— Ты серьезно считаешь, что сорок пять тысяч рублей просто испарились в воздухе? Или у нас завелась прожорливая моль, которая питается исключительно пятитысячными купюрами?
Анастасия сидела за кухонным столом, идеально прямо, положив руки перед собой. На столешнице, покрытой дешевой клеенкой в мелкую клетку, лежал смартфон Валерия. Экран еще светился, отображая историю операций в банковском приложении. Настя не кричала. Её голос звучал ровно, почти буднично, как если бы она обсуждала список покупок на неделю, но именно эта сухость делала ситуацию по-настоящему жуткой.
Валерий замер у холодильника с начатой банкой пива в руке. Он только что вернулся с работы, рассчитывая на ленивый вечер перед телевизором, но вместо этого попал на допрос, к которому был совершенно не готов. Он попытался улыбнуться — вышло криво и жалко.
— Насть, ну чего ты начинаешь? — он сделал глоток, стараясь выиграть время. — Я же говорил, на работе сейчас туго. Квартал закрываем, премии урезали, штрафы какие-то придумали. Ты же знаешь, как сейчас везде гайки закручивают.
— Я знаю, как закручивают гайки, Валера. Я работаю бухгалтером, помнишь? Я умею считать. И я прекрасно вижу, что твоя зарплата приходит на карту в полном объеме. А вот дальше начинается самое интересное.
Она медленно развернула телефон экраном к нему. Цифры светились ярким, обвиняющим светом.
— Вот здесь. Пятое число. Перевод: сорок пять тысяч. Получатель: Ирина В. И так — каждый месяц. На протяжении полугода. Валера, у нас аренда этой квартиры стоит тридцать. Мы едим макароны по акции, я хожу в куртке, которой три года, а ты каждый месяц отправляешь своей сестре сумму, превышающую наш бюджет на еду.
Валерий поставил банку на холодильник. Металл стукнул о белый эмалированный бок слишком громко в тесной кухне. Отступать было некуда. Ложь про урезанные премии рассыпалась в прах, столкнувшись с упрямой реальностью банковской выписки. Он тяжело вздохнул, меняя позу на более агрессивную, защитную.
— Ей нужна помощь, — буркнул он, глядя в сторону окна, где за грязным стеклом серел унылый вечер спального района. — У Иры сложный период. Она одна, без мужа, без нормальной работы. Я что, должен бросить родную сестру на произвол судьбы?
— Сложный период? — Настя слегка наклонила голову. — Валера, Ире тридцать два года. Сложный период у неё длится с выпускного. То она ищет себя в фотографии, то в астрологии, то в разведении породистых котов. Но сейчас речь не об этом. Ты переводишь ей деньги с пометкой «Ипотека».
Слово повисло в воздухе, тяжелое и плотное. Валерий поморщился, словно у него внезапно заболел зуб.
— Да, ипотека! — выпалил он, наконец, глядя жене в глаза. — Она взяла квартиру. Ей нужно где-то жить. Ты хочешь, чтобы она на улице осталась? Или чтобы до старости с родителями в двушке толкалась? Человек пытается устроить жизнь!
— Человек пытается устроить жизнь за мой счет? — Настя встала. Стул не скрипнул, она отодвинула его аккуратно. — Валера, мы с тобой живем в съемной халупе. Мы копим на первый взнос уже четыре года. Мы отказываем себе во всем. Я не купила те зимние ботинки, потому что «надо поджаться». Мы не поехали на море, потому что «надо копить». А оказывается, мы не копим. Мы оплачиваем комфорт твоей сестры.
Она прошла к плите, где в кастрюле остывал вчерашний суп. Вид этой убогой кухни с отклеивающимися обоями и капающим краном вдруг вызвал у неё приступ острой тошноты.
— Это временно, — быстро заговорил Валера, чувствуя, что почва уходит из-под ног. — Она сейчас найдет нормальную работу, встанет на ноги и начнет платить сама. Я просто помог с первыми взносами, чтобы банк одобрил. Ну нельзя же быть такой черствой! Это же семья!
