— Ты что, с ума сошла? — Свекровь смотрела на Ксению так, словно та только что объявила о намерении сжечь дом. — Это же деньги! Нормальные деньги! А ты говоришь «нет»!
Ксения стояла посреди гостиной, сжимая в руках смятую бумагу. Документ из нотариальной конторы. Предложение о продаже квартиры. Той самой квартиры, которую оставил ей отец. Единственное, что у неё осталось от него, кроме воспоминаний.
Лариса Фёдоровна, свекровь, расхаживала по комнате, как генерал перед боем. Её массивная фигура в синем спортивном костюме заполняла всё пространство. Она явно чувствововала себя здесь хозяйкой, хотя прописана была совсем в другом месте.
— Ксюша, ну подумай головой! — Свекровь остановилась и ткнула пальцем в бумагу. — Семь миллионов! За однушку на окраине! Это же подарок судьбы! Продашь — купишь себе что-то приличное. Или вложишь. Я вот Максиму уже говорила, надо брать трёшку в новостройке, в ипотеку. Вы молодые, справитесь. А эти деньги как первый взнос пойдут.
Ксения молчала. Она смотрела на свекровь и пыталась понять, когда именно эта женщина решила, что имеет право распоряжаться чужим имуществом. Когда перестала спрашивать и начала требовать.
Максим сидел на диване, уткнувшись в телефон. Муж. Человек, который должен был быть на её стороне. Но он молчал. Как молчал последние полгода, когда мать приезжала и начинала перекраивать их жизнь под свои представления о правильности.
— Макс, скажи ты ей что-нибудь, — обратилась Лариса Фёдоровна к сыну. — Я же не зря приехала. Нотариус ждёт ответа до пятницы. Покупатель серьёзный, готов без торга платить.
Максим поднял глаза от экрана. Посмотрел на мать, потом на жену. Ксения увидела в его взгляде то, что искала последние месяцы, — нежелание выбирать. Он хотел, чтобы всё решилось само собой.
— Ксюш, ну мама же правду говорит, — наконец произнёс он примирительным тоном. — Деньги хорошие. Квартира твоя, конечно, но мы семья. Может, действительно стоит подумать? Трёшка в центре — это же удобно. Рядом школы, садики.
Ксения почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Тонкая ниточка надежды, что он её поддержит. Что скажет матери остановиться. Что напомнит, чья это квартира и чья память.
— Это квартира моего отца, — произнесла она тихо, но чётко. — Он купил её для меня двенадцать лет назад. Когда я поступила в университет. Он хотел, чтобы у меня было своё место.
— Ну и что? — Свекровь махнула рукой. — Отца уже нет. Царствие ему небесное, конечно. Но живым-то думать надо! Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. Зачем цепляться за старое? Продашь — купишь новое, лучше. Я вот Максиму всегда говорила: не надо быть сентиментальным. Сентиментальность — это роскошь для богатых.
Ксения сжала бумагу сильнее. Она вспомнила, как отец водил её смотреть эту квартиру. Маленькую, скромную однушку на четвёртом этаже панельного дома. Он извинялся тогда, что не может купить что-то больше. А она обнимала его и говорила, что это самое лучшее место на свете.
Он обставил квартиру сам. Купил узкий диван, который раскладывался в кровать. Поставил книжные полки. Повесил на стену фотографию — они вдвоём на море, ей было семь лет. Отец всегда говорил, что эта квартира — её крепость. Что здесь она в безопасности.
— Лариса Фёдоровна, я не буду продавать квартиру, — сказала Ксения.
Свекровь застыла. Потом медленно повернулась к ней. На лице появилось выражение оскорблённого недоумения.
— Ты мне на «вы» перешла? — протянула она. — Ксения, ты забываешь, что я твоя свекровь. Я старше. Опытнее. И я желаю тебе добра. А ты со мной как с чужой тёткой разговариваешь.
— Потому что вы ведёте себя как чужая тётка, которая лезет не в своё дело, — ответила Ксения.
Повисла тишина. Максим дёрнулся на диване, словно хотел что-то сказать, но передумал. Лариса Фёдоровна побагровела.
— Что?! — её голос взлетел на октаву выше. — Как ты смеешь так со мной говорить? Я тебе что, враг? Я хочу, чтобы у вас с Максимом было нормальное жильё! Чтобы дети росли в хороших условиях! А ты цепляешься за эту коробку, как за последнее! Это эгоизм!
— Это моё право, — Ксения выпрямила спину. — Моя квартира. Моё решение.
— Макс! — Свекровь развернулась к сыну. — Ты слышишь, как твоя жена разговаривает с твоей матерью? Ты вообще мужик в этом доме или тряпка?
