Ольга
Она росла в очень состоятельной семьей.
Отец был влиятельным и строгим человеком. Мать не смела ему перечить. Дети — тем более.
Оля считалась в семье неудачным ребёнком. Потому что с пеленок тянулась не туда куда следовало.
К животным.
Отец это всячески пресекал это, наказывал, воспитывал в ней «нормального человека, без всяких сентиментальных глупостей».
Когда в подростковом возрасте, Оля спасла от собак котёнка, испачкав сильно дорогую дефицитную одежду, отец, в целях воспитания, отвез девочку на бойню, чтобы показать откуда берется мясо и для чего вообще в этом мире животные.
Глаза коровы заглянули в душу и навсегда, казалось тогда, заморозили сердце.
Отец заставил лично накрутить котлет из этого мяса и лично их съесть.
Это сломало Ольгу. У девочки словно исчезли все чувства и она стала жить как робот, бездушная и безэмоциональная кукла.
Ни слез, ни смеха больше родители от неё не слышали. Как и забыли как выглядит её улыбка.
Отца всё устраивало: дочь растёт серьезной, он справился с воспитанием.
На 18 лет ей подарили смотрины и кольцо: отец давно договорился со своим бизнес партнером о браке их детей. Тигран был с точки зрения отца девочки женихом что надо: богатая и влиятельная семья, с которой надо было породниться и правильное воспитание: парень знал себе цену и место женщины.
Девушка не перечила. Она привыкла никогда ни о чем не спорить, не высказывать свое мнение. Чтобы не пришлось больше «есть мясо той коровы» — как теперь отец называл всё, что от неё требовал.
«Ты хочешь снова мяса той коровы? Хочешь, чтобы я снова доказал тебе, что я прав?» – так теперь звучал довод на любое её сопротивление.
Несколько лет прошло как в тумане. Ни о какой любви не было и речи. Тигран держал молодую жену в ежовых рукавицах. Та не сопротивлялась. Расстраивало всё семейство только одно: Ольга никак не могла забеременеть.
И однажды Тигран просто выкинул её из машины, как ненужную вещь.
Он вез её отдать её родителям обратно, узнав что одна из его любовниц забеременела.
Он открыто сказал об этом Ольге, сказал что подаст на развод и отвезет её к родителям.
Но родители отказались принимать назад дочь.
Поэтому, проехав часть пути, мужчина просто остановил машину и приказал выйти и идти куда хочет.
Была зимняя ночь, снегопад усиливался. Ольга сидела в машине молча.
Снег за окном не просто падал — он стекал по стеклу, словно кто-то сверху выжимал облака. Было ощущение, что она не просто едет — исчезает. С каждой минутой всё дальше от себя.
— Мы почти приехали, — сказал Тигран.
Она не ответила. Даже не повернула головы. Она знала, куда он везёт её — домой. Туда, где стены пахнут приказами, а не супом. Где отец скажет: «Сама виновата», а мать снова будет молчать и смотреть мимо.
— Слушай, — он щёлкнул пальцами, — мне не нужны истерики. Я честно тебе всё сказал: у меня будет ребёнок. Всё. История закончилась. Твои родители это все затеяли, у них тебя взял — им и возвращаю. Не моя проблема, что ты бракованная.
Машина свернула с трассы. Лес навис над дорогой, будто сомкнул челюсти.
Вдруг звук мобильного телефона резанул воздух.
Мужчина взял трубку.
— И куда мне ее?… Мне тоже.
Желваки заиграли на жестком лице. Оля знала — ничего хорошего это не предвещает.
Мужчина швырнул телефон на заднее сиденье и уставился не мигающим взглядом вдаль.
— Только вот проблема, — он усмехнулся. — Твои родители сказали, что ты им не нужна. Больше. Представляешь? Сказали не привозить.
Он резко затормозил.
— Выходи.
— Здесь?
— А что, не нравится? Попутку поймаешь, я тебе не извозчик.
Она смотрела вперёд. Молчала.
