Алевтина Петровна всегда приходила в магазин ровно в семь утра. Круглосуточный «Продукты 24 часа» в это время обычно пустовал — только ночные работяги да редкие бессонные души. Её потрёпанное серое пальто и выцветший платок давно примелькались персоналу. Старушка появлялась дважды в неделю, вторник и пятницу, будто по расписанию.
— Опять наша бабуля пришла, — зевнула Нина, кассирша с лицом, навсегда застывшим в выражении усталого безразличия. Ей оставалось отработать час до конца ночной смены, и она мечтала только о горячей ванне и мягкой подушке.
— И что? — спросил Сергей, новый грузчик, широкоплечий парень с открытым лицом, усыпанным веснушками. В магазин его взяли всего две недели назад, и рутина ещё не успела выесть из него человечность.
— Да ничего, — Нина щёлкнула жвачкой. — Сейчас будет полчаса на ценники пялиться, потом возьмёт полбуханки хлеба. Иногда ещё чай берёт, если деньги остались. Таких тут много шатается.
Февральское утро выдалось особенно промозглым. Туман стоял такой густой, что фонари на улице казались размытыми жёлтыми пятнами. Алевтина Петровна, кутаясь в пальто, медленно брела между стеллажами. Сухонькие пальцы, искривлённые артритом, перебирали кошелёк — потёртый, с облупившейся кожей. Монеты она пересчитывала трижды, шевеля губами, будто боялась ошибиться.
Возле молочного отдела старушка задержалась дольше обычного. Смотрела на бутылки молока, на йогурты, на творог, но руку не протягивала.
— Что-то ищете? — спросил подошедший Сергей, которому надоело выставлять консервы.
Алевтина Петровна вздрогнула, обернулась. Глаза — выцветшие, но всё ещё ясные — смотрели с лёгким испугом.
— Да вот, сынок, смотрю… — старушка замялась, сжимая в руках потрёпанный кошелёк. — Цены-то как растут! Давно молочка не пила. Думала, может, сегодня… — она не договорила, махнула рукой и пошла к хлебному отделу.
Сергей проводил её взглядом. Что-то царапнуло внутри — то ли жалость, то ли стыд за эту жалость.
С полбуханкой хлеба Алевтина Петровна подошла к кассе. Долго копалась в кошельке, отсчитывая мелочь. На потрескавшихся губах — виноватая улыбка.
— Доченька, — обратилась она к Нине, вдруг решившись. — Купи молочка мне, ни на что не хватает, — стыдливо опустила глаза бабушка. — Пенсию задержали, обещали в понедельник перевести. Я верну, обязательно верну…
Нина даже не взглянула на неё. Пробила хлеб, смахнула монеты в ящик.
— У нас тут не благотворительность, — отрезала она. — Каждый день такие истории слушаем. То пенсию задержали, то карточку потеряли. Идите уже.
Плечи старушки поникли ещё больше. Она забрала хлеб и медленно двинулась к выходу.
В этот момент к кассе подошла рыжеволосая девушка в ярко-красной куртке. Варя — так гласил бейджик на груди — работала в фотостудии напротив. Магазин она посещала каждое утро, покупая кофе и что-нибудь перекусить.
— Я оплачу молоко, — сказала она, положив на прилавок пятьсот рублей. — И булочку добавьте бабушке. Свежую, не вчерашнюю.
Нина вздохнула, но спорить не стала. Пробила товар.
— Бабуля! — окликнула она Алевтину Петровну. — Вернитесь, вам тут молоко купили.
Старушка обернулась, недоумённо моргая. Когда до неё дошёл смысл происходящего, она всплеснула руками:
— Что ты, милая, не нужно… Я же просто так сказала, не подумав… Я отдам, как пенсию получу!
— Ничего не хочу слышать, — улыбнулась Варя. — Меня, кстати, Варей зовут. А вас?
— Алевтина Петровна, — представилась старушка, принимая пакет с молоком и булочкой. — Спасибо тебе, дочка… Дай Бог здоровья.
— Спасибо тебе ещё раз, — сказала Алевтина Петровна, когда они вышли из магазина на промозглую улицу. — Ты не думай, я не попрошайка какая-нибудь. Просто с деньгами сейчас совсем туго…
Варя пожала плечами, улыбнувшись:
— Да ладно, ерунда какая. Всякое в жизни бывает.
— Бывает, — вздохнула старушка. — Я вот шестьдесят пять лет прожила, а такого, как сейчас, не припомню. Даже в девяностые легче было.
— Куда вам идти? — спросила Варя, глянув на часы. До работы оставалось ещё полчаса. — Давайте провожу.
