— Неужели так трудно было сложить еду в контейнер?
Андрей Соколов произнёс это вслух, хотя на кухне никого не было. Серый рассвет едва просачивался сквозь тюлевые занавески. На столе остывал недопитый чай, рядом валялись крошки от хлеба. Настенные часы показывали половину седьмого.
Он раздражённо дёрнул дверцу холодильника. Внутри стояла знакомая кастрюля с борщом, накрытая крышкой, контейнер с гречкой, две котлеты на тарелке под пищевой плёнкой. Всё это нужно было переложить, разогреть, упаковать. А времени оставалось десять минут до выхода.
Из детской доносились голоса — Дарья собирала Лизу в садик. Дочка капризничала, не хотела надевать колготки. Жена уговаривала её спокойным, уставшим голосом.
Андрей захлопнул холодильник. Схватил со стола ключи, натянул рабочую куртку. Пустая сумка для обеда так и осталась висеть на крючке возле двери.
На лестничной площадке он столкнулся с соседом Виктором, который нёс аккуратный пакет с контейнерами.
— Жена собрала? — кивнул Андрей на пакет.
— Сам вчера наготовил на три дня вперёд, — усмехнулся Виктор. — Удобно же.
Андрей промолчал. Спустился по лестнице, чувствуя, как в груди разрастается знакомое чувство обиды.
***
В браке они были почти шесть лет. Познакомились на дне рождения общих друзей — Дарья тогда только устроилась в рекламное агентство, а Андрей работал прорабом на стройке. Она смеялась над его шутками, он провожал её до дома. Обычная история.
После свадьбы сняли однокомнатную квартиру. Дарья готовила ужины, Андрей чинил текущие краны и скрипящие двери. Через год родилась Лиза — копия матери с отцовским упрямым характером.
Потом началась ипотека на двухкомнатную квартиру. Дарья вышла из декрета раньше положенного — деньги были нужны. Её повысили до менеджера проектов, график стал рваным: то до девяти вечера, то в выходные презентации. Андрей перешёл на новый объект с лучшей оплатой, но и физическая нагрузка выросла. К вечеру он валился с ног.
В курилке на работе мужики доставали домашние обеды. Петрович разворачивал фольгу с котлетами, Семёныч грел в микроволновке домашний плов. У Андрея был магазинный бутерброд и растворимый кофе из автомата.
— Соколов, чего жена-то не кормит? — подначивал Петрович. — Или современная, из этих?
— Работает она, — буркал Андрей.
— Моя тоже работает. Но обед святое дело.
Дома Андрей наблюдал за женой. Она возилась с Лизой — купание, сказка на ночь, проверка вещей на завтра. Потом стирка, глажка детских платьев. На кухне — грязная посуда после ужина.
Даша мыла тарелки, он сидел в комнате перед телевизором. Она раскладывала по местам игрушки, он листал телефон. Она готовила ужин на завтра, он… просто ждал, когда будет готово.
Для него это было нормально. Мужчина зарабатывает, женщина создаёт уют. Так жили его родители, так должно быть и у них. Разве он мало делает? Целый день на стройке, в пыли и грязи. Приносит домой хорошие деньги. Разве этого недостаточно?
***
В тот вечер Андрей начал считать. Сидел на кухне с калькулятором в телефоне и складывал цифры. Его зарплата — шестьдесят тысяч. Зарплата Даши — сорок пять. Ипотека, коммуналка, садик — всё делили пополам. Продукты покупали по очереди.
Получалось, что его финансовый вклад больше. Значит, имеет право требовать заботы.
Даша вошла на кухню с корзиной белья. Села на табурет, начала сортировать детские вещи. Лицо усталое, под глазами тени.
— Может, стиралку запустишь завтра? — предложил Андрей.
— Завтра новая партия будет. У Лизки период художеств — всё в краске и пластилине.
Она загрузила машинку, вернулась к плите. Помешала суп, проверила котлеты в духовке. Движения автоматические, отработанные.
