играл. Я искал варианты. Думал о бизнесе. О стартапах. А компьютерный клуб — это нетворкинг, там, знаешь ли, разные люди сидят.
— Нетворкинг? — Елена подошла к столу вплотную. — Ты просил у меня деньги на проезд до бизнес-центра. Каждый день. Триста рублей. Плюс пятьсот на «поесть в столовой». А сам шел в подвал соседнего дома, садился за комп и долбил по клавишам, пока я таскала коробки. Я видела выписку с твоей карты, Денис. Я зашла в приложение, пока ехала в автобусе. «Клуб Киберзона». Ежедневные списания. И еще пиво. Много пива.
Денис вскочил. Стул отлетел назад и ударился о шкаф.
— Ты лазила в мой телефон?! — взвизгнул он, тыча в неё пальцем. Ноготь на указательном был обгрызен до мяса. — Ты не имеешь права! Это личное пространство! Это нарушение тайны переписки! Ты совсем чокнутая стала со своей работой! Контролерша!
— Я не лазила в телефон. Твой аккаунт привязан к семейной подписке, идиот, — Елена говорила ровно, чеканя каждое слово. — Я видела всё. И донаты твои видела. «Премиум-аккаунт». «Золотые снаряды». Ты купил виртуальный танк за пять тысяч рублей неделю назад. В тот день, когда я сказала, что у меня зуб болит и надо к врачу, а ты ответил: «Потерпи, зай, денег нет, потерпи до зарплаты». До чьей зарплаты, Денис? До моей?
Мужчина замер. Его грудь тяжело вздымалась под растянутой тканью майки. Он искал, чем ответить, искал ту самую болевую точку, куда можно ударить, чтобы перевернуть ситуацию, сделать виноватой её.
— А ты на себя посмотри! — выпалил он наконец. — Ты превратилась в загнанную лошадь! С тобой поговорить не о чем, кроме цен на гречку и коммуналки! Приходишь, падаешь и спишь. Я мужик, мне внимание нужно, мне нужна женщина, а не посудомойка! Да, я играл! Потому что там я командир, там меня уважают, там я решаю вопросы! А здесь что? Здесь только ты со своим кислым лицом и вечным «надо платить, надо платить»!
Елена молча расстегнула молнию на сапогах. Правый замок разошелся еще вчера, и теперь она просто стянула обувь, испачкав руки уличной грязью. Она аккуратно поставила сапоги у стены.
— Значит, командир, — произнесла она, выпрямляясь. — Уважаемый человек. А я, значит, лошадь. Хорошо.
Она прошла на кухню. Денис, чувствуя, что разговор не окончен, поплелся за ней. Он ожидал привычного сценария: сейчас она побурчит, потом начнет греметь кастрюлями, разогреет ему ужин, они поедят в тишине, и всё уляжется. Так было всегда. Она покричит и смирится.
Но Елена не подошла к плите. Она встала посреди кухни, глядя на гору немытой посуды в раковине. Тарелки с присохшим кетчупом, жирные сковородки, ложки, плавающие в мутной жиже. Это была его «вахта». Он обещал помыть посуду с утра.
— Ты даже тарелку за собой не помыл, — констатировала она.
— Я занят был! Я рассылал резюме! — соврал Денис по инерции и тут же осекся, вспомнив, что ложь уже раскрыта. — Да что ты прицепилась к этой посуде? Помою я! Прямо сейчас помою! Только дай пожрать сначала, я голодный как волк. Ты там что-то принесла? Колбаса есть?
Он потянулся к пакету, который Елена бросила в коридоре. Его рука уже почти коснулась ручки пакета, когда Елена перехватила его запястье. Пальцы у неё были холодные и жесткие, как тиски.
— Не трогай, — сказала она. — Это еда. Еда стоит денег. Денег, которые заработала я. А ты, «командир», сегодня не заработал даже на корочку хлеба. Ты сегодня потратил. Мой ресурс, мое время и мои нервы.