— Да ты что, милая! Тебе же на работу надо.
— У меня есть время. Куда вам?
— На Заречную, 15. Где стройка была…
— Так нам по пути! — обрадовалась Варя. — Я на Заречной, 7 живу.
Они пошли рядом — молодая рыжеволосая девушка с веснушками на вздёрнутом носу и сгорбленная старушка, чьи шаги были такими мелкими, что Варе приходилось постоянно сдерживать себя, чтобы не идти слишком быстро.
По дороге Алевтина Петровна рассказала, что живёт одна — муж умер десять лет назад, сын с семьёй в Новосибирске.
— Они звонят каждую неделю, иногда деньги присылают, — говорила она. — Но у них своих забот полно. Невестка работу потеряла осенью, внучка в институт поступает. Не хочу лишней обузой быть. Сами справлялись, и дальше справимся.
Но по голосу было понятно, что «справляться» становится всё труднее.
— Последний месяц совсем тяжко стало, — призналась старушка. — В подвале трубу прорвало, нас затопило. В комнате пол вздулся, обои отошли. Запах стоит — спать невозможно. А управляющая компания только руками разводит — денег нет, ждите. Я им каждый день звоню, а толку… А тут ещё с пенсией задержка.
— А сын знает? — спросила Варя.
— Да что ты! — всплеснула руками Алевтина Петровна. — Зачем его беспокоить? У них своих проблем хватает. Он как узнает, сразу денег пришлёт. А им самим сейчас каждая копейка нужна. Я же мать, я должна помогать, а не тянуть с них последнее.
Они дошли до обшарпанной пятиэтажки с облупившейся штукатуркой. Возле подъезда Алевтина Петровна неожиданно предложила:
— Может, зайдёшь? Чаю попьём? У меня варенье есть, смородиновое. Сама варила прошлым летом.
Варя посмотрела на часы. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, фотостудия в двух шагах.
— Давайте на пять минут, — согласилась она. — Только позвоню, предупрежу, что немного задержусь.
Квартира оказалась маленькой, но невероятно уютной. Старая мебель советских времён, кружевные салфетки, вязаные подушки на диване. В углу комнаты стояли вёдра, на полу лежали тряпки — следы недавнего потопа. Пахло сыростью и почему-то яблоками.
— Присаживайся, — засуетилась хозяйка. — Сейчас чайник поставлю. Ты какой чай любишь? У меня и чёрный есть, и зелёный.
— Чёрный, пожалуйста, — улыбнулась Варя.
Пока Алевтина Петровна гремела чашками на кухне, девушка осматривалась. Взгляд упал на раскрытый конверт с квитанцией на столе. Она невольно прочитала сумму.
— Это что, за отопление? — ахнула Варя, когда старушка вернулась с чаем. — Десять тысяч?!
— Ошибка вышла, — махнула рукой Алевтина Петровна. — Я звонила в управляющую компанию, говорят, что-то напутали с показаниями счётчика. Обещали исправить. Но пока заплатить надо, а потом сделают перерасчёт. Вот и приходится экономить на всём.
— А сантехники приходили? Что с полом будут делать?
— В понедельник обещали. Но у них так часто: обещают-обещают, а потом забывают. Я уже две недели звоню.
— Вы им хорошенько трубку погрейте, — посоветовала Варя. — Мне дедушка всегда говорил: если хочешь чего-то добиться, звони и не клади трубку, пока не получишь чёткий ответ.
— Да я уже и так, и эдак. Говорят, очередь большая, материалов нет, рабочих не хватает. А у меня тут хоть топор вешай — сыро, холодно, пол проваливается. И за свет теперь больше платить приходится — обогреватель постоянно включен.
Чем больше Варя слушала, тем яснее понимала: дело не только в деньгах. Старушке не хватало поддержки, человека, который бы просто выслушал, не отмахнулся, помог пробиться через бюрократические преграды.
— Алевтина Петровна, — решилась Варя. — А давайте я попробую помочь? Я раньше в газете работала, знаю, как на управляющие компании управу найти.
— Что ты, доченька, — замахала руками старушка. — Тебе своих дел хватает. Я уж как-нибудь сама…
— Нет уж, — твёрдо сказала Варя. — Мы вечером с вами пойдём в вашу управляющую компанию. Если дежурный будет, потребуем немедленно направить сантехника. Если нет — оставим заявление на имя директора. С копией в жилищную инспекцию.
Алевтина Петровна смотрела на девушку с удивлением и лёгким испугом:
— Да разве ж так можно? Там люди серьёзные, занятые. Кто я такая, чтобы их беспокоить?
