Я выставила счёт на сто тридцать тысяч и отправила его родной сестре мужа. Прямо в семейный чат.
Наташа открыла файл через минуту. Написала: «Это что за шутки?»
Я ответила: «Никаких шуток. Оплата до конца недели. Или судимся.»
Мой телефон взорвался. Звонки, сообщения, голосовые. Виктор вылетел из ванной с пеной на подбородке.
— Вера, ты что натворила?! Ты с ума сошла?!
Я посмотрела на него спокойно.
— Я в полном порядке. И я жду деньги.
Началось всё три месяца назад. Позвонила Наташа, сестра Виктора. Голос дрожал от слёз.
— Вера, помоги. Меня выгоняют из квартиры. Мне некуда идти с детьми.
Я знала Наташу мало. Виктор редко говорил о семье. Они росли в другом городе, после смерти родителей общались от случая к случаю. Но когда человек просит помощи, когда плачет в трубку, когда говорит про двух маленьких детей без крыши над головой — отказать невозможно.
— Приезжайте, — сказала я. — Временно устроим.
Виктор обнял меня.

— Спасибо, Верунчик. Я знал, что ты поймёшь. Это же моя сестра. Ненадолго, обещаю.
Наташа приехала через два дня. С двумя огромными чемоданами, коробками вещей и двумя детьми — девочкой пяти лет и мальчиком трёх. Дети были хорошие, тихие. Наташа — красивая, ухоженная женщина лет тридцати. Даже в момент якобы кризиса на ней был дорогой костюм, укладка свежая, маникюр безупречный.
— Вера, ты просто спасла нас, — она обняла меня при встрече. — Я не знаю, как тебя благодарить.
Я показала им комнату. Наша квартира небольшая, двухкомнатная. Отдали им гостиную, сами с Виктором переместились в спальню.
— Сестра устроится, поищет работу, и съедет, — успокаивал меня Виктор вечером. — Месяц, максимум два.
Первая неделя прошла спокойно. Наташа вела себя тихо, дети не шумели. Я готовила завтраки, оставляла обеды. По вечерам мы ужинали все вместе. Виктор светился от счастья — его маленькая семья была рядом.
Вторая неделя принесла изменения. Наташа перестала выходить на поиски работы.
— Вера, ты не против, если я пока посижу с детьми? Им нужна адаптация после стресса.
Я кивнула. Мне было неудобно давить. Но продуктов стало уходить в три раза больше. Счета за свет и воду взлетели. Горячая вода лилась постоянно — Наташа любила долгие ванны, дети плескались в ней по два раза в день.
Третья неделя. Наташа села мне завтракать.
— Вера, у тебя такая просторная кухня. Я тут подумала — может, мне готовить что-то особенное для детей? У Лизы аллергия на глютен, а Рома не ест овощи без специй.
Я почувствовала первый укол раздражения.
— Наташа, готовьте что хотите. Но за свой счёт.
Она обиделась.
— Я думала, мы семья.
Месяц. Наташа обжилась полностью. Её вещи заполнили все шкафы. Детские игрушки валялись в каждом углу. Она звала подруг в гости, устраивала детские праздники. Я приходила с работы — на кухне гора посуды, в гостиной разгром.
— Наташа, уберите, пожалуйста.
— Вера, я устала. Дети требуют внимания. Ты же понимаешь, каково это — быть матерью-одиночкой.
Я поняла, что понимаю совсем другое. Что я превратилась в обслугу. В собственной квартире.
Виктор отмахивался от моих попыток поговорить.
— Верочка, не преувеличивай. Это временно. Она моя сестра. Куда ей идти?
— Она даже не ищет работу!
— У неё дети, ей сейчас не до работы.
— А мне не до того, чтобы содержать трёх чужих людей!
— Вера! Это моя семья!
Я замолчала. Потому что поняла — он выбрал. И выбрал не меня.
Второй месяц был адом. Наташа перестала притворяться. Она больше не благодарила. Не извинялась за беспорядок. Говорила со мной как с прислугой.
— Вера, купи молоко. Специальное, безлактозное, для Ромы.
