Вечерний ужин проходил под привычные капризы двухлетней Софии и тиканье кухонных часов.
Мария попыталась одной рукой подмести крошки под стульчиком, другой – отодвинуть тарелку от цепких пальчиков дочери.
— Милый, ты не мог бы завтра после работы заскочить к маме? Ей холодильник привезли, а дядя Коля, как назло, спину сорвал, помочь установить некому, – попросила женщина, почувствовав, как накапливается усталость.
Максим, не отрывая взгляда от экрана телефона, где листал новости, махнул рукой:
— Ой, я завтра точно не смогу. Работа, а потом у меня тренировка в зале. К тому же, мы не обязаны помогать твоим родителям, мы же отдельная семья, в конце концов, они сами справятся. Не маленькие дети ведь…
Его фраза повисла в воздухе. Мария резко перестала мести крошки и оперлась на щетку.
— Отдельная семья? – переспросила женщина, стараясь, чтобы ее голос по-прежнему звучал ровно.
— Отдельная семья – это когда мы сами платим за ипотеку, сами выбираем, как воспитывать Софию, сами решаем, куда ехать в отпуск. Но почему тогда, когда нам помощь нужна – с Софией посидеть, пока я к врачу, то не всплывает этот аргумент? Почему, зимой мы обязательно должны были поехать к твоей матери чистить снег, потому что она «одна, старая, не справится», но просить ее посидеть с Софией — нельзя? С моей же все действует в обратную сторону. Почему так?
Максим оторвал взгляд от телефона и, нахмурив брови, недовольно проворчал:
— Ну это же другое! Она мать! И возраст у нее… Нельзя же старушку одну бросать!
— Другое? – в Марии что-то надломилось. Ее голос задрожал, но она не сдавалась. — Тогда объясни мне, Макс, где логика? Почему помощь течет только в одну сторону? Твоя мама не обязана нам помогать – святое дело, я с этим не спорю. Мы, действительно, взрослые люди и должны рассчитывать на свои силы. Но! – она сделала шаг к нему. – Тогда по этой же логике, я ей помогать не обязана. Вообще. Ни капельки.
Мужчина откинулся на спинку стула, его лицо выражало смесь недовольства и непонимания.
— Ты что, серьезно? Это же моя мать! Твоя свекровь! Как можно так говорить? К тому же, у тебя мать и отчим, а у меня только мать…
— Я говорю о принципах, Максим, – ответила Мария, почувствовав, как холодная решимость сменяет первоначальный гнев. — О тех самых принципах, которые ты только что озвучил. Если границы семьи проведены так четко, что помощь твоей матери нам – непозволительная роскошь или просто ненужность, то и мои обязательства перед ней автоматически обнуляются. Однако, если ты и моей маме не можешь помочь, то и ее помощь мы не вправе просить. Нельзя требовать лояльности, отказываясь от взаимности. Это называется двойные стандарты.
Мужчина замолчал, переваривая слова жены. На его лбу обозначилась глубокая складка.
София, будто бы почувствовав напряжение в комнате, начала громко подхныкивать.
— Так что насчет холодильника? Когда именно нужна помощь? – спросил он наконец, избегая встретиться взглядом с женой.
Мария глубоко вздохнула, подошла к дочери, отстегнула ремешки стульчика и взяла ее на руки.
— Ты прав, мы — отдельная семья, – женщина произнесла эти слова тихо, но очень четко. – Решай сам.
Мария вышла из кухни, неся дочь в ванную готовиться ко сну. За ее спиной стояла гулкая тишина.
Когда позвонила мать, дочь сказала ей, что Максим помочь с холодильником не сможет.
— Хорошо, я тогда соседа попрошу. Ничего страшного, не переживай, — заверила Марию мать.
Больше речи о холодильнике не заходило. Максим, видя, что жена не отвечает ему на вопрос, тоже не напоминал об этом.
К тому же, ему было выгодно сидеть дома и не заморачиваться по поводу чужой проблемы.
На следующий день Максим сообщил жене о том, что задержится — мама попросила помочь с грядками.
— Ты со мной поедешь?
— Зачем? Нет! — категорично отказалась Мария. — Своей маме помогай сам.
На следующий вечер молодая мать вернулась с субботника в детском саду. Дом встретил ее непривычной тишиной.
София, уставшая от прогулки, дремала у нее на руках. На кухне стоял
Максим, он выглядел измотанным.
Его рубашка была в пыли, волосы взъерошены, а лицо выражало глухое раздражение.
– Сделал! – выпалил он. – Сам. Весь вечер. Спина теперь болит, как у того дяди Коли.
– Молодец, – кивнула Мария, укладывая Софию в кроватку. – Раз справился один, значит, принцип работает. Твоя мама довольна?
Максим тяжело вздохнул и плюхнулся на стул.
