Яна стояла у окна и курила. Не часто, но сегодня — ну, можно. Вечер липкий какой-то, как влажный платок на шее, ветер гонит по двору всякий мусор, а на детской площадке всё те же мамаши сидят, щебечут, кто кому алименты не платит. Октябрь, этот унылый месяц, даже воздух пахнет выдохшейся усталостью.
Сигарета догорала, и вместе с ней уходило спокойствие. Потому что опять была Светлана Петровна — свекровь, чтоб её… Пришла «просто на чай», а ушла с фразой, после которой внутри у Яны всё сжалось:
— Надо бы вам, Яночка, подумать, как Лене помочь. Семья ведь, всё-таки.
Говорит вроде как по-доброму, а за этим «по-доброму» у Яны давно уши заворачивались в трубочку.
Квартира — трёшка в старом, но добротном доме в центре, что досталась ей от родителей. Не дворец, но уютно, паркет отец сам стелил, потолки высокие, свет из больших окон. После их смерти — это единственное, что осталось от детства и семьи. А теперь начинают приходить мысли чужие, будто это не память, а какой-то актив, который можно «перераспределить».
С Игорем, мужем, всё было как в фильме: корпоратив, он — IT-шник, она — дизайнер интерьеров, пару месяцев встречались, и он сделал предложение. Всё скромно — кольцо, ресторанчик, шампанское, и через три месяца свадьба. Классика жанра.
Когда переехали, Яна радовалась — вот теперь дом ожил, по утрам слышно, как кто-то бреется в ванной, как телевизор бубнит. Жизнь, как будто, вернулась.
Она сразу взялась за квартиру: кухню переделала, занавески на жалюзи сменила, новый диван купили — всё современно, без излишеств, со вкусом. Игорь хвалил, друзья его тоже:
— Вот это ты устроился, брат! Квартира — огонь, жена красавица, да ещё и дизайнер. Удача!
Яна только улыбалась, мол, пусть говорят, ей не жалко.
Но чем дольше Игорь жил, тем больше он начинал «по-хозяйски» себя вести. Не грубо, нет, а так, типа уже всё его. Полку на кухне снял — мешает глазам. Яна не ругалась, пусть делает, мужик в доме — ладно.
А потом появилась Светлана Петровна. Сначала редко, приносила что-нибудь, садилась, рассказывала, как в их время всё было иначе, женщины — проще, не такие эгоистки. Потом ходить стала чаще: «по пути», «в магазин рядом зашла», «решила пройтись, ноги размять».
Яна не грубила, ставила чай, слушала бесконечные истории.
Потом Светлана стала ходить по комнатам, осматривать, прицениваться, будто риелтор.
— У вас тут красота, Яночка. Светло, просторно, прям как в журнале. Этот кабинет — мечта.
— Да, я тут работаю, — Яна улыбалась, но внутри всё крепчало.
— Работаете дома? Ох, как удобно. Раньше, чтобы заработать, бегай по городу, а сейчас — сидят за компьютерами. Хорошо живёте, детки.
Тон ласковый, а голос — холодок. Не зависть, а оценка. Примеряет: сколько метров, что где стоит, что можно «оптимизировать».
Яна пыталась не замечать, но после каждого визита чувствовала, будто в её дом кто-то заглянул слишком глубоко, прямо под кожу.
Однажды Игорь пришёл с работы, увидел Яну в плохом настроении.
— Опять мама была? — даже не разувшись, спросил.
— Была. Опять ходила, всё рассматривала.
— Ну и что? Ей скучно одной, вот и бродит.
— Игорь, она ведёт себя так, будто это всё — общее. А это мой дом.
— Да ты что, опять начинаешь? Мы же семья. Какая разница, чья квартира? Главное, что мы вместе.
Яна молчала. Но внутри уже что-то заскрипело.