— Семья — это мы с тобой, Валера. Были, по крайней мере, — Настя повернулась к нему. В её глазах не было ни слез, ни жалости. Только холодный расчет, который так пугал мужа. — Ты полгода врешь мне в лицо. Ты смотришь, как я штопаю колготки, как я ищу скидки в приложениях супермаркетов, и при этом молча сливаешь половину своего дохода туда. В квартиру, в которой мы даже не будем жить.
— Ты преувеличиваешь! — Валера махнул рукой. — Никто не голодает. Мы нормально живем. Ну, помог я сестре, что такого? Я мужик, я должен помогать своим женщинам.
— Своим женщинам? — Настя усмехнулась, и эта усмешка была страшнее крика. — Значит, Ира — это «твоя женщина», которую надо обеспечивать, а я — удобный сосед, с которым можно делить расходы на коммуналку и продукты? Знаешь, Валера, я тут прикинула. За полгода ты отдал ей двести семьдесят тысяч. Это ровно та сумма, которой нам не хватало, чтобы закрыть сбор на первоначальный взнос. Мы могли бы уже сейчас выбирать обои в свою квартиру. В нашу. Но вместо этого мы спонсируем Ирину «двушку» в новостройке.
Валерий покраснел. Его задело не то, что он обманывал, а то, что Настя так легко перевела его «благородство» в сухие, безжалостные цифры. Ему хотелось быть героем, спасителем рода, а жена выставляла его идиотом, которого доят.
— Ты просто завидуешь, — зло бросил он. — Завидуешь, что у Иры есть мечта, и она к ней идет. А ты зациклилась на бабках. «Накопить, купить, сэкономить». Скучно с тобой, Настя. Души в тебе нет.
— Души нет? — переспросила она тихо. — Может быть. Зато мозги есть. И эти мозги мне говорят, что…
— Да что они тебе могут сказать? Ты, которая… — но он не смог договорить.
— Я не собираюсь жить впроголодь и отказывать себе во всём только потому, что ты решил оплачивать ипотеку своей сестре, которая пока не может найти себя! Это её квартира, Валера, и её проблемы, а не наша семейная благотворительность!
Она подошла к нему вплотную. Валера невольно отшатнулся, прижимаясь спиной к холодному холодильнику. От жены пахло не духами, а усталостью и дешевым мылом, но её взгляд был тверже стали.
— Я работала на двух работах прошлый год, чтобы мы быстрее накопили. Я брала подработки на выходные. А ты, оказывается, в это время играл в доброго брата. За мой счет. Потому что если бы я не пахала, нам бы нечего было жрать, пока ты спонсируешь Ирочку.
— Не смей называть её Ирочкой! — вспылил Валера. — Она талантливый человек! Ей просто нужно время!
— Ей нужны деньги, Валера. И она нашла идеального дурака, который их дает. Но проблема в том, что деньги эти — общие. Были общие.
Настя вернулась к столу, взяла телефон мужа и с глухим стуком положила его обратно.
— Ты украл у нас наше будущее, — сказала она, глядя в стену. — Ты украл нашу квартиру, наш отпуск, моё спокойствие. И ради чего? Ради того, чтобы твоя тридцатилетняя сестра могла сидеть в бетонной коробке и постить в соцсети фоточки с подписью «My new home»?
— Я верну всё! — Валера ударил кулаком по холодильнику. — Я заработаю! Что ты меня хоронишь раньше времени?
— Ты уже заработал, — Настя обвела рукой убогую кухню. — И всё отдал. Вопрос не в том, что ты вернешь. Вопрос в том, что я больше не хочу вкладываться в общий котел, у которого дырявое дно.
Валерий смотрел на неё, и в его взгляде читалось непонимание. Он искренне не видел проблемы в таком масштабе. Ну да, скрыл. Ну да, помог. Но ведь не пропил, не проиграл, не на любовниц спустил! На святое же дело пошло! Почему она не понимает?
