— Ты вообще соображаешь, что говоришь? Ты сейчас при них это сказал, Андрей, ты в своём уме?
— Лена, не ори, — он понизил голос и оглянулся на кухню, где шуршали пакеты и звенела посуда. — Это семья. Нормальный разговор.
— Нормальный? — она засмеялась резко, зло. — Твоя мать пришла в мой дом и начала делить мои деньги. А ты стоял и кивал. Это, по-твоему, нормально?
— Я никому не кивал. Я просто сказал, что надо обсудить всё спокойно.
— Спокойно? — Лена шагнула ближе. — Ты вообще слышал, что она сказала? Что я обязана. Что я в браке. Что они рассчитывают. Ты это слышал или у тебя уши только для мамы работают?
Андрей устало потер лицо, будто хотел стереть этот разговор.
— Лена, давай не сейчас. Декабрь, конец года, у всех нервы. Мама переживает, Светка тоже… Сумма большая, все волнуются.
— Все, кроме меня, да? — она прищурилась. — Кроме той, кто эти деньги выиграл.
Он молчал. И это молчание было громче любых слов.
Ещё утром этот день казался обычным. Сырой декабрьский воздух, грязный снег по обочинам, маршрутка с запотевшими окнами, работа, отчёты, кофе из автомата. Лена даже не думала, что к вечеру её жизнь начнёт трещать по швам.
— Лена, ты чего такая бледная? — спросила коллега в обед. — Заболела?
— Да нет, — отмахнулась она. — Просто не выспалась.
Она не сказала, что с утра получила сообщение, от которого руки дрожали так, что пришлось сесть. Лотерейный билет, купленный по глупости в ноябре, между делом, на сдачу. Проверка номера, потом ещё раз, потом звонок. Пять миллионов. Словами это не укладывалось.
Андрею она сказала вечером, почти шёпотом, как тайну.
— Ты серьёзно? — он сначала рассмеялся. — Лена, ну хватит.
— Я проверила. И не один раз.
Он обнял её, даже закружил, как в первые месяцы после свадьбы. А потом сел и сразу стал другим.
— Это… надо правильно распорядиться. Мама в таких вещах понимает. И тётя Галя. Надо всем вместе подумать.
Тогда Лена промолчала. Тогда.
— Ты знаешь, что самое мерзкое? — сказала она теперь, глядя на мужа. — Они же никогда мной не интересовались. Ни как я, ни что у меня. А сегодня — чай, улыбки, разговоры. И сразу про деньги.
— Они просто хотят помочь.
— Кому? Себе? — Лена резко развернулась, пошла в комнату. — Твоя сестра кредит тянет, мать — свои проблемы, тётка вечно ноет. И тут я такая удачно подвернулась.
— Ты всё утрируешь.
— Нет, Андрей. Я наконец всё вижу чётко.
Он пошёл за ней, остановился в дверях.
— Лена, ты же понимаешь, по закону…
— Вот! — она обернулась. — Вот ты и сказал это слово. По закону. Не «мы», не «ты», не «я». По закону. Значит, ты уже всё решил.
— Я ничего не решил! — вспылил он. — Просто нельзя быть такой… жёсткой.
— Жёсткой? — она усмехнулась. — А можно быть удобной, да? Молчать, терпеть, улыбаться, когда твою работу, твою жизнь, твои деньги раскладывают по полочкам?
Он сел на край дивана, ссутулился.
— Лена, ты всегда всё воспринимаешь слишком близко.
— Конечно. Это же моя жизнь, странно было бы воспринимать её издалека.
Телефон на столе завибрировал. Лена глянула — Валентина Ивановна. Она не взяла.
— Она волнуется, — сказал Андрей.
— Пусть, — коротко ответила Лена.
Звонки начались ещё днём. Сначала тётя. Сладкий голос, ненужные вопросы.
— Леночка, ну расскажи, как так повезло? А сумма большая?
Потом сестра.
— Ты не думала, что с такими деньгами лучше не спешить? Сейчас столько схем…
Потом мать.
— Елена, надо встретиться. Это серьёзно.
И вот они пришли. Без приглашения. Сели, как хозяйки. Достали свои заботы, свои планы, свои ожидания.
— Мы же семья, — говорила Валентина Ивановна. — Всё должно быть общее.
— Когда вам было выгодно, — ответила Лена тогда. — А когда нет — я была никем.
— Не надо передёргивать, — вмешалась тётя. — Мы просто хотим справедливости.
— Справедливость — это когда уважают, — сказала Лена. — А не когда считают чужое.
И Андрей молчал. Как всегда.
— Я не вернусь сегодня, — сказала Лена вдруг.
— В смысле?
— В прямом. Я поеду к маме.