— Вы — человек, который исправно платит за коммунальные услуги, — отрезала Варя. — И имеете полное право требовать, чтобы эти услуги оказывались качественно. Договорились?
В управляющей компании их встретила равнодушная женщина в строгом костюме.
— Приём уже закончился, — бросила она, не поднимая глаз от компьютера.
— А мы не на приём, — улыбнулась Варя. — Мы по вопросу аварийной ситуации. Затопление квартиры на Заречной, 15. Уже две недели не могут прислать сантехника.
— Заявка зарегистрирована, — отчеканила женщина. — В понедельник бригада приедет.
— В понедельник? — переспросила Варя. — То есть две недели человек живёт во влажной квартире, с провалившимся полом, вы считаете это нормальным?
— Послушайте, девушка, — начала раздражаться сотрудница, — у нас таких заявок десятки. Всем нужно срочно, всем сейчас. А бригада одна.
— А если с потолка рухнет? — не сдавалась Варя. — Вы видели, в каком состоянии перекрытия? Мне кажется, ваша компания рискует получить иск о возмещении ущерба здоровью.
— Послушайте, — женщина наконец оторвалась от компьютера. — Вы кто вообще такая? Родственница? Представитель по доверенности? Нет? Тогда на каком основании вы вообще здесь?
— На основании статьи 4 Закона о защите прав потребителей, — парировала Варя. — И если вы не хотите решать проблему, значит, завтра я напишу жалобу в жилищную инспекцию. И в прокуратуру. И заодно сделаю пост в социальных сетях с фотографиями квартиры. Как думаете, сколько лайков и перепостов соберёт история о том, как вы бросили пожилого человека в затопленной квартире?
В глазах сотрудницы мелькнуло что-то похожее на испуг.
— Не надо никуда писать, — быстро сказала она. — Я сейчас позвоню бригадиру, узнаю, что можно сделать.
Она набрала номер, отвернувшись к окну. Разговор был коротким, но эмоциональным.
— Значит так, — повернулась она к ним через пять минут. — Бригада сможет приехать сегодня вечером, после шести. Устранят течь, осмотрят пол. Но должна предупредить — материалов у нас сейчас нет. Линолеум и всё остальное для ремонта придётся покупать самим.
— А компенсация за испорченное имущество? — тут же спросила Варя.
— Пишите заявление, — вздохнула женщина, — будем рассматривать. Но с учётом того, что дом старый, а авария произошла из-за изношенности труб…
— Да мне не компенсация нужна, — вмешалась Алевтина Петровна. — Лишь бы пол починили и сухо было.
Выйдя из управляющей компании, старушка долго молчала, потом тихо сказала:
— Спасибо тебе, дочка. Я бы сама ни за что не решилась так… Мы ведь привыкли молча терпеть. Вот и сын у меня такой же — никогда ни на что не жалуется, всё сам.
— Есть разница между нытьём и отстаиванием своих прав, — заметила Варя. — И ещё мы с той квитанцией разберёмся. Нельзя заставлять вас платить по ошибочным начислениям.
С неправильной квитанцией действительно разобрались — это была ошибка, которую обещали исправить в течение недели. Но Варю задело другое: почему бабушке сначала сказали, что нужно заплатить, а потом ждать возврата? Ведь это незаконно.
— Просто многие пенсионеры не знают своих прав, — объяснила она Алевтине Петровне, когда они возвращались домой. — Проверить правильность начислений может каждый. И задержка пенсии — не повод заставлять вас голодать.
— Я уж привыкла, — вздохнула старушка. — Когда одна живёшь, воевать сил нет. Вроде и образование есть, институт закончила, а как до дела доходит — теряюсь.
Сантехники приехали ровно в шесть вечера. Варя к тому времени уже вернулась с работы — отпросилась пораньше, чтобы помочь Алевтине Петровне разобрать вещи, пострадавшие от воды.
— А вы ей кто? — недоверчиво спросил бригадир, коренастый мужчина лет пятидесяти с хмурым, прокуренным лицом.
— Просто человек, — пожала плечами Варя.
Бригадир хмыкнул, но больше вопросов не задавал. За работой они разговорились. Оказалось, что мужчина, которого все звали просто Михалыч, знал Алевтину Петровну ещё с советских времён.
— Моя мать с ней на хлебозаводе работала, — рассказал он, ковыряясь в трубах. — Эх, Петровна, если б знал, что это твоя квартира, давно бы уже всё починил. Почему не позвонила-то?
— Так неудобно, — смутилась старушка. — У всех своих дел полно.