— Ты мелочная, — выплюнул он. — Из-за денег готова семью разрушить.
— Семью разрушил ты, когда решил, что проблемы сестры важнее потребностей жены, — отрезала Настя. — И раз уж мы заговорили о мелочности… Давай-ка посмотрим на ситуацию с другой стороны.
Она выдвинула ящик стола и достала оттуда папку с документами. Движения её были четкими, выверенными. Никакой суеты. Валера почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Он понял, что этот разговор не закончится просто ссорой и примирением в постели. Настя готовилась к этому. Возможно, не к этому конкретному разговору, но к чему-то подобному — давно.
— У неё тонкая душевная организация, Настя. Ты просто не понимаешь, каково это — когда мир тебя не слышит.
Валерий отошел от холодильника и сел на табуретку, широко расставив ноги. Теперь, когда первый шок прошел, он начал обретать уверенность. В его картине мира он не совершал преступления. Наоборот, он чувствовал себя атлантом, держащим на плечах небосвод семейного благополучия. Ну, или хотя бы благополучия своей сестры, что в его понимании было равнозначно.
— Ира — творческий человек, — продолжил он, глядя на жену с оттенком снисходительного превосходства. — Она не может сидеть в офисе с девяти до шести, перебирать бумажки, как ты. Это убьет её талант. Ей нужно пространство, свет, вдохновение.
— Вдохновение, значит? — Настя медленно перелистнула страницу в папке, которую достала ранее. — И, видимо, вдохновение посещает её исключительно в жилом комплексе комфорт-класса «Изумрудный город»? Я посмотрела адрес в твоем чеке, Валера. Это не «хрущевка» на окраине и не студия в двадцать квадратов. Это евродвушка с панорамными окнами и видом на парк. Шестьдесят квадратных метров для одной безработной девицы. Не слишком ли много пространства для музы?
Валерий поморщился. Ему не нравилось, когда Настя оперировала фактами. Это мешало ему чувствовать себя благородным рыцарем.
— Она взяла то, что будет расти в цене! Это инвестиция! — горячо возразил он. — Ты мыслишь, как кассирша из «Пятерочки». А Ира смотрит в будущее. Эта квартира через пять лет будет стоить в два раза дороже!
— Чья инвестиция, Валера? — тихо перебила Настя. — Твоя? Нет. Квартира оформлена на неё. Ты там никто. Ты просто кошелек, который оплачивает банкет. И пока Ира «смотрит в будущее» через панорамные окна, я смотрю на свои зимние сапоги в коридоре.
Она указала рукой в сторону прихожей.
— Помнишь, в ноябре я сказала, что они промокают? Что подошва треснула? Ты тогда ответил: «Насть, потерпи, сейчас денег нет, давай дотянем до весны, а там на распродаже возьмем». И я терпела. Я ходила с мокрыми ногами, клеила эту проклятую подошву «Моментом», сушила их феном по утрам. А в это же время, в том же ноябре, ты перевел Ире пятьдесят тысяч на «ремонт и обустройство». На дизайнерские шторы, Валера? Или на итальянскую плитку?
— Ну началось… Сапоги! — Валерий закатил глаза. — Купим мы тебе сапоги! Что ты мелочишься? Сравниваешь вещь, тряпку, с жильем для родного человека! Ира была в отчаянии, ей негде было жить! Хозяйка съемной её выгоняла!
— Ира «в отчаянии» последние десять лет, — Настя говорила ровно, словно забивала гвозди. — И каждый раз её отчаяние стоит всё дороже. Помнишь, три месяца назад у меня заболел зуб? Шестерка. Врач сказал — надо ставить коронку, иначе потеряю зуб. Цена вопроса — двадцать пять тысяч. Что ты мне сказал? «Дорого, давай пока пломбу поставим, потом сделаем».
Настя провела пальцем по щеке, там, где ныла десна.