— Вера, постирай постельное бельё. У нас закончилось чистое.
— Вера, приготовь что-нибудь вкусное. Дети устали от твоих простых блюд.
Я работала, приходила домой, убирала, готовила, стирала. За четверых. За пятерых, если считать Виктора, который устранился полностью. Он приходил, целовал племянников, болтал с сестрой, ужинал и шёл смотреть телевизор.
Моя зарплата испарялась. Продукты, коммунальные платежи, детская одежда («Вера, ну ты же видишь, они выросли!»), игрушки («Вера, не будь жадной, им же нужно развиваться!»).
Мои сбережения таяли. Я откладывала на курсы повышения квалификации. Деньги ушли на оплату счетов.
Я хотела отпуск с Виктором. Деньги ушли на детский день рождения Ромы.
Я мечтала о новом ноутбуке для работы. Деньги ушли на Лизину развивающую студию.
И я ничего не говорила. Потому что каждый раз, когда открывала рот, Виктор смотрел на меня с укоризной.
— Это же дети, Вера. Тебе не стыдно?
Мне было стыдно. За то, что я злилась. За то, что считала, сколько они съедают. За то, что мечтала, чтобы они уехали.
Третий месяц начался с того, что Наташа объявила:
— Мы останемся ещё на полгода. Может, на год. Дети пойдут в садик рядом, очень хороший. Зачем нам съезжать?
Я молча встала из-за стола. Прошла в спальню. Закрыла дверь.
Достала ноутбук.
Открыла таблицу Excel.
И начала считать.
Продукты. Три месяца. Я подняла все чеки, все выписки по карте. Разница между нашими обычными тратами и текущими — вот оно. Сорок две тысячи.
Коммунальные платежи. Вода, электричество, отопление. До их приезда мы платили семь тысяч. Сейчас — четырнадцать. Умножить на три месяца. Двадцать одна тысяча.
Интернет. Телефон. Бытовая химия. Средства гигиены. Детская косметика. Игрушки. Одежда.
Ещё тридцать тысяч.
Износ мебели. Постельное бельё. Посуда. Два разбитых бокала, треснувшая сковорода, испорченный диван (Рома рисовал фломастерами).
Десять тысяч.
Моё время. Уборка, готовка, стирка. Три часа в день дополнительно. Девяносто часов в месяц. Двести семьдесят часов за три месяца. По моей часовой ставке на работе — это двадцать семь тысяч.
Я смотрела на итоговую цифру.
Сто тридцать тысяч рублей.
Это было меньше, чем они мне должны. Потому что я не считала свои нервы. Своё здоровье. Свою потерянную жизнь.
Я сохранила файл. Красиво оформила. Добавила все подтверждающие документы. Чеки, выписки, фотографии разбитых вещей.
И отправила в семейный чат.
Наташа прочитала первой.
Затем началось.
— Ты что себе позволяешь?! — Наташа ворвалась в спальню через десять минут. — Это же просто мерзко! Мы родные люди!
— Родные люди не живут три месяца бесплатно, — ответила я спокойно.
— Бесплатно?! Да я тебе помогаю! Я убираюсь!
— Ты убираешь за своими детьми. Иногда. Плохо.
— Это просто низость! Виктор! Виктор, ты слышишь, что она говорит?!
Виктор вошёл. Лицо белое.
— Вера, удали это немедленно. Это позор.
— Позор — это жить за чужой счёт три месяца и не говорить спасибо.
— Она моя сестра!
— И она мне должна сто тридцать тысяч рублей.
Наташа расплакалась. Красиво, с всхлипами.
— Я не могу поверить… Виктор, я же говорила тебе, что твоя жена холодная. Она просто бездушная!
— Бездушная — это пользоваться чужим домом как отелем, — я встала. — У тебя неделя, Наташа. Либо деньги, либо ты съезжаешь.
— Ты не посмеешь меня выгнать! Дети! Куда я пойду с детьми?!
— Туда же, куда собиралась три месяца назад. Когда тебя «выгоняли». Кстати, — я посмотрела ей в глаза, — я позвонила твоей бывшей хозяйке. Знаешь, что она мне сказала? Что ты съехала сама. Потому что не платила. Три месяца. И она хотела с тебя через суд взыскать.