— Ты что, куском хлеба меня попрекать будешь? — Денис вырвал руку, брезгливо отряхиваясь. — Дожили! Жена мужу еду жалеет!
— Мужу? — Елена склонила голову набок, разглядывая его, словно диковинное насекомое. — Муж — это партнер. А ты — глист. Крупный, прожорливый глист, который три месяца сосет из меня соки и жалуется, что кровь недостаточно сладкая.
Взгляд её упал в угол кухни, где стояла швабра с намотанной на неё серой тряпкой. Обычная деревянная швабра, советского образца, надежная и тяжелая. Елена смотрела на неё, и в голове у неё прояснялось. План действий, простой и бескомпромиссный, начал вырисовываться сам собой.
— Глист? — Денис хмыкнул, но руку от пакета с продуктами всё-таки убрал. Слово ударило его, но не в совесть, а в самолюбие. Он выпрямился, стараясь казаться выше и внушительнее в своей растянутой майке с пятном от майонеза. — Ты выбирай выражения, Лен. Я всё-таки твой муж, а не бомж с помойки. У меня временные трудности. У любого нормального мужика бывают периоды спада. А ты ведёшь себя как базарная хабалка.
Елена молча подошла к холодильнику, открыла дверцу и начала методично выкладывать продукты из пакета на полки. Дешевый сырный продукт, палка «Докторской» по акции, десяток яиц категории С2. Она делала это медленно, демонстративно игнорируя его попытки сохранить лицо.
— Временные трудности, — повторила она, не оборачиваясь. — Три месяца, Денис. Девяносто дней. Давай посчитаем? Это простая арифметика, даже ты справишься, ты же у нас аналитик.
Она захлопнула холодильник и повернулась к нему, скрестив руки на груди. В тусклом свете кухонной лампы её лицо казалось серым, под глазами залегли глубокие тени, похожие на синяки.
— Каждое утро ты вставал в семь тридцать. Гладил свою голубую рубашку. Ту самую, которую я подарила тебе на годовщину. Брызгался дорогим одеколоном — остатками флакона. Я смотрела на тебя и думала: «Какой он молодец, не сдается, борется за нас». Я варила тебе кофе, отдавала последние бутерброды, а сама пила пустой чай. Ты целовал меня в щеку, брал «ссобойку» и уходил.
Денис переступил с ноги на ногу, чувствуя, как кухонный линолеум липнет к подошвам тапочек.
— Ну и что? Я должен был лежать на диване и плевать в потолок? Я поддерживал форму! Я настраивался на рабочий лад!
— Ты настраивался на игру, — перебила Елена жестко. — Ты выходил из подъезда, шел до угла, ждал, пока я уеду на маршрутке, и сворачивал в этот проклятый клуб. Ты три месяца разыгрывал передо мной спектакль. Ты приходил вечером и врал мне в лицо, глядя в глаза. Рассказывал про собеседования в банках, про тупых кадровичек, про сложные тестовые задания. Ты сочинял эти истории, Денис! С вдохновением сочинял!
Она шагнула к нему, и он невольно попятился к подоконнику.
— А теперь посмотри на мои ноги. Вниз посмотри!
Денис опустил взгляд. Там, у входа в кухню, стояли её сапоги. Старые, замшевые, потерявшие форму. Вокруг одного из них уже натекла грязная лужица.
— Левый протекает, — сухо сказала Елена. — Я пробила подошву еще в ноябре. Два месяца я хожу с мокрым носком. Каждый божий день. К вечеру нога немеет от холода, кожа белеет и сморщивается. Я хотела купить новые. Но ты сказал: «Лен, потерпи, мне нужны деньги на курсы повышения квалификации». Помнишь? Пять тысяч. Я отдала тебе отложенное на сапоги. Куда ты их дел, Денис? На какие «курсы»? На прокачку своего эльфа?