— Я послушала тебя. Поставила временную пломбу. А через неделю ты отправил Ире тридцатку, потому что ей, видите ли, нужно было оплатить курсы «раскрытия женской энергии». Зуб, кстати, разрушился окончательно, Валера. Его теперь только удалять. Но зато у Иры энергия раскрыта.
Валерий вскочил. Ему стало тесно в маленькой кухне. Слова жены били по самому больному — по его самолюбию. Он хотел быть хорошим для всех, но математика Насти безжалостно показывала, что хорошим он был только для одной женщины. И это была не жена.
— Ты эгоистка, — выплюнул он. — Ты думаешь только о своем зубе и своих сапогах. А Ира… она такая беззащитная. Она звонила мне и плакала! Она говорила, что я — её единственная опора. Что без меня она пропадет. Ты сильная, Настя. Ты танк. Ты прорвешься. А она — цветок.
— Паразит она, Валера. А не цветок, — Настя закрыла папку. — Обычный, жирный паразит, который присосался к твоему тщеславию. Тебе нравится чувствовать себя большим человеком, спасителем. Это тешит твое эго. Легко быть щедрым за чужой счет. Ты ведь не свою заначку тратил, ты вынимал деньги из нашего общего котла. Ты заставлял меня экономить на еде, на здоровье, на комфорте, чтобы твоя сестра могла играть в богемную жизнь.
— Она ищет работу! — выкрикнул Валерий, но в его голосе уже не было уверенности.
— Да неужели? — Настя усмехнулась. — Я не поленилась, Валера. Я нашла её профиль в соцсетях. Знаешь, чем занята твоя страдающая, ищущая себя сестра? Вчера она постила фото из кофейни с подписью «Утро начинается не с кофе, а с осознанности». А позавчера выкладывала сторис из спа-салона. «Ресурсное состояние», кажется, так это называлось. Ипотеку за неё платишь ты. Коммуналку, я уверена, тоже. Еду, шмотки, развлечения — всё это тоже, видимо, входит в пакет «Любящий брат».
Валерий молчал. Он знал про спа-салон. Ира говорила, что это подарок подруги, но в глубине души он понимал, откуда ветер дует. Неделю назад он дал ей «немного наличных на карманные расходы», потому что она жаловалась на депрессию.
— Я не знал про спа, — буркнул он, отводя взгляд.
— Конечно, не знал. Ты предпочитаешь не знать, — кивнула Настя. — Тебе удобно жить в иллюзии, где ты спасаешь несчастную сиротку. Вот только сиротка выросла, отрастила зубы и жрет нас обоих. Точнее, меня. Потому что ты отдаешь ей то, что мы должны были потратить на нашу жизнь.
Она встала и подошла к окну. На улице было темно, горели редкие фонари.
— Я больше не буду сильной, Валера. Я устала быть сильной за двоих, пока ты носишь на руках другую женщину. Я хочу быть той, о которой заботятся. Которой лечат зубы вовремя и покупают сапоги, когда холодно. Но в твоем списке приоритетов я где-то между заменой масла в машине и покупкой пива по пятницам. А Ира — на пьедестале.
— Ты перегибаешь, — глухо сказал он. — Я люблю тебя. А ей просто помогаю. Это разные вещи.
— Любовь — это глагол, Валера. Это действия. Твои действия говорят об обратном. Ты любишь своё отражение в её глазах, когда даешь ей деньги. А меня ты просто используешь. Я — твой надежный тыл, который прикроет, накормит и промолчит. Был надежный тыл.
Валерий почувствовал, как внутри нарастает раздражение. Вместо того чтобы понять и простить, признать его правоту, она продолжала давить. Ему казалось несправедливым, что его наказывают за доброту.
— Ну и что ты предлагаешь? — он скрестил руки на груди. — Бросить её? Перестать платить? Банк заберет квартиру через месяц. Все деньги, что уже вложены, сгорят. Двести семьдесят тысяч псу под хвост. Это по-твоему разумно? Умная ты наша бухгалтерша?
Настя повернулась к нему. Взгляд её стал совсем пустым.