Максим встал. Подошёл к Ксении. Положил руку ей на плечо. Она почувствовала лёгкое давление, словно он пытался успокоить, прижать, заставить замолчать.
— Ксюш, давай без эмоций, — начал он тихо. — Мама права. Семь миллионов — это реально хорошие деньги. Мы могли бы взять трёшку в ипотеку, внести первый взнос побольше. Платежи были бы смешные. И жить стали бы лучше.
— Жить лучше? — переспросила Ксения, глядя ему в глаза. — Макс, ты понимаешь, о чём говоришь? Это квартира моего отца. Он умер три года назад. Это всё, что у меня от него осталось.
— Ну не всё же, — он пожал плечами. — У тебя фотографии есть. Вещи какие-то. Память не в стенах, Ксюш. Память в сердце.
Она отстранилась от него. Отошла к окну. За стеклом был серый двор, детская площадка, покосившиеся качели. Тот самый двор, где она каталась на велосипеде. Где отец учил её не бояться падать.
— Максим, ты три года назад обещал мне, что никогда не попросишь меня продать эту квартиру, — сказала Ксения, не оборачиваясь. — Ты сказал, что понимаешь. Что уважаешь мою память.
— Я и сейчас уважаю! — он вспылил. — Но жизнь меняется! Мы планируем детей! Где они будут жить? В этой тесной коробке? Или в нормальной трёшке с отдельными комнатами?
— А дети у нас когда планируются? — Ксения резко обернулась. — Я что-то не в курсе. Ты мне об этом даже не говорил.
Максим замялся. Лариса Фёдоровна вмешалась с готовностью.
— Я говорила! — объявила свекровь торжествующе. — Максиму тридцать! Пора уже! А ты всё тянешь. То карьера, то ещё что-то. Женщина должна рожать, пока молодая. Вот продадите квартиру, переедете в просторное жильё, и можно заводить ребёночка.
Ксения смотрела на свекровь и понимала: эта женщина всё просчитала. Квартира. Дети. Контроль. Лариса Фёдоровна не просто хотела денег. Она хотела власти. Власти над их жизнью. Если Ксения продаст квартиру отца, она потеряет последний островок независимости. Станет зависимой от Максима, от его зарплаты, от его решений. А Максим зависим от матери.
— Нет, — сказала Ксения. — Я не продам квартиру. Никогда.
— Тогда ты эгоистка! — взвизгнула свекровь. — Ты думаешь только о себе! О своих чувствах! А семья? А муж? А будущие дети?
— Мои дети будут знать, что их мать умеет защищать то, что ей дорого, — ответила Ксения. — И что память предков — это святое.
Лариса Фёдоровна схватила сумку со стула. Её лицо перекосило от злости.
— Максим, я устала! — объявила она. — Я три часа на электричке ехала, чтобы помочь вам. Нашла покупателя через знакомого риелтора. Договорилась о хорошей цене. А твоя жена мне в лицо плюёт! Если она не передумает, я не знаю, как дальше с ней общаться.
Она направилась к двери. Максим метнулся за ней.
— Мам, подожди! — он обернулся к Ксении. — Ксюш, ну скажи хоть что-нибудь! Мама старалась!
— Пусть старается для себя, — холодно ответила Ксения. — Моё имущество — моё дело.
Лариса Фёдоровна хлопнула дверью так, что задрожали стёкла. Максим остался стоять посреди прихожей. Он смотрел на закрытую дверь, потом на жену.
— Зачем ты так? — спросил он устало. — Она же хотела как лучше.
— Как лучше для себя, — поправила Ксения. — Макс, ты не видишь? Твоя мать хочет управлять нашей жизнью. Она хочет, чтобы я осталась без своей территории. Без поддержки.
— Бред какой-то, — он махнул рукой. — Мать просто беспокоится. Она права: семь миллионов — это шанс. А ты упрямишься.
Ксения подошла к нему. Встала совсем близко. Посмотрела в глаза.
— Максим, если ты сейчас не встанешь на мою сторону, я уйду, — сказала она тихо. — Я заберу свои вещи и уйду в ту самую квартиру, которую ты хочешь продать. И буду жить там. Одна.
Он попятился, словно она его ударила.
— Ты шутишь? — пробормотал он. — Из-за квартиры разводиться?
— Не из-за квартиры, — ответила Ксения. — А из-за того, что ты не слышишь меня. Ты слушаешь маму. Ты соглашаешься с ней. Ты считаешь, что она права, а я капризничаю. Но это моя жизнь, Макс. Моя память. Мой отец. И если ты этого не понимаешь, то мы чужие люди.