— Вот ведь поколение, — покачал головой Михалыч, обращаясь к Варе. — Лучше будет в затопленной квартире сидеть, чем о помощи попросить. А ведь мой отец её мужа, Ивана, хорошо знал. Вместе на фронте были.
— На войне? — удивилась Варя.
— Афганистан, — коротко бросил Михалыч. — Петровна, а твой-то сын где сейчас?
— В Новосибирске, — вздохнула старушка. — Работает на заводе инженером. Мается, конечно, но держится. Внучка в институт поступает, умница такая…
К девяти вечера с трубами разобрались. Течь устранили, наиболее пострадавшие участки пола укрепили временными подпорками. Но вопрос с линолеумом оставался открытым.
— Я в субботу приеду, — неожиданно предложил Михалыч. — Привезу обрезки с другого объекта — всё равно выбрасывать, а тебе пригодится. Может, и сын мой подъедет, он у меня пол стелить мастер.
— Михалыч, — растрогалась Алевтина Петровна, — да как же я тебя отблагодарю? У меня и денег-то…
— Вот ещё! — отмахнулся тот. — Какие между своими могут быть счёты? Твой Иван для моего отца столько сделал… Глупостей не говори.
Когда сантехники ушли, Алевтина Петровна долго сидела молча, глядя в пространство.
— Знаешь, — наконец сказала она Варе, — я ведь думала, все забыли. Столько лет прошло. А оказывается, помнят. И Ивана моего помнят, и меня…
— Людей связывают не только родственные узы, — заметила Варя. — Иногда важнее память, общая история.
— Спасибо тебе, доченька, — тихо сказала Алевтина Петровна. — Если б не ты… — она не договорила, но в глазах её стояли слёзы.
В субботу Варя пришла помогать с ремонтом. Притащила с собой старые обои, оставшиеся после ремонта в её квартире. И не одна пришла — с Сергеем из магазина, который, узнав о ситуации, вызвался помочь.
— Я полы умею стелить, — заявил он, осматривая фронт работ. — Отец плотником был, научил.
Сергей оказался неразговорчивым, но работящим. Пока Михалыч со своим сыном Костей заканчивали с трубами, Варя и Сергей занялись полом и стенами. К вечеру комната преобразилась — от сырости и плесени не осталось и следа, на полу лежал новый линолеум (пусть и состоящий из нескольких кусков), стены были оклеены свежими обоями.
— Красота какая! — ахала Алевтина Петровна, глядя на обновлённую квартиру. — Прямо как новая! Даже лучше, чем была! Чем мне вас отблагодарить-то?
— Чаем с вареньем, — подмигнул Сергей. — Больше ничего не надо.
За чаем Сергей вдруг предложил:
— Алевтина Петровна, а хотите у нас в магазине подрабатывать? Нам как раз человек нужен товар принимать, накладные проверять. Пару часов в день, зато прибавка к пенсии будет.
— Неужто правда? — обрадовалась старушка. — Я ведь всю жизнь с бумагами работала! И с накладными умею, и с документами…
— Вот и отлично, — кивнул Сергей. — В понедельник приходите, обсудим с директором. Он давно искал человека с опытом, а молодёжь ненадёжная — сегодня пришёл, завтра уволился.
Варя с удивлением посмотрела на Сергея — она и не подозревала, что за неразговорчивостью скрывается такое отзывчивое сердце.
Когда все разошлись, Алевтина Петровна достала из серванта потёртую деревянную шкатулку и вынула из неё старинную серебряную брошь с голубым камнем.
— Это мне ещё моя бабушка передала, — сказала она, протягивая брошь Варе. — Фамильная вещь, старинная. Хочу, чтобы она у тебя была.
— Что вы, Алевтина Петровна! — всполошилась Варя. — Я не могу такое принять! Это же память, семейная реликвия…
— Потому и даю тебе, — мягко улыбнулась старушка. — Ты мне за эти дни роднее многих стала. У меня, знаешь, дочка была… Умерла в детстве, от скарлатины. Вот ты на неё чем-то похожа — такая же рыженькая, веснушчатая, и характером такая же — упрямая, справедливая.
Она вложила брошь в ладонь Вари:
— Возьми. Мне спокойнее будет, что она у тебя. А потом, может, своей дочке передашь.
Варя сжала прохладный металл и неожиданно для себя расплакалась — не от жалости, а от какого-то светлого чувства, словно что-то важное и правильное произошло в её жизни. Словно круг замкнулся.