– Довольна? Она… она была не в восторге, что я приехал один. Говорила:
«Где Маша? Почему не приехала? Как же ты один справишься?» – передразнил он высокий, недовольный голос матери. – Пришлось объяснять, что ты занята Софией и садом. А она… она сказала, что это не по-семейному, что ты, видишь ли, «обиделась на нее за что-то». Я сказал, что все нормально. Ведь так?
Мария повернулась к мужу, опершись о спинку детской кроватки.
– Надо было сказать ей правду, что я не обиделась. Я просто приняла твои правила игры. «Отдельная семья» – это не только права, но и ответственность. Твоя – перед твоей матерью. Моя – перед моей, нашей дочерью и нашим домом. Если помощь между нашими семьями не взаимна, то она и не обязательна. Ты сам это установил вчера, говоря о моей маме и отчиме.
Максим посмотрел на спящую Софию, потом — на жену. Гнев в его глазах сменился усталой растерянностью.
Он вдруг отчетливо осознал хаос двойных стандартов, в котором жил раньше: его мать имела право на их помощь всегда, а родители жены – никогда.
И Мария, как послушная невестка, должна была играть по этим правилам. Но теперь эти правила изменились.
— Маша, мама… она сегодня не просто про грядки спрашивала. Она сказала, что если ты «затаила обиду», то ей лучше не звонить в выходные, как обычно. Что она не хочет «мешать», – он сжал кулаки. – И я… я не знал, что ей ответить. Потому что ты права. Я сам создал эту стену своим «отдельная семья» только для твоих родителей.
Мария не ответила сразу. Она поправила одеялко на спящей Софии, ее движения были спокойными, но в глазах читалась глубокая усталость.
– Я не затаила обиду на твою маму, Максим, – сказала она тихо, поворачиваясь к нему. – Мне жаль, что она так подумала. Но я обижена на тебя. На твою избирательность. На то, что ты годами пользовался моей готовностью помогать твоей матери, считая это само собой разумеющимся, но в тот же момент ставил под сомнение мою просьбу помочь моей. Ты разделил наших родителей на «своих» и «чужих», а меня поставил перед фактом.
Максим опустил голову. Растерянность сменилась стыдом. Он вспомнил, как легко отмахнулся от просьбы о холодильнике, как удобно было сослаться на «отдельную семью», когда речь шла о теще, и как мгновенно эта отговорка испарилась, когда позвонила его мать с просьбой о грядках. Он ожидал, что Мария поедет, как всегда. Ее отказ стал холодным душем.
– Что же теперь делать? – спросил он глухо. – Мама расстроена… И я… Я понимаю, что был не прав. По-крупному не прав.
– Теперь тебе придется наверстывать упущенное, – сказала Мария, подходя к столу и наливая себе воды. Ее тон был не обвиняющим, а констатирующим. – Во-первых, тебе нужно самому поговорить с твоей мамой. Честно. Не говори, что я «обиделась». Объясни ей твой принцип, который ты озвучил мне. Скажи, что ты решил, что как глава нашей отдельной семьи, должен сам заботиться о своих родителях, и что я, соответственно, забочусь о своих. Что это не обида, а следствие твоего же решения. Возьми ответственность за свои слова на себя, а не делай меня «крайней».
Максим поморщился. Мысль о таком разговоре с матерью, которая привыкла к постоянному участию невестки, пугала его, но выбора не было.
– А во-вторых? – спросил он, почувствовав, как тяжесть задачи давит на плечи.
– Во-вторых, – Мария посмотрела ему прямо в глаза, – если ты хочешь изменить эти правила, если ты хочешь, чтобы помощь снова была взаимной и добровольной, а не основанной на двойных стандартах, то начинать нужно с себя. Завтра утром позвони моей маме и спроси, установили ли они холодильник с соседом. Если нет – предложи свою помощь. Скажи, что у тебя завтра освободилось время. И сделай это искренне, а не потому, что я заставляю.
Тишина снова заполнила комнату, но теперь она была не гулкой и враждебной, а напряженной, полной работы мысли и тяжелого выбора.
Максим посмотрел на свои грязные руки, на спящую дочь, на жену, стоявшую перед ним с непроницаемым, но усталым лицом.
– Ладно, – он тяжело поднялся со стула, его спина пронзительно ныла. – Я… я позвоню твоей маме завтра утром. А сейчас… – он неуверенно шагнул к раковине, чтобы помыть руки, – сейчас я помогу тебе уложить Софию. Если, конечно, помощь еще возможна? – в его голосе прозвучала робкая попытка шутки..
Мария взглянула на мужа и, взяв полотенце, заботливо вытерла его запачканную землей щеку.
Казалось, спустя столько времени, они наконец-то смогли решить проблему и договориться.
Подарок на юбилей