— Ольга. Не заставляй меня вытаскивать тебя.
Она открыла дверь. Вышла. На ней было дорогое пальто. Подарок к какому-то юбилею. Она его терпеть не могла. Оно пахло чужими руками — и выборами, которых у неё не было.
Машина резко рванула с места, подняв огромный снежный шлейф и обдав им с ног до головы.
Но она не обернулась.
Сначала она просто стояла. Потом сделала шаг. Второй.
Она не хотела ловить попутку или идти вдоль дороги.
Лес вдруг показался ей убежищем. Надежным и последним.
Зачем и куда идти — она не знала. В душе было пусто и так же холодно, как в этом лесу. Поэтому она просто шла в лес.
Когда силы кончились, она легла. Под дерево. Как котёнок, уставший играть в прятки. Свернулась и прижала руки к груди.
«Только бы быстро, — подумала она. — Без боли. Без холода. Я уже так устала».
Почти мгновенно забытье поглотило ее.
Послышался треск веток. Мокрый нос обнюхал девушку. И теплое большое животное легло рядом. Потом ещё одно и ещё.
Ольга не чувствовала животных. Она замерзала.
Однако тепло зверей постепенно стало отогревать ее тело, не позволяя покинуть этот мир навсегда.
Утром девушка проснулась и подумала, что она спит под теплым меховым одеялом. Но оказалась что лежит, окруженная плотно стаей собак. Они грели её своими телами.
Ольга не испугалась. Наоборот она обняла ближайшую собаку и впервые за много лет расплакалась.
Игорь
Он вырос в бедной семье. Отец пропадал с утра до ночи на работах, мать тоже. Он оставался за старшего для ещё двоих братьев. После школы пошёл в армию, а после лесником рядом с домом. Чтобы было где жить — леснику полагалась сторожка. Он не хотел сидеть на шее у родителей, а это была единственная работа в районе, при которой давали сразу жилье.
Лес стал ему и домом и кормильцем. Единственное, что огорчало — одиночество. Игорь не был одиночкой, хоть и не любил шумных компаний и больших групп людей. Но он мечтал о семье. О любимой женщине и о детях. Но где в лесу встретить свою любовь?
В лесу личную жизнь на наладить. Так и собирался прожить парень свою жизнь один, смирившись со своей участью. К тому же он полюбил лес и не представлял себе уже жизнь в городе.
Утро выдалось особенно морозным. Но как бы не не хотелось выходить из теплого жилья в лес, работа звала.
Стая собак появилась на его участке. И хотя они пока не безобразничали, лишь пугая местное пернатое и мохнатое население, Игорь знал, что должен убрать стаю если не из леса, то со своего участка — точно.
Скоро весна, появится молодняк, птенцы. Бездомные собаки будут опасны для них.
Взяв ружье и оставив верного своего пса Дика в сторожке, чтобы тот не сцепился со стаей, он вышел рано утром искать собак.
Он не собирался в них стрелять. Надо было для начала определить состав стаи и пути её следования. А потом отловить и отправить в город на пристройство. Он уже договорился с приютом.
Уже через час поиска Игорь наткнулся на стаю. Но вместо агрессии или испуга собаки удивили его. Они словно звали его на помощь. Ластились и звали следом. Лаяли, останавливаясь и следя, что он точно идёт за ними.
И он пошёл. Две собаки привели его к огромному сугробу. И начали копать.
Снег осыпался, и Игорь заметил тряпку. Потом белокурую голову на спине у черной собаки.
Мужчина бросился к сугробу.
Женщина лежала, свернувшись клубочком, а на ней, словно меховые грелки лежали три пса. Уже почти замершие, они старались согреть её.
Стоило приблизится и собаки сразу отошли, шатаясь обессиленно, пропуская егеря к женщине.
Судорожно Игорь принялся осматривать женщину. Она была без чувств, но еще дышала.
Игорь подхватил ее на руки и, увязая в снегу, кинулся к сторожке. Стая осталась на месте. Но через несколько метров он понял, что сам не донесет её.