— Танка, — буркнул он, не поднимая глаз. — Это не эльф, это тяжелая техника. И вообще, это инвестиции. Аккаунты потом можно продать. Ты ничего не понимаешь в цифровой экономике.
— Инвестиции? — Елена истерически хохотнула, но смех оборвался так же резко, как и начался. — Я хожу с хлюпающей жижей в ботинке, чтобы ты мог купить виртуальную броню? Ты серьезно сейчас?
— Да чего ты завелась с этими сапогами?! — взревел Денис, чувствуя, что аргументы заканчиваются, и переходя на привычный крик. — Заклеила бы! Или у матери попросила! Что ты из себя жертву корчишь? Я, может, морально страдал! Ты думаешь, мне легко было? Врать легко? Я каждый день боялся, что ты узнаешь! Это стресс! Чудовищный стресс! Я выгорел, Лена! Понимаешь ты это слово или нет? Вы-го-рел!
Он начал размахивать руками, задев плечом подвесной шкафчик. Дверца скрипнула.
— Работа меня душила! — продолжал он, распаляясь. — Этот начальник, эти отчеты, эта бессмысленная рутина! Я чувствовал, что умираю там! Мне нужно было время, чтобы найти себя, чтобы понять, кто я такой! А ты бы не дала мне этого времени! Ты бы сразу начала зудеть: «Иди грузчиком, иди таксистом»! А я не грузчик, Лена! Я специалист с высшим образованием! Я не могу размениваться по мелочам!
Елена слушала его и чувствовала, как внутри что-то обрывается. Последняя ниточка, связывавшая её с этим человеком, натянулась и лопнула с сухим звоном. Она смотрела на его трясущиеся щеки, на слюну в уголках губ, на бегающие глазки и понимала: перед ней не муж. Перед ней капризный, инфантильный ребенок-переросток, который искренне верит, что весь мир ему должен просто по факту его существования.
— Выгорел, значит, — тихо произнесла она. — Бедненький. Устал от офиса с кондиционером. А я, значит, двужильная? Я, работая по двенадцать часов на ногах, таская ящики с пивом и водой, улыбаясь каждому хаму на кассе — я не выгораю? У меня нет души, Денис? Мне не нужно «искать себя»?
— Ты другая! — отмахнулся он, хватая со стола кусок хлеба и запихивая его в рот. — Ты… ты проще. Тебе это нормально. А я творческая личность, мне нужно пространство для маневра. И вообще, я не просто играл! Я стримить пробовал! Это, между прочим, тоже работа! Люди миллионы зарабатывают!
— Сколько ты заработал за три месяца? — спросила Елена ледяным тоном. — Назови сумму. Рубль? Десять? Или минус шестьдесят тысяч из нашего бюджета?
— Это стартовый этап! — прожевал Денис, брызгая крошками. — Москва не сразу строилась! Ты должна была поддержать меня! Верить в меня! Жена — это тыл! А ты — контролер в трамвае! Только и ищешь, где бы меня ущемить!
Елена подошла к столу, взяла свой телефон и открыла банковское приложение.
— Я сегодня зашла в онлайн-банк, чтобы оплатить коммуналку. На счете было ноль, Денис. Ноль рублей и ноль копеек. А вчера там было семь тысяч. Мой аванс. Куда они делись?
Денис замер с недоеденным куском хлеба. Его глаза метнулись к двери, словно он оценивал пути отхода.
— Ну… там… — он замялся, его наглость дала трещину. — Там акция была. Ограниченное предложение. Премиум-пак на год. С большой скидкой. Я подумал… раз уж я всё равно пока дома… это выгодно в перспективе… Лен, ну я отдам! Я устроюсь на работу, клянусь, со следующей недели! Вот прям с понедельника! Верну я тебе эти семь тысяч!
— Вернешь? — Елена посмотрела на него с такой брезгливостью, что Денис поежился. — С чего ты вернешь? Ты три месяца не можешь задницу от стула оторвать, чтобы резюме отправить. Ты украл у нас деньги на еду. На квартплату. Ты понимаешь, что нам завтра нечем платить за свет? Что в холодильнике только эта колбаса и яйца на неделю?