Наташа побледнела.
— Ты… ты проверяла меня?
— Я защищаю себя.
— Виктор! Ты слышишь это?! Твоя жена следит за мной!
— Твоя сестра врала, — я повернулась к мужу. — Всё это время. Её никто не выгонял. Она просто решила, что жить бесплатно у брата — отличная идея.
Виктор смотрел на Наташу. Потом на меня.
— Это правда?
Наташа залилась слезами.
— Ну и что?! Что я должна была делать?! Я одна! С детьми! Мне нужна была помощь!
— Помощь — это не обман, — сказала я тихо. — Помощь — это когда просят временно. Благодарят. Стараются. А не паразитируют три месяца.
— Паразитируют?! — Наташа взвизгнула. — Да я тебе сейчас всё скажу! Ты просто завидуешь! Завидуешь, что у меня есть дети, а у тебя нет!
Тишина.
Виктор втянул воздух.
— Наташа, прекрати.
— Не прекращу! Пусть знает! Пусть знает, что она бесплодная, злая!..
Я не помню, как подошла к ней. Помню только, что моя рука поднялась. Виктор успел перехватить её.
— Вера, не надо.
Я посмотрела на Наташу. Она сжалась, испугавшись.
— У тебя три дня, — мой голос был ледяным. — Или деньги, или съезжаешь. И да, я подала заявление в суд. Сегодня утром. Так что можешь не платить. Приставы сделают это за тебя.
Я развернулась и вышла.
За спиной раздался плач Наташи. Голос Виктора. Детский крик.
Мне было всё равно.
Наташа съехала через два дня. Молча. Собрала вещи, вызвала такси, уехала с детьми. Даже не попрощалась.
Виктор неделю со мной не разговаривал. Потом сказал:
— Ты разрушила мою семью.
— Я защитила нашу, — ответила я.
— Она моя сестра.
— А я твоя жена.
Он смотрел на меня долго.
— Я не знаю, кто ты теперь.
— Я та же самая. Просто перестала молчать.
Прошло три недели. Позвонила Наташа. Голос дрожал, но не от слёз. От злости.
— Приставы арестовали мой счёт.
— Я предупреждала.
— Вера, мне нечем кормить детей!
— У тебя есть руки. Иди работай.
— Ты бездушная тварь!
— Я человек, который устал платить за чужую наглость.
Она бросила трубку.
Виктор услышал разговор. Посмотрел на меня с болью.
— Ты довольна?
— Нет, — призналась я. — Но я спокойна. Впервые за три месяца.
Он кивнул. Медленно.
— Может быть, ты права.
— Может быть?
— Ты права, — он вздохнул. — Прости. Я просто… не видел.
— Ты не хотел видеть.
— Наверное.
Мы помолчали.
— Что теперь? — спросил он.
— Теперь мы живём дальше. Без паразитов.
Через месяц пришёл перевод. Сто тридцать тысяч. От Наташи. С комментарием: «Чтоб ты сдохла».
Я усмехнулась.
Положила деньги на наш общий счёт.
И купила нам билеты на отпуск. Тот самый, о котором мечтала.
Виктор обнял меня вечером.
— Прости, что не поддержал сразу.
— Главное, что понял.
— Я люблю тебя.
— Я тоже.
Мы больше не говорили о Наташе. Она не звонила. Не писала.
И знаете что? Мне стало легко дышать. В своей квартире. В своей жизни.
Без счетов, без претензий, без чужих людей на моей шее.
Я научилась одному: помогать нужно. Но не в ущерб себе. Не молча. Не терпя.
Потому что семья — это не те, кто требует.
Семья — это те, кто отдаёт.
И если кто-то только берёт, забирает, требует — это не семья.
Это просто люди, которые пользуются твоей добротой.
Я больше не позволю этого. Никому.
Даже родной сестре мужа.
Особенно родной сестре мужа.
— А вы что, думали, что если я жена вашего сына, то я буду вам подчиняться и прислуживать? Ошибаетесь! У нас своя семья и вы в ней – никто