Парень остановился и обернулся.
Он окликнул собак, сам не понимая, на что рассчитывая.
Те кинулись к нему.
Соорудив из веток и веревки сани, он обмотал веревкой самого крупного пса. Тот не противился словно понимая, что происходит.
И они потащили на таких полозьях женщину к сторожке. Остальные собаки следовали рядом, иногда забегая вперед, словно пытаясь утаптывать снег перед ними.
Дик встретил собак лаем. Но на агрессивным, а словно старых друзей, чем сильно удивил Игоря. Он думал, что незнакомые собаки могут сцепиться в драке при встрече.
Ольга пришла в себя от запаха. Пахло печкой, дымом, шерстью и чем-то ещё — совсем забытым. Безопасностью.
Глаза открывались нехотя. Под веками будто лежал снег. Но она заставила себя.
Потолок был деревянным. Потемневшие от времени доски, скос крыши, трещина в углу. Где-то капала вода. Где-то… дышали.
Она повернула голову и увидела пса.
Бархан, как позже скажет Игорь. Он лежал у самого её плеча, с прикрытыми глазами, но с напряжённой настороженностью в теле. Увидев, что она шевельнулась, пёс коротко фыркнул и ткнулся носом ей в ладонь.
— Живой охранник, — хрипло прошептала она.
— Живая — это ты, — отозвался голос из-за спины.
Ольга вздрогнула. Повернула голову. У печки сидел мужчина. В свитере, с грубыми руками, с усталым, но спокойным лицом. Он не улыбался — но в его взгляде не было ничего пугающего. Только тихое присутствие.
— Где я? — прошептала она.
— В лесу.
— Ты меня нашёл?
Мужчина кивнул.
— Спас, значит, — с грустью вздохнула Ольга.
— Собаки спасли. Я лишь забрал.
Он подошёл, поставил на тумбочку кружку.
— Тёплая вода. С мёдом. Попробуй.
Ольга попыталась сесть — тело не слушалось.
— Потерпи. Замёрзла ты сильно. Но вроде ничего не обморозила. Спали с тобой собаки. Все. Они тебя грели, как могли.
Она кивнула. Глаза снова заслезились.
— Спасибо.
— Им скажи. Я так, сани правил.
— Я не знаю, как так получилось…
— Не рассказывай, если не хочешь. Просто выздоравливай и набирайся сил.
Он говорил медленно. Так, как говорят с больными, с детьми, с теми, кого нельзя напугать.
— Есть хочешь?
— Не знаю.
— Тогда будем считать, что да.
Он поставил перед ней миску — густой суп. Домашний. Овощи. Крупа. Тёплый, пахучий, обжигающий.
Она ела медленно. Как будто училась есть заново.
— Тебя как звать?
— Оля.
— Хорошо. А я — Игорь.
— Вы… тут один живёте?
Он усмехнулся:
— Я и Дик — мой старый пёс. А с этого дня еще и вот эта команда, — мужчина кивнул на спящих на полу собак. Он еще там, в лесу, когда тянул сани через сугробы в одной упряжке с незнакомым псом, решил для себя, что эти животные останутся с ним. Никуда он их не отдаст.
Он замолчал. Потом добавил:
— Если хочешь — оставайся, пока силы вернутся. Тут всё просто.
— Я не знаю, куда мне идти, — сказала она.
Он кивнул.
— Тогда не иди. Пока не захочется.
Ольга смотрела на этого странного незнакомца, на убогую хижину, на собак вокруг и сознание отказывалось принимать это реальностью. «Наверное, это все сон. Я скоро проснусь и будет опять та самая опостылевшая жизнь. Из которой не выбраться и не скрыться» — подумала девушка и потрясла головой, стараясь отогнать видение. Но оно не исчезало.
И тогда она закрыла глаза и мгновенно заснула под потрескивание печи, под дыхание собак.
Дом в лесу
Ольга проснулась только через сутки.
Комната была ещё тёмная, но печка уже потрескивала.
