Марина и Игорь выгружали вещи из машины молча. Уже час как молча. Сначала о чём-то говорили — о том, как будут расставлять мебель, где повесят качели, что посадят в саду весной. Потом — затихли. Каждый ушёл в свои мысли. И мысли эти, если честно, были невесёлые.
Они купили этот дом, чтобы, ну, как будто, если сменить декорации, то и спектакль пойдёт по-другому. Глупость, конечно. Потому что где бы ты ни был — тебя окружает не место, а твоя боль. И её с собой тащишь, как старый чемодан.
— Игорь, смотри! — Марина замерла у калитки.
За кустами сирени кто-то смотрел на них — напряжённо, оценивающе. Большие умные глаза, серая всклокоченная шерсть, поджатый хвост.
Собака. Овчарка, кажется. Немолодая уже.
— Чья это? — Игорь остановился, держа в руках коробку с посудой.
Собака вышла из-за кустов, подошла к калитке и села. Как часовой. Только смотрела как-то растерянно.
— Может, бродячая? — пожала плечами Марина.
— Бродячая? В такой глуши?
Марина сделала шаг к собаке. Та вдруг низко, предупреждающе зарычала.
— Эй, ты чего? — удивилась Марина. — Мы теперь здесь живём.
Собака продолжала рычать, не сводя глаз с Игоря. Он поставил коробку и медленно пошёл к калитке. Рычание усилилось.
— Ладно, разберёмся потом, — устало сказал он. — Давай сначала вещи занесём.
Когда стемнело, они всё ещё разбирали коробки. Дом был большой, сложной планировки, с неожиданными закутками и старыми скрипучими половицами. Странно уютный, но чужой. Как гостиница, в которой спишь первую ночь.
— Слышишь? — вдруг замерла Марина.
За дверью кто-то скрёбся. И тихо поскуливал.
— Она всё ещё здесь, — Игорь подошёл к окну и отдёрнул штору.
В лунном свете на крыльце лежала собака. Положив голову на лапы. И смотрела на дверь так, будто ждала, что она вот-вот откроется, и выйдет кто-то.
— Что-то мне кажется, — медленно произнесла Марина, — что это не просто чья-то собака.
Они провели первую ночь в доме, прислушиваясь к новым звукам. Тихое поскрипывание половиц. Шелест ветвей за окном. И это постоянное, упрямое дыхание за дверью. Собака не ушла.
Утром Игорь вышел на террасу. Собака лежала у крыльца — настороженная, но не агрессивная. Они смотрели друг на друга несколько долгих секунд.
— Слушай, — сказал Игорь, — тебе нужно найти другой дом. Мы тут теперь живём.
Собака не шелохнулась.
Марина вышла на крыльцо с миской воды.
— Пить хочешь? На.
Она осторожно поставила миску и отступила. Собака недоверчиво принюхалась, но не двинулась с места.
— Игорь, посмотри, она же голодная. И наверняка напугана.
— Мы ей не приют для животных, — отрезал он. — У нас своих проблем по горло.
Марина вздохнула.
— Мы не можем просто сделать вид, что её нет.
— А что ты предлагаешь? Взять её? — в голосе Игоря появилась резкость. — Нам сейчас только собаки не хватало.
Марина промолчала. Над ними повисла тяжесть невысказанного. Той боли, от которой они сбежали в этот дом. Но которая последовала за ними, притаилась в углах, в паузах между словами.
Позже в тот же день к ним зашла соседка — полная женщина лет шестидесяти в ярком цветастом платье.
— Ой, так вы новые хозяева! Я Таисия Павловна, живу через два дома, — она говорила быстро, будто боялась, что её перебьют. — А я смотрю — машина стоит новая. Дай, думаю, зайду поздороваюсь. А то как уж Степан Михалыч умер, так никто и не заходил. Только наследнички его — раз-два и всё, быстренько дом продали.
— Степан Михалыч — это прежний хозяин? — спросила Марина.
— Ну да, хороший был человек, только нелюдимый. После того как жена его умерла, совсем замкнулся. С Лайкой своей только и разговаривал.
— С Лайкой?
— Да с собакой же! — всплеснула руками Таисия Павловна.
Она выглянула за калитку и всплеснула руками:
— Господи, да вот она! Ну конечно, куда ж она денется. Это ж Лайка Степана Михалыча. Он с ней не расставался. Говорил всё: «Она у меня последняя родня и осталась».
Игорь и Марина переглянулись.
— А наследники его, дети? — осторожно спросил Игорь.
— Да какие там дети! Племянники! Они к нему при жизни не заглядывали, а как помер — на следующий день примчались. Только его похоронили — они уже с риелтором тут ходили. Потом продали всё и укатили. Про Лайку и не вспомнили, похоже.
Таисия Павловна тяжело вздохнула, глядя на собаку.
— Ой, бедная, исхудала как. Я ей иногда еду носила, да только она не подходит. Боится, наверное. А может, ждёт всё. Животные ведь, они понимают больше, чем мы думаем.