— Разумно — это перестать спонсировать банкротство. Но ты этого не сделаешь, я же вижу. Ты уже придумал оправдание: «Нельзя бросать на полпути». Ты будешь платить и дальше. В следующем месяце ей понадобится мебель. Потом — страховка. Потом она захочет машину, потому что в метро у неё случаются панические атаки. И ты снова полезешь в мой кошелек, Валера.
— В наш кошелек! — поправил он.
— В том-то и дело, что в наш. А тратишь ты как из своего личного. Я не собираюсь больше играть в эти ворота.
— И что это значит? — Валерий напрягся. — Ты мне ультиматум ставишь? Или она, или ты?
— Нет, Валера. Ультиматумы ставят тем, кто сомневается. А ты свой выбор сделал полгода назад, когда тайком оформил первый платеж. Я просто подвожу итоги. И баланс у нас с тобой не сходится.
Она посмотрела на него так, словно видела впервые. Словно перед ней стоял не муж, с которым она прожила пять лет, а случайный попутчик, который оказался мелким жуликом.
— Я не буду жить с мужчиной, который считает нормальным, что его жена ходит в дырявых сапогах, пока его сестра греет «ресурсное состояние» в новой квартире. Это вопрос гигиены, Валера. Моральной гигиены. И, к сожалению, ты эту проверку не прошел.
Валерий шумно выдохнул, провел ладонью по лицу и посмотрел на жену взглядом, в котором читалась смесь раздражения и усталости учителя, объясняющего элементарные вещи бестолковому ученику. Ему казалось диким, что приходится разжевывать такие простые истины. Он был уверен: буря сейчас уляжется, Настя проворчится, как закипающий чайник, и остынет.
— Давай без драматизма, Насть, — начал он, стараясь вернуть голосу твердость. — Никакую проверку я не проваливал. Я просто расставил приоритеты в моменте. Сейчас кризис у Иры. Завтра может быть кризис у нас, и тогда поможем нам. Это называется взаимовыручка.
— Кризис? — Настя усмехнулась, но в её глазах не было веселья. — Валера, кризис — это когда сгорает дом или нужна срочная операция. А покупка квартиры в элитном районе для одинокой девицы — это не кризис. Это блажь. И ты эту блажь оплачиваешь деньгами, которые мы откладывали на детей.
При упоминании детей Валерий поморщился. Эта тема была для него неудобной. Он всегда откладывал этот разговор: «надо встать на ноги», «надо пожить для себя», «сначала квартира». Теперь становилось очевидно, почему квартира всё никак не покупалась.
— Не приплетай сюда нерожденных детей, — грубо оборвал он её. — Слушай сюда. Ситуация такая: ипотека оформлена, платежи идут. Бросить всё сейчас — значит потерять деньги и испортить Ире кредитную историю навсегда. Я этого не допущу. Поэтому, нравится тебе это или нет, я буду платить дальше.
Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.
— И как ты это видишь технически? — спросила Настя пугающе спокойным тоном. — Твоя зарплата — восемьдесят. Сорок пять уходит банку. Остается тридцать пять. На бензин и обслуживание твоей машины уходит десятка. Остается двадцать пять. Ты всерьез думаешь, что на эти копейки можно прожить вдвоем в Москве, снимая жилье?
— Ну у тебя же есть зарплата, — пожал плечами Валерий, словно это было само собой разумеющееся. — Ты получаешь не меньше меня. Вот и возьмешь на себя аренду нашей квартиры и продукты. А я пока закрою вопрос с Ирой. Года два-три потянем, потом она найдет нормальную работу, перехватит платежи, и мы снова начнем копить.
Настя смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то обрывается. Гулкая пустота заполняла грудную клетку. Он не просто просил понять. Он планировал их жизнь на три года вперед, и в этом плане ей отводилась роль тягловой лошади.