Она натянула на себя свитер, который лежал у изголовья. Он был огромный, пах табаком, хвоей. Но ей почему-то так захотелось его надеть. И пошла оглядеть дом.
Вошла в кухню, где Игорь уже нарезал хлеб. Он был в вязаной шапке, с которой торчал локон черных волос.
— Доброе утро, — сказала она и удивилась тому, как это звучит.
Он в ответ улыбнулся.
За завтраком оба молчали. А после, собрав в кулак всю решительность, Ольга все таки сказала, не поднимая глаз:
— Зря ты меня спас. Идти мне некуда. Только назад в лес. Замерзнуть или стать добычей для зверей.
— Вот еще! Не в праве человек такое решать. Некуда идти, говоришь? Так оставайся. Вон, им ты сгодишься, — кивнул он в сторону собак, — готовить для них будешь, ухаживать за ними. Они тебя спасли — вот им долг и отдавай. А мне не жалко, хоть полы и посуду будет кому мыть.
Ольга опустила голову. Слезы предательски заструились по лицу.
— И чего эта сырость? — спросил Игорь, протягивая салфетку, — неужто такая участь хуже смерти?
Ольга завертела головой. Всхлипнула. И едва слышно прошептала:
— Да не умею я готовить! Бесполезная я!
— Не велика наука, научишься, — сказал мужчина и подошел к ней. Тяжелая рука погладила по голове. И от этой незатейливой заботы слезы градом прорвались, сдерживаемые годами.
— Ты не плачь, не плачь. Не обижу я тебя. И в обиду никому не дам.
Жизнь в сторожке текла тихо, как ручей весной: чуть шумит, но не пугает. Ольга постепенно втягивалась. Мыла миски. Чесала собак.
Собаки принимали её как свою. Особенно Бархан. Он ложился у её ног, если она садилась на порог. Грета приносила сосновые шишки — ей нравилось, когда ей шишки кидали, а она приносила
Иногда Ольга ловила себя на улыбке. На том, что слушает, как Игорь насвистывает, когда режет хлеб. Или как напевает — фальшиво, но с душой — что-то про берёзку и колодец.
Иногда, наоборот, сердце вдруг сжималось от ужаса. Что всё это — не по-настоящему. Что сейчас он подойдёт, закричит, сорвётся, как бывало с мужчинами раньше в ее прошлой жизни …
Однажды она не выдержала.
— Почему ты молчишь, когда я делаю что-то не так?
Игорь удивился.
— А ты делаешь?
— Ну, я… я разбила миску вчера…
— Это всё?
— Да!
— А чего тогда мне говорить-то тебе? Я тоже мисок не мало за жизнь перебил. Чего тогда? — пожал он плечами.
Она замерла. Не знала — засмеяться или заплакать. Он увидел её глаза — и впервые подошёл ближе, не опасно, не резко. Просто рядом.
— Оль… Я не тот, кто был у тебя до этого. Я не знаю, кто он, и знать не хочу. Но если ты будешь каждый раз ждать удара, когда я молчу — тебе тут будет тяжело. Не поднимет нормальный мужчина руку на женщину. Чтобы она не сделала.
Она смотрела на него. И молчала. А потом, как ни странно, впервые за всё время — засмеялась.
— Ты точно нормальный?
— Пока держусь.
И они оба рассмеялись. Сначала неловко, а потом — так, как смеются дети, когда падают на мокрый асфальт и понимают, что не разбились.
А вечером был снег. Игорь чистил дорожку.
Ольга сидела, укутавшись в куртку Игоря, и смотрела, как снежинки садятся ему на бороду.
— Смешно, — сказала она. — Я раньше думала, что снег — это про сказку. И ведь действительно, словно в сказку попала.
Игорь усмехнулся.
Ольга встала и подошла к нему.
Ольга протянула руку и осторожно взяла его ладонь.
— Ты точно настоящий?