Когда соседка ушла, Марина молча достала из холодильника пакет с колбасой.
— Она не наша проблема, — сказал Игорь.
— А чья? — тихо спросила Марина, нарезая колбасу. — У неё никого нет.
— У нас тоже, — начал Игорь, но осёкся.
Вечером он сидел на крыльце и смотрел, как Марина осторожно приближается к Лайке с миской еды. Собака принюхалась, но не притронулась к еде. Только смотрела настороженно.
— Она тебя боится, — произнёс Игорь. — Лучше оставь её в покое.
— Я просто хочу помочь, — Марина вернулась на крыльцо, сжимая пустую миску. — Она не виновата, что её бросили.
— Хочешь сказать, что мы теперь должны её взять? — в голосе Игоря звучало раздражение.
— А что плохого? Посмотри, она же ищет дом.
— Мы сами ещё не знаем, наш ли это дом! — он почти кричал. — Мы сбежали сюда… — Игорь замолчал, отвернувшись.
В тусклом свете фонаря Марина увидела, как напряглись его плечи. Знакомая поза. Закрытая, как запертая дверь.
— У нас будет новая жизнь, — тихо сказала она. — И может, в ней есть место для неё.
— Для кого? Для собаки, которую бросили? — Игорь невесело усмехнулся. — Ты всё пытаешься кого-то спасти, Марина. Нет никого, кто нуждался бы в спасении больше, чем мы сами. Но кто нас спасёт?
Они легли спать, не разговаривая. Молчание висело между ними тяжёлое, душное, как перед грозой. Марина думала, что не заснёт, но усталость взяла своё.
Посреди ночи её разбудил вой. Долгий, протяжный, полный такой тоски, что сердце сжималось. Она села в кровати. Игоря рядом не было.
Марина накинула халат и вышла в коридор. Дверь на террасу была приоткрыта. В лунном свете две фигуры: Игорь сидит на ступеньках, сгорбившись. Рядом, в нескольких шагах — Лайка. Она снова завыла, запрокинув голову к звёздам.
— Знаешь, — тихо произнёс Игорь, не оборачиваясь, — когда мы жили в городе, я часто просыпался среди ночи и выходил на балкон. Хотелось завыть — вот так же. Но там, в муравейнике, ты даже выть не можешь. Кто-нибудь обязательно вызовет полицию.
Он ссутулился ещё сильнее, и Марина заметила, как дрожат его плечи.
— У тебя хотя бы есть голос, — произнёс он, глядя на собаку. — А я даже этого не могу.
Марина медленно подошла и села рядом. Лайка замолчала и напряжённо смотрела на них. Как будто тоже ждала.
— Я не готов, — прошептал Игорь. — Ни к новому дому. Ни к этой собаке. Ни к новой жизни, которую ты пытаешься начать. Я всё ещё там, Марина. Всё ещё в той больнице. Всё ещё слышу, как кричит медсестра: «Реанимационная, срочно!». Всё ещё вижу его маленькие кроссовки у входа в палату. Я не смог его спасти.
Марина осторожно положила руку на его плечо. Он не отстранился — и это уже было победой.
— Никто из нас не смог, — тихо сказала она. — И все эти месяцы я пыталась убедить себя, что мы не виноваты. Но знаешь, может, дело не в вине. Может, дело в том, что случилось после. В том, как мы потеряли друг друга.
Лайка неожиданно подошла ближе и села напротив них. Теперь они были втроем — в ночи, под звёздами. Три потерянных существа, которые случайно нашли друг друга.
На следующее утро Игорь проснулся от странного ощущения — будто что-то изменилось. Он потянулся к Марининой половине кровати, но нащупал лишь пустоту. Часы показывали почти десять. Он не помнил, когда в последний раз спал так долго.
Накинув футболку, Игорь вышел из спальни. В доме было тихо. Слишком тихо. На кухонном столе белел листок бумаги.
«Поехала в город, нужно забрать вещи и кое-что купить. Вернусь к вечеру. Покорми, пожалуйста, Лайку. Корм в пакете у холодильника. М.»
Игорь мрачно усмехнулся. Вот так просто — «покорми Лайку». Значит, решила всё за них двоих. Типичная Марина — сначала делает, потом спрашивает. Или вообще не спрашивает.
Он пошёл к двери и распахнул её. Лайки не было. Ни на крыльце, ни у калитки, ни в саду. Вокруг дома — ни следа.
Игорь почувствовал странное облегчение, смешанное с. Беспокойством. Ну конечно, теперь Марина будет полдня причитать — «куда делась собака?», «нужно её найти», «бедняжка». Лишние разговоры, лишнее напряжение.
Он заварил кофе, стараясь не думать о собаке. Хорошо, что она ушла. Так будет лучше для всех. Наверняка нашла другой дом, других людей — тех, кто действительно хочет её приютить. А они с Мариной… У них свои проблемы, которые не решить, подобрав бездомное животное.