Потом появилась Лена, младшая сестра Игоря. Девчонка симпатичная, но наивная, как школьница. Нашла жениха — Максима, работягу со стройки. Зарплата копейки, живут на съемной, вечные долги. Но свадьбу сделали, всё как надо: кафе, тосты, музыка из девяностых. Светлана Петровна сияла, будто королеву замуж выдала.
После свадьбы Яна надеялась, что свекровь отвяжется, займётся своей семьёй. Ага, щас. Через неделю пришла снова. Уже с бумагами.
Игорь дома, смотрит футбол. Яна готовит ужин.
Светлана Петровна входит без приветствий:
— Надо поговорить.
Села, достала распечатки, фото квартир, риелторские сайты.
— Вот смотрите, Игорёк, Яночка, варианты хорошие. Всё рядом, недалеко.
— Какие варианты? — Яна в растерянности.
— Размена, конечно. Вы втроём в трёшке, а можно поменять на две однушки. Вам одну, Лене с Максимом — другую. Всем удобно.
Яна сначала подумала, что это шутка.
— Простите, вы серьёзно? — тихо спросила.
— Конечно серьёзно. Зачем вам три комнаты? Половина пустует. Поможем молодой семье, всё честно.
Говорит спокойно, будто делит не чужую квартиру, а булку хлеба.
Яна смотрит на Игоря, ждёт, что он скажет: «Мам, ты с ума сошла?» Но он молчит, лицо каменное.
— Игорь, скажи хоть что-нибудь, — вздохнула она.
Он почесал затылок и выдал:
— Ну, мама права. Идея не такая уж и дурацкая.
Вот так и начался тихий, медленный процесс потери дома, который Яна хранила как святыню.
Яна замерла. Хотелось и засмеяться, и заорать одновременно.
— Ты издеваешься?
— Да нет… Может, и правда. Разменялись бы, Лене помогли, а тебе всё равно останется жильё.
— Это не просто «жильё»! — голос дрогнул. — Это мой дом. Дом моих родителей.
Светлана Петровна подхватила на ходу:
— Да какая разница, чьи родители! Главное — семья. Семья должна держаться вместе, помогать. А у вас эгоизм какой-то городской. Всё себе, себе!
— Светлана Петровна, — сказала Яна ровно, — я ничего разменивать не собираюсь. Эта квартира — моя собственность.
Свекровь резко встала, лицо перекосилось:
— Так значит, чужой человек ты нам, Яночка. А я думала — родная стала.
Игорь сидел молча, даже не взглянул на жену.
— Скажи хоть слово, — прошептала Яна.
— Что я скажу? Она права по-своему. Ты слишком категорична.
— Категорична?! Это моя квартира, Игорь! Моя, понимаешь?!
— Ну хватит кричать, соседи услышат.
— Пусть слышат! Пусть знают, что у меня муж решил продать память моих родителей ради своей сестры!
Светлана Петровна схватила сумку и пошла к двери, но перед уходом бросила:
— Стены, Яночка, не греют. Семья греет. А ты выбрала стены.
Дверь хлопнула так громко, что тишина стала невыносимой, будто сама квартира держала дыхание.
Яна стояла, не двигаясь. Игорь смотрел в пол.
— Так значит, ты на её стороне?
— Я не на стороне. Просто думаю, что помогать родным — нормально.
— Нормально — это отдать то, что не твоё?
Он вздохнул, потер лицо.
— Ладно, не будем сейчас. Я устал.
— Конечно, устал, — Яна усмехнулась. — Устал от совести.
Он промолчал, встал и ушёл в спальню.
Яна осталась одна с тяжёлым воздухом в квартире, где раньше пахло утренним кофе и спокойствием. Теперь казалось, будто невидимая стена выросла между ними.
Она подошла к окну, взглянула на двор. Под фонарём гуляла соседская кошка, а у подъезда сидели бабки — те самые, что всё знают. Тётка Вера махнула ей рукой, мол, «ты чего такая мрачная?»
Яна усмехнулась:
«А вот если б ты знала, Вера, что у меня свекровь решила мою квартиру делить, ты бы не махала — крестилась бы.»