— Ой, да не нагнетай! — скривился Денис. — Перезайми у кого-нибудь. У Светки, у Маринки. Скажи, что задержали зарплату. Придумай что-нибудь! Ты же баба, вы умеете выкручиваться. А я пока…
Он не договорил. Елена шагнула к нему вплотную. От неё пахло холодной улицей и усталостью, но её глаза горели таким страшным огнем, что Денис поперхнулся хлебом.
— Я три месяца выкручивалась, — прошептала она. — Я три месяца штопала свою жизнь, пока ты её проигрывал. Хватит.
— Что хватит? — насторожился Денис. — Ты чего удумала? Развод, что ли? Из-за семи тысяч? Ну ты и мелочная, Ленка! Я в шоке. Я просто в шоке от твоей меркантильности!
Он снова попытался перевернуть всё с ног на голову, сделать её виноватой, заставить оправдываться за свою злость. Но на этот раз механизм сломался. Елена не стала плакать. Не стала кричать. Она просто смотрела на него, и в её взгляде он читал приговор. Не браку. А его комфортной, сытой жизни.
— Меркантильная? — переспросила Елена. Слово повисло в воздухе, тяжелое и липкое, как жир на немытой плите. — Значит, желание есть каждый день и не ходить в дырявой обуви — это теперь меркантильность?
Денис, почувствовав, что его контратака достигла цели, осмелел. Он шумно отодвинул табуретку и плюхнулся на неё, широко расставив ноги. Его поза выражала вызов: вот он я, сижу здесь, и никуда ты меня не сдвинешь.
— Именно, Лен. Ты зациклилась на деньгах. На этой своей бытовухе. С тобой стало невозможно разговаривать. Раньше мы мечтали, строили планы, а теперь? «Купи картошки, оплати интернет, вынеси мусор». Ты превратилась в скучную, серую тётку. В мещанку.
Он говорил это, глядя ей прямо в глаза, и в его голосе звучало искреннее превосходство. Он, свободный художник и стратег виртуальных миров, снисходил до неё, приземленной работницы торговли.
— Я три месяца пытался найти себя, — продолжал он, почесывая живот через майку. — Я искал путь, который выведет нас на новый уровень. А ты только и делала, что зудела над ухом. Ты не вдохновляешь, Лена. Женщина должна быть музой, а ты — надсмотрищик с кнутом. От такой жизни любой запьёт или в игры сбежит.
Елена слушала его и чувствовала странную пустоту в груди. Там, где раньше была обида, теперь разрасталась холодная, стерильная ясность. Она смотрела на этого человека и видела его насквозь. Видела его лень, возведенную в принцип. Видела его трусость, прикрытую красивыми словами о «выгорании» и «поиске себя».
— Музой, говоришь? — тихо произнесла она. — А муза должна оплачивать твои кредиты, Денис?
Мужчина на секунду замер. Его рука, тянувшаяся к пачке сигарет, забытой на столе, застыла в воздухе.
— Какие еще кредиты? — он попытался изобразить удивление, но глаза предательски забегали. — Ты о чем вообще?
— О микрозаймах, Денис. «БыстроДеньги», «МигКредит» и еще какая-то контора с названием «Капуста». Три смс-сообщения пришли на твой телефон, пока ты был в туалете полчаса назад. Ты оставил его на зарядке в коридоре. Экран загорелся, и я прочитала.
Денис сглотнул. Кадык на его шее дернулся.
— «Срок погашения истек», «Ваше дело передается коллекторам», «Срочно оплатите долг». Ты набрал кредитов, Денис? На что? На виртуальные танки? Или на пиво с чипсами, чтобы «нетворкинг» шел веселее?