Максим молчал. Он стоял бледный, растерянный. Ксения поняла, что сейчас решается всё. Либо он выберет её. Либо останется маменькиным сынком навсегда.
— Хорошо, — выдохнул он наконец. — Не продавай. Чёрт с ней, с квартирой. Только не уходи.
Ксения покачала головой.
— Мало, — сказала она. — Мне нужно, чтобы ты позвонил матери и сказал, что это моё решение. Что ты меня поддерживаешь. И чтобы она больше никогда не лезла в этот вопрос.
— Она же обидится! — Максим схватился за голову. — Она неделю со мной говорить не будет!
— Тогда выбирай, — Ксения развернулась и пошла в спальню. — Либо она обижается неделю. Либо я ухожу навсегда.
Она достала из шкафа сумку. Начала складывать вещи. Максим стоял в дверях и смотрел.
— Ксюш, ну постой, — попросил он. — Не надо так радикально. Давай спокойно обсудим.
— Обсуждать нечего, — ответила она, не останавливаясь. — Ты либо со мной, либо против меня. Третьего не дано.
Он молчал. Ксения застегнула сумку. Взяла куртку. Подошла к двери. Максим не двигался. Не останавливал. Просто смотрел, как она уходит.
Ксения вышла на лестничную площадку. Нажала кнопку лифта. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Но она не оборачивалась. Не плакала. Шла вперёд.
Лифт приехал. Она зашла внутрь. Двери начали закрываться. И в последний момент между створками протиснулась рука Максима.
Он зашёл в кабину. Тяжело дышал. Глаза красные.
— Я позвоню матери, — сказал он хрипло. — Скажу, что ты не продашь квартиру. И что я тебя поддерживаю. Только не уходи.
Ксения смотрела на него. Потом медленно опустила сумку на пол.
— Позвони при мне, — попросила она. — Сейчас.
Максим достал телефон. Нашёл номер матери. Нажал вызов. Лариса Фёдоровна ответила после третьего гудка.
— Максим? Ты одумал эту свою упрямую жену? — её голос звучал надеждой на победу.
— Мама, слушай, — начал Максим, и Ксения увидела, как он сглатывает. — Квартиру мы не продаём. Это решение Ксюши. И я её поддерживаю. Пожалуйста, больше не поднимай эту тему.
Тишина. Потом взрыв.
— Что?! Максим, ты с ума сошёл?! Из-за этой… из-за неё ты отказываешься от нормальной жизни?! Я тебе мать!
— Поэтому я и прошу тебя понять, — Максим говорил твёрдо, хотя рука с телефоном дрожала. — Ксюша моя жена. Квартира её. Я не имею права требовать продажи. И ты тоже.
— Да как ты смеешь! — кричала Лариса Фёдоровна. — Я для вас стараюсь! Риелтора нашла! Покупателя! А вы мне в лицо плюёте!
— Мам, никто не плюёт, — Максим закрыл глаза. — Просто это не твоё дело. Это наша семья. Наше решение.
— Хорошо! — свекровь говорила ледяным тоном. — Тогда живите как хотите! Без моей помощи! Не звоните мне. Не приезжайте. Раз я чужая!
Она сбросила звонок. Максим опустил руку с телефоном. Посмотрел на Ксению.
— Доволен? — спросила она тихо.
— Нет, — признался он. — Но я понял. Если я не научусь говорить матери «нет», я потеряю тебя. А без тебя мне не нужна никакая трёшка.
Ксения обняла его. Они стояли в лифте, который давно приехал на первый этаж и открыл двери. Но никто не входил, не выходил. Только двое людей, которые наконец поняли, что семья — это не та, в которой родился, а та, которую выбираешь.
Через неделю они поехали на ту самую квартиру. Отцовскую однушку. Максим молча помог Ксении помыть окна. Протереть пыль с книжных полок. Повесить новые шторы.
Они сидели на узком диване. Пили чай. Смотрели на фотографию на стене — маленькая Ксюша и её отец на берегу моря.
— Понимаешь теперь? — спросила Ксения.
— Да, — кивнул Максим. — Это не просто квартира. Это ты. Твоя история. Твоя память.
Ксения взяла его за руку.
— Спасибо, что выбрал меня, — сказала она.
Максим улыбнулся. Впервые за неделю. Лариса Фёдоровна действительно не звонила. Обиделась всерьёз. Но Максим не бежал мириться. Не выпрашивал прощения. Он сидел рядом с женой и пил чай в маленькой квартире, которая стоила дороже любых семи миллионов.
Потому что она стоила человеческого достоинства. И права быть услышанным.
А это бесценно.
— Шесть человек в твоей двушке — не толпа, а моя семья! Терпи, раз уж квартира твоя, — отрезал супруг.