Андрей смотрел и думал: а что такого сложного? Бросить мясо на сковородку, сварить макароны. Его мать управлялась с хозяйством играючи, ещё и отца обихаживала. А тут одна дочка, современная техника — стиралка, посудомойка, мультиварка.
— Даш, — начал он. — Почему ты никогда не собираешь мне обед на работу?
Она обернулась, вытерла руки о фартук.
— В холодильнике всегда есть еда. Можешь сам положить в контейнер.
— Сам? — Андрей почувствовал, как внутри поднимается волна возмущения. — То есть я целый день вкалываю, а ты не можешь потратить пять минут?
— Я встаю в шесть, чтобы собрать Лизу. Готовлю завтрак, отвожу в садик, потом на работу. Вечером забираю, готовлю ужин, делаю уроки по развитию, купаю, укладываю. Где в этом графике твои пять минут?
— Это твой ребёнок тоже!
— Именно. Наш. Но занимаюсь им почему-то только я.
Разговор оборвался. Даша вернулась к плите, Андрей — к телефону. Но осадок остался.
***
На следующий день Андрей поехал к матери. Галина Петровна жила в том же районе, в пятиэтажке с видом на парк. В свои шестьдесят два она выглядела моложе — крашеные волосы, маникюр, фитнес-клуб по вторникам.
Квартира встретила его запахом пирогов. Мать возилась на кухне, раскатывала тесто для новой партии.
— Проходи, проходи, — засуетилась она. — Чай будешь? Только испекла с капустой, твои любимые.
Андрей сел за стол, откусил горячий пирог. Вкус детства — мягкое тесто, сочная начинка.
— Мам, у нас с Дашкой проблемы.
— Что случилось? — Галина Петровна присела напротив, вытирая руки о передник.
— Она обо мне совсем не заботится. Прихожу с работы — ужин не готов. Обед на работу не собирает. Лизкой занимается, а на меня времени нет.
Мать помолчала, разглядывая сына.
— А ты о ней заботишься?
— Я деньги зарабатываю!
— Она тоже зарабатывает. Что ещё?
Андрей растерялся. Что ещё? Он же мужчина, добытчик. Его задача — финансы.
— Знаешь, сынок, — Галина Петровна встала, подошла к плите. — Твой отец тоже так думал. Только вот ушёл он десять лет назад, а я почему-то не умерла с голоду. И пироги пеку, и в театр хожу, и в Турцию съездила прошлым летом. Одна. И знаешь что? Мне так легче.
— Мам, ты о чём?
— О том, что взрослый мужчина может сам положить котлету в контейнер. Или ты инвалид?
Вечером дома напряжение висело в воздухе. Даша молча накрывала на стол. Лиза рассказывала про садик, показывала рисунки. Андрей ковырял вилкой гречку.
На тарелке лежали две котлеты. Он съел одну, от второй отказался — не лез кусок. Даша убрала посуду, оставив его тарелку.
— Котлету не доел, — заметила она.
— Сыт уже.
— Выкинуть?
— Оставь, завтра доем.
Утром котлета исчезла. Андрей открыл холодильник — пусто. На плите — чистая сковорода.
— Где котлета? — спросил он у Даши, которая заплетала косички Лизе.
— Какая котлета?
— Которая вчера осталась!
— А, эта. Кот съел. Думала, ты не будешь.
Что-то внутри Андрея лопнуло. Кот? У них не было кота! Это она специально, назло!
— Знаешь что? — выпалил он. — Езжай к своей матери! Надоело!
Даша замерла с расчёской в руке. Лиза испуганно посмотрела на отца.
— Хорошо, — спокойно ответила она. — Поедем к бабушке, правда, солнышко?
***
Андрей не ожидал, что она воспримет его слова всерьёз. Это же был просто выплеск эмоций, сказанное сгоряча. Но Даша методично начала собирать вещи.
Сначала детские — аккуратно сложила платьица, колготки, любимые игрушки Лизы. Потом документы — свидетельство о рождении, медицинский полис, садиковские справки. Свои вещи кидала в сумку без разбора.
Андрей сидел в комнате, делая вид, что смотрит телевизор. Внутри боролись гордость и тревога. Остановить? Но это будет выглядеть как отступление. Пусть сама одумается.