Он словно слышал вчерашние Маринины слова: «Ты бессердечный эгоист, Игорь». Почему желание оградить их жизнь от новых проблем — это эгоизм? Почему её стремление притащить в дом собаку — это благородство? Где логика?
К полудню Игорь вышел на задний двор — нужно было осмотреть садовые инструменты в сарае. Он шёл между старыми яблонями, среди ещё не убранной прошлогодней листвы, когда услышал тихий скулёж.
Лайка лежала на боку возле сарая, тяжело дыша. При виде Игоря она попыталась встать, но тут же упала. В её глазах читался страх.
— Эй, ты чего? — он осторожно подошёл ближе.
И тут увидел — левый бок собаки был в крови. Длинные рваные раны, грязь, прилипшие листья. Видно, что она пыталась зализать раны, но сил не хватало.
— Чёрт, — выдохнул Игорь. — Во что ты влезла?
Он огляделся, будто ожидая найти ответ в окружающем пейзаже. Откуда эти раны? Неужели кто-то намеренно…
На секунду Игорю стало физически плохо.
— Так, — он подошёл к Лайке почти вплотную. — Я сейчас тебя отнесу в дом, ладно? Только не кусайся, договорились?
Он медленно наклонился и осторожно просунул руки под её тело. Собака была тяжёлой, но истощённой — рёбра прощупывались под шерстью. Лайка тихо заскулила, но не сопротивлялась, когда Игорь поднял её.
В доме он уложил её на старое одеяло в углу гостиной и осмотрел раны. Похоже на укусы — наверняка бродячие собаки. Или каким-то образом Лайка добралась до того хутора в полутора километрах отсюда? Сосед говорил, там держат злых овчарок.
— И куда тебя понесло, а? — спросил Игорь, осторожно обрабатывая перекисью особенно глубокую рану на боку.
Лайка смотрела на него с каким-то усталым доверием. Будто сдалась. Будто говорила: «Делай что хочешь, мне всё равно».
Этот взгляд Игорь знал слишком хорошо.
— Марина просила найти ветеринара, — сказал он соседу, который зашёл под вечер.
— В райцентре есть, — сказал сосед. — Но сейчас-то уже поздно. Завтра с утра съездим.
Ночью Игорь не мог уснуть. Марина так и не вернулась. Позвонила — задерживается в городе, переночует у подруги, приедет завтра. Забавно — ещё вчера её отсутствие было бы для него облегчением. Но сегодня дом казался странно пустым без неё. И без этой собаки на крыльце.
Он спустился в гостиную. Лайка лежала на том же месте. Дышала тяжело, с присвистом.
— Эй, — позвал Игорь. — Как ты тут?
Он сел рядом с ней на пол, осторожно погладил по голове. Лайка не шелохнулась.
— Знаешь, — тихо сказал он. — Я ведь правда не хотел, чтобы ты осталась. Думал — ещё одна ответственность, к которой я не готов. Боялся, что не справлюсь. Не спасу.
Его ладонь почувствовала горячий шершавый язык Лайки. Она лизнула его руку — слабо, через силу. Но в её глазах уже не было той безысходности.
— Ничего, — сказал он. — Мы тебя вылечим. И ты останешься с нами. Если хочешь, конечно.
Почему-то эти слова, сказанные вслух, сняли тяжесть в груди. Как будто сквозь туман проступили очертания чего-то нового.
Прошло три месяца.
После визита к ветеринару Лайка выздоравливала медленно, но уверенно. Первые недели была слабой — с трудом вставала, почти не ела. Они с Мариной по очереди дежурили возле неё, меняли повязки, давали лекарства. И каждый день Игорь чувствовал, как что-то меняется — не только в собаке, но и в нём самом.
— Готовы к прогулке? — Марина вышла из дома, вытирая руки о фартук. На щеках — мука. Она снова начала печь. Как раньше, до всего.
— Мы подождём тебя, — улыбнулся Игорь. — Правда, Лайка?
Собака согласно гавкнула.
— Когда мы переехали сюда, я не верил, что всё будет хорошо, — тихо сказал Игорь. — Думал, мы просто сбежали. И что боль поедет за нами, как багаж. А теперь я понимаю, что она всегда будет с нами. Просто мы научимся жить с ней.
Они остановились на холме. Лайка села рядом с ними, прижавшись к ноге Игоря. И все трое смотрели на закат.
— Сегодня Тимошке исполнилось бы десять, — сказала Марина, и её голос дрогнул.
Игорь обнял её за плечи.
Они стояли так долго, пока небо не окрасилось в тёмно-синий цвет. И, наверное, со стороны это выглядело как обычная картина: мужчина, женщина, собака, закат. Простое человеческое счастье.
Но они знали, что их путь к этому мгновению не был простым.
Никуда он не денется, если любит: уроки раннего брака