Прошло полгода. Жизнь Алевтины Петровны изменилась до неузнаваемости. Она работала в магазине три дня в неделю, проверяя накладные и помогая с учётом товара. Коллеги её уважали за внимательность и опыт, а директор не раз говорил Сергею, что это была его лучшая идея — взять на работу пенсионерку.
Варя заходила в гости каждое воскресенье — иногда одна, иногда с Сергеем, с которым у них за эти месяцы начался роман. Сергей оказался не просто приятным парнем, но и удивительно заботливым, внимательным человеком.
— Никогда бы не подумала, что в магазине встречу такого, — призналась как-то Варя Алевтине Петровне. — Он ведь не только красивый, но и надёжный. Знаешь, как в старых книжках пишут: «За ним как за каменной стеной».
— А я сразу поняла, — кивнула старушка. — У него глаза добрые. Сейчас такое редко встретишь.
Квартира Алевтины Петровны со временем стала местом, где собиралась целая компания: Михалыч со своей женой Тамарой, Костя с девушкой, Димка из фотостудии, где работала Варя, соседка с пятого этажа со своим внуком-студентом. Даже Нина из магазина иногда заходила на чай.
— И откуда ты такая взялась на нашу голову? — шутил Михалыч, обращаясь к Варе. — Была тихая заводь, а стало бурное течение.
Но все понимали: именно благодаря этому «бурному течению» их жизни стали ярче и полнее.
В апреле сын Алевтины Петровны прилетел в командировку из Новосибирска и был поражён, увидев, как изменилась жизнь матери.
— Она светится изнутри, — сказал он Варе. — Я давно её такой не видел. Спасибо тебе.
— Да не за что, — смутилась девушка. — Я просто была рядом.
— В этом и весь секрет, — улыбнулся он. — Просто быть рядом — иногда это важнее всего остального.
Перед отъездом сын оставил матери деньги на новый холодильник и пообещал, что летом они всей семьёй приедут в гости.
А в мае случилось чудо — Алевтина Петровна получила письмо от старой подруги, с которой не виделась больше двадцати лет. Валентина, когда-то работавшая с ней в бухгалтерии, перебралась в Подмосковье, но вдруг решила разыскать старых знакомых.
— Надо же, — качала головой старушка, перечитывая письмо. — Думала, все забыли, а она помнит. И про Ивана спрашивает, и про сына… Надо ответить.
Переписка с подругой добавила ещё один штрих к новой жизни. Теперь по вечерам Алевтина Петровна садилась за стол и подробно описывала свои дни, новых друзей, работу. А заодно помогала соседскому мальчишке с математикой — оказалось, что память на цифры у неё по-прежнему острая.
В один из воскресных дней, когда все привычно собрались на чай, Алевтина Петровна вдруг сказала:
— Кто бы мог подумать, — она обвела взглядом гостей, — что всё так обернётся. А ведь как стыдно было тогда в магазине просить: «Доченька, купи молочка мне»…
— А мне кажется, это были самые важные слова, — улыбнулась Варя, поправляя на блузке серебряную брошь с голубым камнем. — Иногда нужно просто не побояться попросить о помощи.
— И не побояться эту помощь оказать, — добавил Сергей, обнимая Варю за плечи.
В открытое окно врывался тёплый весенний ветерок, принося запах сирени и голоса играющих во дворе детей. Варя осматривала комнату, где за прошедшие полгода столько всего изменилось: новый линолеум и обои, свежие занавески, подаренные Михалычем светильники, фотографии на стенах — многие из них сделала она сама.
Но главное изменение было в самой Алевтине Петровне. В её глазах больше не плескалось одиночество, а морщинки вокруг глаз теперь собирались не от постоянной тревоги, а от улыбки.
— Знаешь, — сказала как-то Варя Сергею, — я раньше думала, что доброта — это когда ты отдаёшь часть себя другим. А теперь поняла: настоящая доброта возвращается к тебе многократно.
В тот день, накрывая стол к приходу гостей, Алевтина Петровна думала о том, как одна случайная встреча изменила её жизнь. Но дело было не в починённой трубе или новом линолеуме. Её мир наполнился людьми — живыми, настоящими, готовыми прийти на помощь и просто побыть рядом.
А самое главное — ушло одиночество, та глухая тоска, что годами сжимала сердце. И каждый раз, видя входящую в квартиру рыжеволосую девушку, старушка мысленно благодарила судьбу за то февральское утро и за то, что нашла в себе силы произнести те простые, но такие трудные слова: «Доченька, купи молочка мне, ни на что не хватает…»
Как это ты не хочешь брать кредит? А кто тогда купит квартиру для мамы? – муж искренне не понимал мое возмущение