Он посмотрел на неё. И, впервые, с какой-то почти болезненной нежностью сказал:
— Надеюсь, что настоящий…
В ту ночь она заснула с ощущением, что впервые не боится проснуться.
Новая жизнь
Дни летели друг за другом.
Ольга привыкла к новой жизни. Перестала вздрагивать от любого шороха.
Справившись с домашними делами, она могла часами бродить по лесу, слушать птиц. Верные собаки сопровождали ее везде и в их компании ей было совсем не страшно.
А еще она стала замечать, как становится совсем другой.
Что-то давно забытое просыпается в ее душе. Что-то, что заставляет улыбаться и покрасивее укладывать прическу. Прислушиваться к звукам и бежать встречать вернувшегося с обхода Игоря.
А однажды, когда весенний сильный гром заставил содрогнутся маленькую избушку, Ольга не выдержала и прижалась к Игорю.
И не гром был виной, не испуг от грозы. Что-то очень сильное в душе толкало девушку к этому человеку.
Словно от этого зависела ее жизнь, губы тянулись к его губам.
Всё самое важное приходит без стука
Она почувствовала это с утра. Ещё не просыпаясь, а только выныривая из сна, где бегала по лесу босиком и пела. Что пела — не помнила.
Тошнота накатила резко. Она еле успела выбежать за дверь. Собаки подскочили, заволновались. Грета ткнулась в ногу, Бархан рычал на кусты, будто они виноваты.
— Всё в порядке… — прохрипела Ольга, вытирая губы. — Наверное, ягоды…
— Ты не ела ягод, — сказал Игорь, когда она вернулась и попыталась невинно занять место у печки.
— А ты следишь?
— Я просто смотрю. Ты ешь только хлеб, суп и компот, который я варю. Всё из моих рук. А ягоды… ну, только если кто-то ночью тебя кормил.
— Грета, может, — она попыталась пошутить. — Принесла мышь.
Он не улыбнулся. Только тихо спросил:
— Когда у тебя в последний раз были… ну… эти дела?
Ольга замерла. Посчитала. Потом сбилась. Потом попыталась снова. И в животе вдруг сжалось.
— Не помню.
— Я помню. Три недели назад ты сказала, что «живот крутит как перед», но так ничего и не началось.
— Ну, это же не обязательно…
— Поехали в посёлок.
— Куда?!
— К врачу. Не бойся. Если всё в порядке — просто скажут. Если нет — разберёмся. Но ты больше не одна.
Он не приказывал. Не настаивал.
Просто держал за руку.
И она поехала. Она знала, что это просто невозможно.
Поликлиника в посёлке пахла мокрыми шубами и старым йодом. Стены были облуплены, медсестра строго спрашивала:
— С какой улицы будете? —
— Из леса, — ответила Ольга.
— Это где?
— Там, где меня нашли.
На УЗИ врач молчала. Вглядывалась. Лицо у неё было усталое, но не безразличное. Наконец она убрала датчик, вытерла ей живот и сказала:
— Поздравляю. Семь недель. Сердце бьётся хорошо. Всё пока по сроку. Удивительно — с учётом того, как вы, простите, выглядите.
— Это… это точно? — прошептала Ольга.
Она побледнела так, что врач испугалась.
— Абсолютно. Тихо, милая, тихо. Чего такая реакция? Не нужен, что ли, ребеночек?
— Нужен! Очень нужен! Только как так то? Я же бесплодная!
— Ну, видимо, ошибочно вы так считали, ошибочно.
И вдруг врач уставилась в монитор и побелела сама.
— А дайте-ка еще раз ваш паспорт…
Ольга послушно протянула документ.
Врач долго смотрела в монитор, потом в паспорт, потом в лицо Ольги…
— А вы знаете, что по документам вы… пропавшая без вести? Погибшая.
Ольга вздрогнула.
— Нет.
— Муж заявление подал. Полиция закрыла дело. Вас считают погибшей. Вам придётся подать заявление, что вы нашлись. Официально. Я обязана сообщить о вас в полицию.
Ольга кивнула. Машинально.