— Это… это для дела было нужно! — взвизгнул он, вскакивая с табуретки. — Ты не понимаешь! Мне нужен был мощный процессор! Я хотел начать майнить! Это инвестиция! Я всё отдам, как только крипта взлетит!
— Ты взял деньги под дикие проценты, зная, что у нас нет ни копейки, — Елена говорила ровно, без эмоций. — Ты загнал нас в долговую яму. На мой адрес теперь придут коллекторы. Они будут звонить мне, угрожать мне, расписывать стены в подъезде. Потому что ты указал мой номер как контактный, ведь так? Свой-то ты наверняка сменишь.
— Да что ты паникуешь раньше времени! — Денис начал ходить по кухне, нервно дергая плечами. — Разберемся! Перезаймем, закроем. Возьми кредит на себя, у тебя кредитная история чистая, тебе дадут под нормальный процент. Закроем эти микрозаймы, и всё будет нормально. Делов-то!
Елена смотрела на него, и ей казалось, что она видит перед собой инопланетянина. Существо с другой планеты, где нет ответственности, нет совести, а проблемы решаются за счет других существ, более глупых и покорных.
— Взять кредит на себя? — переспросила она.
— Ну да! — Денис остановился перед ней, в его глазах зажглась надежда. — Лен, ну ты же жена! Мы должны помогать друг другу. Я сейчас на мели, мне не дадут. А ты работаешь официально. Возьмешь тысяч двести, закроем мои долги, еще и на жизнь останется. Я как раз работу найду спокойную, без нервов, буду потихоньку отдавать. Ну?
Он улыбнулся — той самой улыбкой, которой когда-то очаровал её. Улыбкой нашкодившего мальчика, который знает, что его простят, потому что «он же хороший».
— Ты хочешь, чтобы я повесила на себя твои долги, — констатировала Елена. Это был не вопрос.
— Не мои, а наши! Мы же семья! И в горе, и в радости, помнишь? Сейчас у нас горе — временные финансовые трудности. Надо сплотиться, Лен! Подставь плечо! Не будь эгоисткой!
Он снова сел за стол, уверенный, что нашел выход. Раз она слушает, значит, согласна. Значит, пронесло.
— Кстати, что там с ужином? — он кивнул на лежащую на столе палку колбасы. — Нарежь, а? И яичницу пожарь, только с лучком, как я люблю. Я с обеда ничего не ел, желудок к позвоночнику прилип. Давай, Лен, поухаживай за мужем. Я стресс заедать должен, а не твои нотации слушать.
Елена смотрела на его жирные пальцы, барабанящие по столешнице. На пятно майонеза на майке. На обвисшие щеки. Она вспомнила, как сегодня утром, едва проснувшись, глотала обезболивающее, потому что спина не разгибалась. Вспомнила, как тащила поддон с молоком, и грузчик-узбек пожалел её, помог поднять. Чужой человек пожалел. А этот, родной, сидит и требует яичницу с лучком, предлагая ей влезть в кабалу ради его игрушек.
— Поухаживать? — переспросила она. Голос её стал совсем тихим, почти шелестящим.
— Ну да. Ты же женщина. Уют, очаг, всё такое. Я понимаю, ты устала, но я тоже не на курорте был. Моральное давление — это похуже физического труда. Давай, не тяни резину. Жрать охота.
Он потянулся к пачке колбасы, намереваясь оторвать зубами хвостик оболочки. Это было так привычно, так по-свински обыденно.
Елена сделала шаг назад. Её взгляд упал на швабру, стоявшую в углу. Мокрая серая тряпка, намотанная на деревянный черенок, казалась сейчас самым честным предметом в этом доме. Швабра не врала. Она просто убирала грязь.
Внутри Елены что-то щелкнуло. Громко, отчетливо, как переключатель в щитке. Жалость, сомнения, остатки привязанности — всё это выгорело в одно мгновение, оставив после себя чистую, звенящую пустоту. И в этой пустоте родилось решение. Единственно верное.