— Лена, ты что, из-за этого устраивать цирк?
Она посмотрела на него внимательно, будто видела впервые.
— Для тебя это «из-за этого». А для меня — точка.
Он встал, подошёл ближе.
— Давай хотя бы до выходных. Всё уляжется.
— Ничего не уляжется, — тихо сказала она. — Потому что вы уже показали, кто вы. И ты тоже.
— Ты потом пожалеешь, — бросил он.
— Возможно. Но не сегодня.
Она надела куртку, взяла сумку.
— Деньги, — вдруг сказал он ей в спину. — Мы ещё поговорим про деньги.
Лена остановилась.
— Поговорим, — кивнула она. — Но не так, как ты думаешь.
И вышла, не хлопая дверью. За окном шёл мокрый снег, фонари расплывались жёлтыми пятнами, и почему-то именно сейчас ей стало легче дышать, хоть впереди было неизвестно что.
— Ты понимаешь, что теперь будет? — голос матери был тихий, но в нём звенела тревога. — Они так просто не отстанут.
— Понимаю, — Лена смотрела в потолок, где от уличного фонаря медленно ползла жёлтая тень. — Но я больше не собираюсь с ними разговаривать так, как раньше.
— Ты устала, — сказала Нина Александровна. — Поспи. Утро всё расставит.
— Утро давно всё расставило, мам. Просто я раньше не хотела смотреть.
На следующий день Андрей пришёл сам. Без звонка. Позвонил уже снизу.
— Я под дверью. Нам надо поговорить.
— Не надо, — ответила Лена. — Но если хочешь, говори здесь.
Он поднялся, сел на край стула, как в приёмной.
— Мама на нервах, — начал он сразу. — Она всю ночь не спала.
— Мне жаль, — ровно сказала Лена.
— Тебе жаль? — он усмехнулся. — Ты разрушила семью, и тебе просто жаль?
— Нет, Андрей. Семью разрушили не деньги. А то, что ты ни разу не встал рядом со мной.
— Я между двух огней был!
— Нет. Ты просто выбрал удобство.
Он замолчал, потом заговорил другим тоном, осторожным.
— Давай так. Без криков. Половину ты оставляешь себе. Половину — в общий бюджет. И всё. Все успокоятся.
— А если нет?
— Тогда… — он пожал плечами. — Тогда будем решать по-другому.
— Через суд? — уточнила Лена.
— Если придётся.
Она посмотрела на него внимательно, долго.
— Ты ведь даже не спросил, чего хочу я.
— А что ты хочешь?
— Чтобы меня оставили в покое.
— Это эгоизм.
— Нет, Андрей. Это самоуважение.
Юрист оказался сухим, немногословным.
— Выигрыш — спорный момент, — сказал он. — Но есть варианты.
— Какие?
— Самый простой — дарение близкому родственнику. Оформляется быстро. Не делится.
Лена кивнула.
— Тогда так и сделаем.
Когда она сказала Андрею, он сначала не понял.
— Куда ты перевела?
— Маме. Официально. С договором.
— Ты… — он задохнулся. — Ты не имела права!
— Имела. Это мои деньги.
— Мама тебя уничтожит.
— Пусть попробует.
Звонки пошли лавиной. Крики, угрозы, обвинения.
— Ты нас обокрала! — визжала Валентина Ивановна.
— Вы хотели взять то, что вам не принадлежит, — спокойно отвечала Лена. — Это разные вещи.
— Мы подадим в суд!
— Подавайте.
Она блокировала номера, один за другим. Мир становился тише.
Развод прошёл быстро, почти буднично.
— Претензии есть? — спросила судья.
— Нет, — сказала Лена.
Андрей молчал, смотрел в стол.
На улице было морозно, снег скрипел под ногами. Декабрь вдруг стал светлым.
— Ты пожалеешь, — сказал он на выходе.
— Уже нет, — ответила Лена.
Новая квартира была маленькой, но тихой. Окна во двор, старые клёны, лавочка. Мать расставляла чашки, Лена собирала книжные полки.
— Знаешь, — сказала Нина Александровна, — деньги — это не счастье.
— Я знаю. Но иногда это свобода.
— Ты изменилась.
— Нет. Я просто перестала молчать.
Весной Андрей попытался вернуться. Писал через друзей.
— Он всё понял.
— Поздно, — отвечала Лена.
Она шла по городу, смотрела на людей, на витрины, на отражение в стекле — и впервые видела себя без чужих ожиданий.
Иногда прошлое напоминало о себе — короткой мыслью, сном, случайной встречей. Но боли не было.
Была жизнь. Своя.
– Твоя премия как раз покроет долг брата! – спокойно сказал муж, уже решив, на что уйдут мои деньги