— То есть, давай я переведу с твоего языка на русский, — медленно проговорила она. — Ты предлагаешь мне полностью содержать нашу семью, оплачивать съемное жилье, кормить тебя, одевать, пока ты все свои деньги будешь вкладывать в недвижимость сестры? Я правильно поняла твой бизнес-план?
— Ты передергиваешь! — вспыхнул Валерий. — Мы — семья! У нас общий бюджет! Какая разница, кто за что платит сейчас? Сегодня ты перекрываешь тылы, завтра я. Ты чего такая мелочная стала? Раньше ты такой не была.
— Раньше я не знала, что я для тебя — просто ресурс, — ответила Настя. — Ты хочешь быть благородным рыцарем для сестры, но за мой счет. Ты хочешь приходить домой, вкусно есть, спать на чистом белье, жить в теплой квартире, и чтобы всё это оплачивала я. А свою зарплату ты будешь гордо нести в «Изумрудный город».
— Далась тебе эта квартира! — Валерий ударил ладонью по столу. — Это недвижимость! Это капитал! Это останется в семье!
— В чьей семье, Валера? — Настя повысила голос впервые за вечер. — В семье Иры! Не в нашей! Если мы разведемся завтра, я останусь на улице с чемоданом старых вещей, а у Иры будет квартира, оплаченная, по сути, моим трудом. Потому что пока ты платил ей, мы жили на мои деньги!
— Мы не разводимся! — рявкнул он. — Хватит истерить! Я мужик, я принял решение. Родную кровь не бросают. Жен может быть много, а сестра у меня одна.
В кухне повисла тишина. Тяжелая, вязкая, как болото. Слышно было только, как гудит старый холодильник и капает вода из крана, который Валера обещал починить еще месяц назад, но так и не нашел времени — видимо, был слишком занят выбором штор для Иры.
Фраза про «жен может быть много» стала финальным аккордом. Валерий, кажется, сам понял, что ляпнул лишнего, и испуганно осекся, но слово — не воробей. Оно уже вылетело, ударилось о стены обшарпанной кухни и вонзилось Насте прямо в сердце. Но вместо боли пришло ледяное спокойствие. Словно кто-то выключил внутри рубильник эмоций.
— Вот как, — тихо произнесла Настя. — Жен может быть много. Хорошо, что ты это сказал. Это многое упрощает.
Она встала из-за стола. Движения её стали быстрыми, хищными. Она подошла к тумбочке в коридоре, где лежала их общая «копилка» — конверт с наличными на непредвиденные расходы, и, не задумываясь, сунула его себе в карман домашних брюк.
— Ты чего делаешь? — напрягся Валерий, наблюдая за ней из кухни.
— Забираю свою долю, — бросила она через плечо. — Тут осталось тысяч пятнадцать. Это компенсация за ту неделю, когда ты «забыл» карту дома, и я заправляла твою машину.
— Настя, прекрати цирк! — Валерий поднялся, чувствуя неладное. — Сядь, успокойся. Ну погорячился я. Ну ляпнул не подумав. Давай чаю попьем, обсудим всё нормально. Я же не отказываюсь вкладываться в дом, просто сейчас такой период…
— Период закончился, Валера. Прямо сейчас, — она зашла в спальню и включила верхний свет. Яркая лампа безжалостно осветила старый шкаф и потертый линолеум. — Ты сделал выбор. Ты выбрал семью. Свою сестру, свою кровь. Я уважаю твой выбор. Но я в этот комплект «родной крови» не вхожу, как ты сам заметил.
Она открыла шкаф и достала с верхней полки большую спортивную сумку, с которой Валера обычно ходил в зал — в те редкие месяцы, когда не жалел денег на абонемент.
— Ты что, вещи мои собираешь? — Валерий застыл в дверном проеме. Его лицо вытянулось, приобретая глуповатое выражение. Он не верил, что это происходит на самом деле. Такие сцены он видел только в кино. В реальной жизни жены должны поплакать, покричать, а потом пойти жарить котлеты.