Она молча взяла швабру в руки. Дерево было гладким, отполированным её ладонями за годы уборки. Она сжала черенок так, что побелели костяшки пальцев.
— Ты прав, Денис, — сказала она, и её голос вдруг зазвучал твердо, громко, наполнив маленькую кухню. — В доме действительно грязно. Очень грязно. Давно пора сделать генеральную уборку.
Денис поднял голову, жуя кусок колбасы, который он всё-таки успел откусить.
— Ну так уберись, кто тебе мешает? — прочавкал он. — Только дай поесть сначала. Чего ты с палкой встала? Поставь на место, пыль поднимешь.
Он не видел её глаз. Он не видел, что в них больше нет его жены Лены. Там была только холодная решимость санитара, который пришел дезинфицировать помещение от опасного вируса.
Елена перехватила швабру поудобнее, как копье.
— Вставай, — сказала она.
— Чего? — Денис поперхнулся.
— Вставай, я сказала. Уборка начинается. Прямо сейчас.
— С ума сошла? — Денис нервно хихикнул, но в глазах мелькнул страх. Он видел, как побелели костяшки её пальцев, сжимающих деревянный черенок. — Положи швабру, психованная. Ты же женщина, а не уборщица в казарме.
— Я именно что уборщица, — спокойно ответила Елена. — И я начинаю выносить мусор. Крупногабаритный.
Она сделала резкий выпад вперед. Мокрая, тяжелая тряпка, пропитанная запахом хлорки и грязной воды, с тошнотворным шлепком ударила Дениса прямо в грудь, оставив на растянутой майке безобразное серое пятно. Брызги полетели ему в лицо.
Денис взвизгнул, отскакивая назад. Табуретка под его ногами опрокинулась с грохотом, который в тесной кухне показался пушечным выстрелом.
— Ты больная! — заорал он, вытирая лицо ладонью и с отвращением глядя на мокрую руку. — Ты что творишь?! Это насилие! Я сейчас… я сейчас…
— Что ты сейчас? — Елена наступала. Она держала швабру перед собой, как винтовку со штыком. — Пожалуешься маме? Напишешь в чат поддержки? Вызовешь полицию? Давай, вызывай. Расскажи им, как ты три месяца воровал деньги у жены и набрал микрозаймов.
Денис попятился в коридор. Ему было некуда деваться — позади была стена, впереди — взбесившаяся жена с грязной тряпкой. Он попытался перехватить черенок рукой, но Елена, словно предвидя это движение, резко опустила швабру вниз и с силой ткнула деревяшкой ему в голень.
— Ай! — взвыл он, сгибаясь и хватаясь за ушибленную ногу. — Сука! Больно же! Ты мне кость сломала!
— Ничего, в танке заживет, — процедила Елена. — Пошел вон. Быстро.
Она не кричала. Её голос был страшно тихим, ровным, лишенным истерических ноток. Это пугало Дениса больше всего. Если бы она визжала и била тарелки, он знал бы, что делать — перекричать или уйти в глухую оборону. Но против этого ледяного спокойствия у него не было защиты.
— Ленка, прекрати, — заныл он, отступая спиной к входной двери. — Ну погорячились и хватит. Давай поговорим как цивилизованные люди. Ну виноват я, ну дурак. Завтра же пойду в такси! Клянусь! Не гони беса!
Елена молча ткнула его мокрой тряпкой в живот, подгоняя к выходу. Вода стекала по его волосатым ногам, хлюпала в тапочках.
— В такси тебя не возьмут, Денис. Там работать надо. А ты — паразит. Ты привык жрать чужой ресурс. Я больше не кормушка.
Они оказались в прихожей. Денис, затравленно озираясь, попытался схватить с вешалки свою куртку.
— Руки! — рявкнула Елена и со всего размаху ударила тряпкой по его тянущимся пальцам.
— Дай одеться, тварь! — взревел он, теряя остатки человеческого облика. Лицо его перекосилось от злобы. — Там мороз! Я в майке! Ты хочешь, чтобы я сдох?!