А внутри… внутри всё дрожало. Как стёклышки, случайно найденные в траве. Бились друг о друга, но не разбивались.
Игорь ждал её на лавке у выхода. В руках держал два пирожка и бутылку с морсом. Увидев её, встал. Лицо — как обычно, без лишних эмоций. Только глаза.
— Ну?
— Мы не отравились, — сказала она.
— Это ты так говоришь «я беременна»?
Она кивнула. Слишком быстро. Как будто боялась, что если скажет медленно, то произнесённое исчезнет.
Игорь присел обратно. Протянул ей пирожок. Она взяла. Потом положила руку ему на колено.
— Ты ведь не просил меня оставаться.
— Нет. Но надеялся, что останешься.
— Даже если я теперь с бонусом?
Он усмехнулся. Наконец-то.
— А может, этот бонус — лучшее, что с нами случилось?
Ольга посмотрела на небо. Там шли облака — тихо, как мысли, которые больше не боишься думать.
Она глубоко вдохнула. И впервые за всю свою жизнь почувствовала, что она — сильная, что теперь ей есть ради чего жить и ради чего бороться. Что она — больше, чем просто «Ольга». Что впереди ЕЕ жизнь!
Имя, которого она больше не боится
В дверях отдела МВД было прохладно. Даже не от воздуха — от настроения.
Стены серые, пол скрипит, у окна мужчина в кепке что-то заполняет на дрожащем колене.
Ольга стояла в проходе, держась за поручень, будто бы за поручень в поезде, который идёт не туда — но уже нельзя сойти.
— Хочешь — я сам зайду, — сказал Игорь.
— Нет, — она покачала головой. — Я сама. Я теперь знаю, кто я и зачем.
Он кивнул. Остался у двери.
— Ваше ФИО? — спросила женщина в форме за столом.
Ольга приоткрыла губы. И впервые за много лет произнесла:
— Ольга… Михайловна Лозовская.
Фамилия пронзила, как иголка в десне. Она помнила, как отец кричал эту фамилию в гостиной, когда требовал, чтобы она «вела себя достойно».
— Проживали по адресу…?
Ольга замолчала.
— Уже не проживаю, — сказала она. — Считайте, что сгорело.
— Вы объявлены в розыск как без вести пропавшая. Подано заявление от мужа. Хотите, чтобы его закрыли?
— Хочу.
— Хотите оставить заявление?
Она глубоко вдохнула.
Да.
Пока заполняли бумаги, она смотрела на пальцы. Раньше на этом пальце было кольцо. Холодное, гладкое, дорогое.
Теперь — тонкая тень. Но уже не рана. Просто… напоминание, что всё когда-то заканчивается.
Когда она вышла, Игорь встал.
— Ну?
— Я — Ольга. С паспортом. С заявлением. С сыном. С псами. С тобой. Всё верно?
Он хмыкнул.
— Кажется, у нас всё серьёзно.
— Кажется, да.
По дороге домой они ехали молча. Она смотрела на дорогу, и каждый метр казался шагом но не в старую жизнь, а в настоящую. Где она не принадлежала ни фамилии, ни мужу, ни чужим ожиданиям.
— Слушай, — вдруг сказала она. — Я не знаю, кем я буду дальше.
— В смысле?
— Ну, я не жена. Не хозяйка. Не бывшая. Я даже не умею нормально варить щи. Я ничего не умею, Игорь.
Он пожал плечами.
— А мне ничего и не надо.
— То есть?
— Просто ты. Просто такая. Настоящая. Не умеешь щи — научимся. Не знаешь, кем быть — тоже не беда. У нас тут титулы не дают.
Она усмехнулась.
— Это где — «у нас»?
— В лесу. Среди тех, кто не сдаёт. Кто дрожит, но идёт. Кто боится, но греет. Ты теперь тут своя.
Она посмотрела на него.
А потом вдруг подумала:
«Может, это и есть счастье — быть просто нужной. Без условий. Без списков. Просто быть».