— Я помогаю тебе переехать, — Настя открыла ящик с его бельем и начала методично, охапками, перекладывать носки и футболки в сумку. — Ты же сам сказал: Ире там одиноко, страшно, панические атаки. Вот и поедешь её спасать. Личное присутствие — лучшее лекарство. Заодно и на аренде сэкономишь. Живи в квартире, за которую платишь. Это логично, Валера. Экономически целесообразно.
— Ты не имеешь права! — взвизгнул он, теряя остатки мужского достоинства. — Я здесь прописан! Ну, то есть… в договоре аренды я вписан! Я за этот месяц заплатил половину!
— Договор на мне, Валера. Ты вписан как проживающий. А половину за этот месяц ты заплатил из тех денег, что занял у меня же «до получки» две недели назад. Так что считай, что я тебя угостила.
Настя швырнула джинсы поверх кучи белья.
— У тебя есть десять минут, чтобы собрать гаджеты, зарядки и зубную щетку. Остальное заберешь потом. Или попросишь свою любимую сестру приехать и помочь. Она же у нас на машине теперь? Или на такси «Комфорт плюс»?
— Настя, ты дура? — Валера шагнул к ней, пытаясь схватить за руку. — Куда я пойду на ночь глядя? Время десять вечера!
Она резко отдернула руку и посмотрела на него так, что он отшатнулся. В этом взгляде было столько брезгливости, что ему стало физически плохо.
— К Ире, Валера. В «Изумрудный город». Там панорамные окна, там энергия, там ресурс. Тебе там понравится. А здесь — только злая, мелочная жена и старые обои. Зачем тебе это? Иди туда, где тебя ценят. Где ты — спонсор и благодетель.
Она застегнула молнию на сумке с резким, визжащим звуком.
— Десять минут, Валера. Или я выставляю сумку на лестничную клетку, и твои трусы будут собирать соседи. Поверь, мне сейчас абсолютно плевать, что они подумают. Я свое «лицо» перед ними держать не собираюсь, в отличие от тебя.
Валерий стоял посреди комнаты, хватая ртом воздух. Его уютный, привычный мир, где можно было быть щедрым за чужой счет и при этом чувствовать себя хозяином, рухнул за один вечер. И самое страшное было то, что Настя не блефовала. Он видел это по её сжатым губам и абсолютно сухим глазам.
Валерий метался по квартире, как загнанный зверь. В его движениях не было ни грации, ни мужской уверенности, о которой он так любил рассуждать за ужином. Он хватал с полок зарядные устройства, не глядя, сгребал в охапку провода, флаконы с дезодорантом и какие-то старые диски. Сумка, которую Настя выставила в центр комнаты, раздулась и выглядела нелепо, словно проглотила что-то слишком большое.
Настя стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Она не подгоняла его словами, но её взгляд работал лучше любого таймера. Валера чувствовал этот взгляд спиной — холодный, оценивающий, лишенный даже тени сочувствия.
— Ты пожалеешь, Настя, — бормотал он, пытаясь застегнуть куртку, но молния предательски заедала. — Ты завтра же приползешь. Поймешь, что одной тяжело. Бабы — они такие, сначала гордые, а потом в подушку воют.
— Я не вою, Валера. Я считаю, — спокойно ответила она. — И мои подсчеты показывают, что без тебя мой бюджет станет профицитным уже в следующем месяце. Минус твоя еда, минус бензин для твоей машины, минус твои бесконечные «займи до получки». Я даже смогу наконец-то купить себе те самые сапоги.
Валерий замер с ботинком в руке. Его лицо налилось кровью.
— То есть я для тебя — просто статья расходов? — процедил он сквозь зубы. — Пять лет брака ты перечеркиваешь ради пары зимних ботинок? Какая же ты меркантильная тварь.
— Нет, Валера. Я перечеркиваю пять лет брака, потому что ты оказался не мужем, а спонсором другой женщины. А я не нанималась обслуживающим персоналом в твой благотворительный фонд помощи непризнанным гениям.