— Мне все равно, — отчеканила она. — Ты же «выгорел», тебе полезно остыть. А куртку ты не заслужил. Ты ее не покупал. Ты вообще в этом доме ничего не покупал последние три года.
Елена перехватила швабру поудобнее и, упершись концом черенка ему в солнечное сплетение, с силой толкнула. Денис, не ожидавший такого напора от женщины, которую считал слабой и безвольной, потерял равновесие. Он ударился спиной о входную дверь, судорожно хватаясь за ручку.
— Открывай, — приказала она.
— Не открою! — огрызнулся он, тяжело дыша. — Это и моя квартира! Я здесь прописан! Ты не имеешь права! Я тебя засужу! Я тебя в порошок сотру!
— Квартира моей матери, — напомнила Елена, делая еще один шаг вперед. Тряпка теперь была у самого его лица, источая запах затхлости, который казался запахом его собственной лжи. — А прописка — это просто штамп. Открывай, или я помою тебе лицо. Прямо сейчас. С хлоркой.
Денис посмотрел в её глаза и понял: она сделает. Эта уставшая, изможденная женщина с серым лицом сейчас способна на всё. В ней не осталось ни любви, ни жалости, только брезгливое желание очистить пространство.
Дрожащими руками он повернул замок. Дверь распахнулась. Из подъезда пахнуло холодом, запахом табачного дыма и жареного лука от соседей.
— Вон, — выдохнула Елена и вложила в последний толчок всё, что накопилось за эти девяносто дней лжи.
Денис вылетел на лестничную площадку, нелепо размахивая руками, чтобы не упасть. Его тапочки проскользили по бетонному полу. Он оказался в подъезде — в растянутой майке с пятном, в семейных трусах и стоптанных тапках. Смешной, жалкий и злой.
— Ты пожалеешь! — заорал он, оборачиваясь. Его голос эхом разлетелся по гулкому подъезду, отражаясь от стен. — Ты приползешь ко мне! Ты сдохнешь без меня, старая кляча! Кому ты нужна с прицепом долгов!
— Долги твои, Денис. Договоры на твое имя, — спокойно сказала Елена, стоя на пороге. Она даже не вздрогнула от холода. Ей было жарко. — А я себе еще заработаю. На еду, на сапоги и на спокойную жизнь. Без глистов.
— Стерва! — визжал он, прыгая на холодном бетоне. — Дай хоть телефон! И ключи! Как я пойду?!
— Пешком, командир. У тебя же есть стратегическое мышление. Придумаешь что-нибудь.
Елена посмотрела на него в последний раз. Она не чувствовала триумфа. Она чувствовала облегчение, какое бывает, когда удаляют больной зуб — кровь еще идет, но ноющей, изматывающей боли больше нет.
Она потянула дверь на себя.
— Лена! Стой! Дай куртку! Лена!!!
Глухой удар тяжелой металлической двери отрезал его вопли. Щелкнул замок. Потом второй. Елена накинула цепочку и медленно сползла спиной по двери на пол.
В квартире наступила тишина. Та самая благословенная тишина, которую не нарушали ни звуки выстрелов из колонок, ни лживые рассказы о собеседованиях, ни чавканье, ни нытье.
Снаружи кто-то яростно колотил в железо, пинал дверь ногами и выкрикивал проклятия, но эти звуки казались далекими, будто из другого мира.
Елена сидела на полу в прихожей, сжимая в руках швабру. Потом она поднялась, поправила волосы и посмотрела на грязные следы, оставленные тапками мужа на линолеуме.
— Ну вот, — сказала она вслух, обращаясь к самой себе. — А теперь можно и полы помыть. По-настоящему.
Она пошла в ванную, чтобы смыть с тряпки грязь, чувствуя, как с каждым шагом ей становится легче дышать. Воздух в квартире, еще недавно спертый и удушливый, начинал очищаться…
Как я поставила на место наглую золовку