Те, кто остаются
Телефон в поселковой администрации зазвонил в тот же день, как она подала заявление. А спустя два — у ворот стояла машина. Чёрная, блестящая, городская. Как шрам на щеке деревни.
Тигран вышел из неё, как из сцены: в пальто, в перчатках, с лицом человека, который уверен — он пришёл за своим.
Он прошёл мимо собак. Грета зарычала, Бархан встал у ворот. Но Ольга подняла руку.
— Не надо, — сказала она. — Пусть войдёт.
Игорь стоял за её спиной.
— Вот ты где, — сказал Тигран, усевшись на лавку, не дожидаясь приглашения. — Жива. Смотри-ка.
— Жива, — кивнула она.
Он обвёл взглядом двор.
— Забавно. Псы, деревяшки, дым. Ты же была нормальной когда-то.
— Нет, Тигран, — она тихо улыбнулась. — Я никогда не была нормальной. Я просто была сломанной.
Он поморщился.
— Ты же понимаешь, что всё это — несерьёзно. Ты выглядишь… — он оглядел её. — Ты в нём живёшь? В этом? И пытаешься подать на меня в суд? Нищебродка!
Игорь не шелохнулся. Только сжал в руке гвоздь, который держал, забивая доску.
Ольга посмотрела на бывшего мужа. Раньше она дрожала бы. Молчала. Или оправдывалась.
А теперь — нет.
— Ты заберешь заявление и исчезнешь навсегда. Иначе… ты меня знаешь, — прорычал Тигран.
— Уходи, Тигран. Встретимся в суде. Я тебя больше не боюсь. А за то, что выбросил меня зимой в лес, как собаку, ответить тебе придется.
Мужчина ошарашено уставился на нее. Словно не узнавал. Не ожидал такого отпора и перемены.
А видя, как тихо, стараясь не быть замеченным Ольгой, Игорь за ее спиной взял в руки тяжелый молот, Тигран попятился и чертыхнувшись, сел в машину и рванул с места. Точно так же, как тогда зимой.
Когда машина скрылась за поворотом, Игорь подошёл. Не сказал ни слова. Только обнял.
— Ты знала, что он приедет?
— Да.
— Боялась?
— Нет.
Он кивнул. И вдруг сказал:
— Горжусь.
Ольга уткнулась лицом в его куртку.
— Я тоже. Мной. Впервые.
Как пахнет счастье
Зима в этом лесу не пугала. Она не щёлкала зубами и не выла за окном, как прежде. Она просто была — белая, спокойная, принимающая.
Как будто знала: здесь её не боятся.
Дом стоял крепко. Пусть и со щелями в полу, с трещиной в стекле, но в нём пахло супом, собаками и печкой. И ещё — надеждой.
Ольга сидела у окна, в старом кресле. На руках спал ребёнок. Маленький, теплый комочек. Чёрные волосы, нос Игоря, губы — её.
Бархан дремал у двери, положив морду на лапы. Иногда поднимал глаза — проверить, всё ли в порядке. Грета крутилась под люлькой, будто бы нянька на подработке.
А Игорь колол дрова во дворе. Ритмично. Уверенно.
В его движениях не было спешки. Как и во всём, что он делал.
— Ты знаешь, — сказала она, когда он зашёл, отряхивая снег с шапки. — Я ведь не думала, что смогу любить кого-то.
— И?
— И, люблю. Люблю больше жизни. Тебя и его.
Позже она вышла на крыльцо. Сын спал в люльке. Собаки лежали полукругом, как и в ту самую первую ночь. Только теперь — без тревоги.
Ольга посмотрела на лес. Он был велик. Он не принадлежал никому. Но всё же — он стал для неё домом.
— Знаешь, — сказала она вслух. — Если бы кто-то когда-то сказал мне, что счастье пахнет дымом, мокрой шерстью и хлебом… я бы не поверила. А теперь я это точно знаю.
Что лучше всего добавить в лунку при посадке Томатов: главный секрет хорошего урожая