Допила остывший чай и впервые подумала: «Может, я и правда живу не с мужем, а с постояльцем, который просто забыл съехать?»
Выключила свет и пошла спать, но сон не шел. В голове крутились чужие слова: «Надо поделиться. Семья. Помощь. Размен.»
Утро началось не с кофе, а с ледяной тишины.
Игорь проснулся рано, собирался на работу, но вместо «доброе утро» выдал короткое:
— Чайник включи.
Ни взгляда, ни улыбки. Только усталость на лице, будто всю ночь разгружал вагоны.
Яна включила чайник, налила кофе, смотрит — чужой человек. Не тот, кто смеялся с ней по вечерам и засыпал рядом, обнимая.
— Ты надолго?
— Посмотрим, — буркнул он, натягивая куртку.
— А вечером придёшь?
— Не знаю. Может, у мамы останусь.
Сказал это так просто, будто в аптеку собирается.
Яна кивнула:
— Ну и ладно.
Дверь хлопнула — и снова тишина. Кот с кухни вылез, потянулся и посмотрел на хозяйку, будто спрашивая: «Чего он буянит, а ты опять терпишь?»
День прошёл в работе, пытаясь не думать. Рисовала проект кухни для семьи, где муж и жена ещё любят друг друга. Потом выключила ноутбук и поняла: в квартире холодно, темно, и запах кофе из утра всё ещё висит, как напоминание — день прожит зря.
Вечером позвонила Оксана — подруга, с которой можно обсудить всё — от ремонта до бывших.
— Ну что, он ушёл к маме?
— Ага. С вещами.
— Вот гад. А ты чего?
— Ничего. Сижу.
— Так не сиди! Давай я к тебе, с вином, поболтаем.
Через полчаса Оксана уже стояла у двери, в пуховике и с бутылкой.
— Ну что, хозяйка, наливай бокалы, будем спасать твою психику.
Сели на кухне. Вино кислое, разговор — крепкий.
— Слушай, — говорит Оксана, — зачем ты вообще терпела эту свекровь?
— А что делать? Конфликты не хотелось.
— Вот и доконфликтовалась. Мамаши как — дашь палец, всю руку в дверцу засунут.
Яна рассмеялась, но смех был нервным.
— Она на квартиру смотрела, будто приценивалась.
— Так и приценивалась. Им твоя трёшка не даёт покоя.
— Ну, теперь не получат.
Подруга налила ещё.
— Игорь что сказал?
— Сказал. Что «надо помогать семье».
— А тебе кто? Ты не семья?
Яна посмотрела в окно, где дождь моросил, небо висело низко, серое.
— Вот живёшь с человеком, думаешь, всё общее: смех, планы, кровать. А потом — бац. И общее — только фамилия.
Оксана вздохнула:
— Бывает. Но теперь ты точно знаешь, кто есть кто.
Через пару дней Игорь позвонил:
— Надо поговорить.
— Про что?
— Про всё.
Пришёл вечером. В руках пакет — вроде с вещами. Лицо серьёзное, усталое, глаза потухшие.
Яна открыла дверь, не улыбаясь.
— Заходи.
Он прошёл на кухню, сел, молчит.
— Ну?
— Я подумал… Может, мы погорячились.
— Мы? — переспросила Яна. — Или твоя мама?
— Да при чём тут мама? — вспылил он. — Мы поссорились, да. Но можно же как-то… спокойно.
— Ага, спокойно. После того, как вы вдвоём решили, что мою квартиру надо разменять, будто я участник вашей “семейной акции”.
— Я просто хотел помочь сестре! — голос сорвался. — У неё проблемы!
— У всех проблемы, Игорь. Но почему за них должна платить я?
Он встал, подошёл ближе.
— Я не просил тебя отдавать всё! Я хотел, чтобы мы жили как семья. А сейчас у меня такое чувство, будто ты специально ищешь повод поругаться.
— Повод? — усмехнулась Яна. — Повод — твоя мама. Которая решила, что я — временная жительница в своём же доме.