Даша зашла в комнату, взяла с полки фотоальбом.
— Это заберу, — сказала она. — Там Лизкины фотографии с рождения.
— Забирай, — буркнул он.
Вечером она уложила дочку, сама легла на диван в зале. Андрей лежал без сна, прислушиваясь к шороху одеяла, скрипу пружин. В три часа ночи встал попить воды. Даша не спала — сидела на кухне с телефоном.
— Такси на семь утра заказала, — сообщила она. — Чтобы тебя не разбудить.
— Как хочешь.
Утром его разбудил звук захлопывающейся двери. Андрей вскочил, подбежал к окну. Внизу Даша усаживала заспанную Лизу в машину. Водитель загружал сумки в багажник.
Дочка подняла голову, помахала в окно. Не ему — просто окнам дома. Даша села рядом с ней, обняла. Машина тронулась.
Квартира сразу стала чужой. Тишина давила на уши. На вешалке — только его куртка. В ванной — одна зубная щётка. На кухне — немытая кружка.
***
Первый день прошёл на авто мате. Работа, обед в забегаловке, вечером пустая квартира. Андрей заказал пиццу, съел перед телевизором. Коробку оставил на столе.
На второй день позвонил матери.
— Мам, может, приеду на ужин?
— Приезжай, — ответила Галина Петровна. — Только я в театр вечером. Ключи под ковриком, еда в холодильнике. Сам разогреешь?
— Сам? Мам, ты же всегда…
— Всегда что? Кормила тебя с ложечки? Тебе тридцать пять лет, Андрюша. Пора научиться греть суп.
На работе Петрович заметил его голодный вид.
— Соколов, морда бледная. Жена не кормит?
— Уехала к матери.
— Надолго?
Андрей пожал плечами. Он не знал. Даша не звонила, он тоже не решался набрать первым.
Вечерами квартира встречала его грязной посудой, пыльными углами, разбросанными вещами. Холодильник опустел — доедал остатки борща, потом перешёл на пельмени из морозилки.
В пятницу позвонила тёща.
— Лиза хочет с тобой поговорить.
— Папа? — тоненький голосок дочки. — Ты почему не приезжаешь?
— Работаю, солнышко.
— А мама плачет. Ты её обидел?
Комок встал в горле. Что ответить четырёхлетнему ребёнку?
— Не плачет она, выдумываешь.
— Плачет! Вчера плакала, когда думала, что я сплю. Папа, приезжай!
— Приеду, — соврал он. — Обязательно приеду.
В субботу Андрей пошёл в магазин. Долго бродил между полками, не зная, что купить. Взял хлеб, молоко, сосиски. Увидел отдел с контейнерами — яркие, с рисунками, с отделениями для разной еды. Постоял, разглядывая. Взял самый простой — прозрачный пластик, синяя крышка.
Дома попытался сварить макароны. Передержал — получилась каша. Сосиски подгорели с одной стороны, остались сырыми с другой. Съел, запивая чаем.
***
Прошло две недели. На кухне освоил простейшее — варёные яйца утром, гречка с тушёнкой вечером. По утрам сам складывал в контейнер нехитрый обед — хлеб, сыр, огурец. Иногда покупал готовые котлеты в кулинарии.
В курилке Петрович больше не подшучивал. Молча предлагал поделиться домашними пирожками.
— Папа, ты что кушаешь? — спрашивала Лиза в редких телефонных разговорах.
— Суп варю, котлеты жарю, — врал он.
— А блинчики умеешь? Мама вчера с творогом делала!
Комок подкатывал к горлу. Блинчики. Даша всегда пекла их по воскресеньям, Лизка помогала — размазывала начинку, сворачивала кривые трубочки.
Вечером сидел на кухне перед тарелкой остывшей гречки. В окне — чужие освещённые квартиры, семейные ужины. А заботился ли он сам хоть о ком-нибудь? Вопрос царапал, как заноза.
— Не надо мне говорить, какой я ДОЛЖНА быть! Ни тебе, и тем более, ни твоим родителям это решать, а только мне