Он с силой натянул кроссовок, едва не порвав задник. Ему хотелось ударить кулаком в стену, разбить что-нибудь, напугать её, заставить сжаться и попросить прощения. Но глядя на Настю, он понимал: это бесполезно. Перед ним стояла не та мягкая, уступчивая жена, которую он знал. Это был чужой человек, который просто выносил мусор.
— Ключи, — она протянула ладонь. Жест был требовательным и властным.
Валерий похлопал по карманам, достал связку и с звоном швырнул её на тумбочку. Ключи скользнули по лакированной поверхности и упали на пол. Настя даже бровью не повела. Она не стала их поднимать.
— Забирай свою сумку и уходи. Такси я тебе не вызывала, до «Изумрудного города» на метро доберешься. Или попроси Иру, пусть она тебя заберет. Заодно расскажешь ей радостную новость: теперь ты будешь жить с ней. Уверенна, она будет в восторге.
Валерий закинул тяжелую сумку на плечо. В этот момент до него начал доходить весь ужас ситуации. Он представил лицо Иры, когда он заявится к ней в одиннадцать вечера с вещами. Ира, которая ценила «личное пространство» и не терпела гостей дольше двух часов. Ира, которая привыкла видеть брата только в роли банкомата, но никак не в роли сожителя, занимающего диван в её дизайнерской гостиной.
Он замялся у порога. Агрессия улетучилась, уступив место липкому страху.
— Насть, ну куда я поеду? — голос его дрогнул, став почти жалобным. — Там же даже спального места лишнего нет. Она же ремонт еще не доделала… Может, давай переспим с этой мыслью? Утро вечера мудренее. Я на диване лягу.
Настя подошла к входной двери и широко распахнула её. Из подъезда пахнуло сыростью и табачным дымом.
— Нет, Валера. Аттракцион невиданной щедрости закрыт. Ты сам сказал: «Это её квартира, но плачу я». Вот и иди проверяй свои инвестиции. Купишь надувной матрас, постелишь на своем итальянском ламинате. Ты же мужик, ты справишься. Родная кровь не бросит, правда?
Она смотрела на него с издевкой, которую даже не пыталась скрыть.
— Иди, Валера. Иди к той, которую ты выбрал. А здесь тебе больше нет места. Ни в этой квартире, ни в моей жизни. Я не собираюсь жить впроголодь и отказывать себе во всём только потому, что ты решил играть в благородство за мой счет.
Валерий сделал шаг за порог. Он выглядел жалким в своей сбившейся куртке, с этой огромной сумкой, набитой впопыхах. Он хотел сказать что-то еще, что-то обидное, что задело бы её, оставило последнее слово за ним.
— Ты сдохнешь одна со своей жадностью! — выкрикнул он уже с лестничной площадки. — Никому ты не нужна, бухгалтерша чертова!
— Зато с сапогами и с зубами, — громко ответила Настя и, глядя ему прямо в глаза, захлопнула дверь.
Щелчок замка прозвучал как выстрел. Настя повернула «вертушку» на два оборота, потом подумала и накинула цепочку. Несколько секунд она стояла, прислонившись лбом к холодному металлу двери, слушая, как за ней Валера пинает стену и матерится, вызывая лифт. Потом наступила тишина.
Она медленно сползла по двери на пол, но не заплакала. Наоборот, с каждой секундой ей становилось всё легче дышать. Словно с плеч сняли тяжелый, грязный мешок, который она тащила годами, боясь признаться себе, что там — только мусор.
Настя подняла глаза. Квартира была пуста и тиха. На полу валялась связка ключей, которую швырнул бывший муж. Она подняла её, взвесила в руке и с размаху кинула в мусорное ведро под раковиной. Глухой стук металла о пластик поставил окончательную точку.
Завтра она позвонит хозяйке квартиры и попросит сменить замки. А потом запишется к стоматологу. Первый взнос за её новую, свободную жизнь был уже сделан — она просто выставила лишний балласт за дверь…
Зачем на ГАЗ 53 был нужен двойной выжим сцепления