— Мама просто беспокоится.
— Мама просто хочет, чтобы её дочь жила лучше, а мне всё равно где.
Он сжал губы, молчал. Потом выдал:
— Я не знаю, как с тобой разговаривать. Ты стала другой.
— Я стала внимательнее, Игорь. Раньше не видела, как меня медленно выдавливают из моего же дома.
Повисла тишина. На столе тикали часы, где стрелка чуть заедала, издавая нервный щелчок — будто говорила: щёлк — всё кончено.
— Так ты не хочешь сохранять семью? — спросил он тихо.
— Семью? — Яна откинулась на спинку стула. — Семья — это когда вместе против мира, а не когда мир против одного, чтобы другому было удобно.
Он молчал долго. Потом взял пакет, выпрямился.
— Ну, значит, всё.
— Значит, всё.
Он посмотрел на неё, будто хотел что-то сказать, но только выдохнул:
— Удачи тебе, Яна.
— И тебе, Игорь.
Дверь хлопнула окончательно.
Прошла неделя.
На кухне снова пахло утренним кофе, но теперь без раздражающего звука мужских шагов по коридору.
Яна жила одна. Работала, убиралась, по вечерам смотрела сериалы, иногда выходила к лавочке — поболтать с тёткой Верой.
— Видела, как ты теперь одна ходишь, — сказала та однажды, — думала, может, поругались.
— Развелись, — просто ответила Яна.
— Ну и слава Богу, — отмахнулась Вера. — Мужик, который маму на пьедестал ставит, — не мужик, а почтальон. Всё домой носит, что скажут.
Яна засмеялась. Вера умела подбодрить.
Вечером, убирая с полки старые фотографии, Яна наткнулась на снимок родителей — молодые, улыбаются, стоят в этой самой гостиной. На стене тот же ковер, под ногами тот же паркет.
Села на пол и долго смотрела. В груди кольнуло — не болью, а теплом.
— Мам, пап, — тихо сказала, — я не дала ваш дом в обиду. Как обещала.
Встала, взяла телефон, набрала Оксану:
— Завтра ко мне зайди, будем новые жалюзи выбирать. Хочу цвет поменять, к новому этапу.
— О, начинаешь жить заново? — засмеялась та.
— Ага. И без чужих советов.
Через пару недель Яна поменяла всё — шторы, мебель, даже ковёр вывезли.
Каждый угол дышал по-новому, будто дом выдохнул.
Светлана Петровна пару раз звонила, но Яна не брала трубку. Потом пришло смс: «Ты разрушила семью.»
Яна посмотрела, усмехнулась и удалила.
За чаем с Верой сказала:
— Все думают, что дом — это стены. А на самом деле — чувство. Если тебе там спокойно, значит, это дом. Если тревожно — хоть мрамором обложи, толку нет.
Вера кивнула, взяла пряник:
— Золотые слова, доча.
Теперь по утрам Яна открывает окна, в комнату врывается прохладный воздух. Во дворе сосед ругается на машину, дети гоняют мяч — жизнь идёт.
Она варит кофе, наливает в любимую кружку и смотрит в окно — туда, где когда-то стояла с сигаретой, нервная, растерянная.
Теперь — спокойно. Без жалости, без злости. Просто жизнь пошла дальше.
Телефон звякнул — сообщение от Оксаны:
«Ты как там?»
Яна ответила: «Отлично. Даже кот ожил.»
Она посмотрела вокруг, вдохнула.
Дом стоит — крепкий, тёплый, надёжный. Только теперь — действительно её.
Без теней, без чужих взглядов, без разговоров о «размене».
И, черт побери, впервые за долгое время ей захотелось не молчать, а напеть тихо, с улыбкой:
— Вот и всё, вот и всё… начинается новая глава.
— С чего ты взял, что после того, как я застану тебя в нашей постели с другой девушкой, то ты по-прежнему будешь тут жить? Всё! Пошёл вон