— Ты должна понимать, раз уж я вас растила, поила и кормила, то теперь вы с Варей должны меня содержать. А кто же ещё?
Мария Ивановна поставила чашку крепкого чая перед дочерью. Кухня в старой хрущёвке казалась ещё теснее от напряжения, повисшего между двумя женщинами. Желтоватый свет люстры выхватывал морщины на лице матери, её поджатые губы и обиженно сведённые брови.
Анна медленно подняла взгляд от чашки. В её тридцать два года она выглядела старше — усталость отпечаталась в тонких морщинках у глаз, в опущенных уголках губ. Она сдержанно посмотрела на мать и произнесла:
— А разве не Егор должен? Ты ведь сама говорила: он и квартиру получит, и тебя на старости поддержит.
Мария Ивановна дёрнулась, словно её ударили. Пальцы сжали край фартука, на котором красовались выцветшие маки — тот самый фартук, который она носила последние пятнадцать лет.
— Не смей так говорить о брате! Он в тяжёлом положении…
— Мам, — Анна устало потёрла переносицу, — давай не будем. Я пришла просто проведать тебя.
Но в воздухе уже витало то самое чувство несправедливости, которое преследовало Анну всю жизнь. Оно жгло изнутри, заставляло сжиматься челюсти и комкать в кармане носовой платок.
***
Отец Анны, Николай Сергеевич у мер в феврале, когда ей было четырнадцать, Егору — двенадцать, а Варваре — всего десять. Ин фар кт случился прямо на работе, в цеху завода, где он проработал двадцать лет. До его с мер ти в семье царила если не идиллия, то хотя бы равновесие. Отец одинаково любил всех троих детей, покупал девочкам платья к Новому году, а Егору — конструкторы. По воскресеньям водил их в парк, где катал на каруселях и покупал сахарную вату.
После по хо рон Мария Ивановна словно переродилась. Она никогда не работала — вышла замуж в восемнадцать, сразу после школы, и всю жизнь зависела сначала от родителей, потом от мужа. Оставшись вдовой с тремя детьми и скромной пенсией по потере кормильца, она впала в панику. И тогда приняла решение, которое определило судьбу всей семьи: сделать ставку на единственного сына.
— Мам, можно мне на репетитора по алгебре? — робко спросила Анна весной восьмого класса. — Хотя бы пару занятий перед контрольной…
Мария Ивановна оторвалась от телевизора, где шёл очередной сериал, и раздражённо махнула рукой:
— Ты же дев ка. Зачем тебе математика? Выйдешь замуж, всё равно муж кормить будет. А Егорке надо в институт поступать, ему репетиторы нужнее.
— Но мне ещё три года до института…
— Не спорь с матерью! Иди лучше посуду помой.
В то время как Егор получал лучших репетиторов по всем предметам, девочки донашивали одежду друг за другом. Анне покупали обувь раз в год — самую дешёвую на школьной ярмарке. Когда подошвы протирались до дыр, мать заклеивала их скотчем и говорила: «Потерпи до весны». А Егору к тому же Новому году купили модные кроссовки и игровую приставку — «чтобы не хуже других».
После девятого класса Анна приняла решение. Она подала документы в педагогический колледж — там платили небольшую стипендию, а после второго курса можно было подрабатывать. Мать даже обрадовалась: меньше трат на старшую дочь.
По вечерам Анна работала официанткой в маленьком кафе возле колледжа. Хозяйка, пожилая армянка тётя Карине, жалела девушку и часто отдавала ей остатки еды домой. Анна приносила их Варваре — младшая сестра росла худенькой, вечно голодной. На свою первую зарплату Анна купила Варе новые тетради и набор ручек к школе.
***
Поздним октябрьским вечером Анна сидела в комнате, которую делила с Варварой. За спиной — самодельная книжная полка, забитая учебниками младшей сестры. Варя спала, укрывшись старым пледом, а Анна при свете настольной лампы проверяла её домашнее задание по русскому языку. Пальцы замёрзли — отопление в этом году включили поздно, экономили.
Она устало отложила тетрадь и прислушалась. Из кухни доносились голоса — мать с Егором обсуждали его блестящее будущее.
— Вот закончишь институт, откроешь свою фирму, — мечтательно говорила Мария Ивановна. — Машину купишь, меня кататься будешь возить.
— Конечно, мам, — лениво отвечал Егор. — Я вообще думаю сразу после института в бизнес пойти. Чего время терять?
— Правильно, сынок. Ты у меня умница. Не то что дев ки — им только замуж выскочить.
Анна сжала кулаки. В груди поднималась знакомая волна обиды и злости. Она посмотрела на спящую Варвару — той было уже пятнадцать, но выглядела она младше из-за худобы и старой одежды.
«Я не позволю, чтобы и Варя жила без шанса», — подумала Анна. — «Пусть мать вкладывается в своего золотого сына. Я сама позабочусь о сестре».
С того вечера Анна взяла на себя негласную опеку над Варварой. Покупала ей учебники, оплачивала подготовительные курсы, когда та решила поступать в Петербург. Мать не возражала — меньше хлопот.
***
Решающий разговор случился через пять лет. Анне было двадцать четыре, она уже работала учителем начальных классов и снимала комнату. Варвара училась на втором курсе в Петербурге. Егор закончил институт и мечтал о собственном бизнесе.
За воскресным ужином Мария Ивановна торжественно объявила:
— Дети, я приняла решение. Квартира после меня достанется Егору. Всё по справедливости. Он мой кормилец, поэтому трёшка его.
Анна медленно положила вилку. Внутри всё оборвалось, но лицо осталось спокойным. Она уже привыкла к материнской несправедливости.
— Как скажешь, мам, — сдержанно произнесла она.
Варвара только кивнула. Она уже строила планы остаться в Петербурге после учёбы, подальше от семейных дрязг.
Егор расплылся в довольной улыбке:
— Спасибо, мам. Я тебя не подведу.
Первое время казалось, что материнские надежды оправдываются. Егор открыл небольшую фирму по продаже компьютерной техники. Дела шли в гору. Мария Ивановна сияла от гордости, приглашала соседку Нину Петровну на чай и хвасталась:
— У моего сына своё дело! Офис снимает, людей нанял. Вот что значит в сына вкладываться, а не в де вок!
Соседка поджимала губы — её дочь работала врачом и полностью содержала мать, но спорить с Марией Ивановной было бесполезно.
Через год бизнес начал трещать по швам. Конкуренты, неудачные контракты, долги поставщикам — всё навалилось разом. Егор прибежал к матери бледный, с трясущимися руками:
— Мам, надо срочно деньги найти, иначе всё пропадёт. Давай продадим трёшку, купим двушку, а разницу в бизнес вложим. Это временно, потом всё верну с процентами!
Мария Ивановна согласилась не раздумывая. Материнское сердце не могло отказать любимому сыну.
Сделка прошла быстро. В душном кабинете нотариуса мать торопливо подписывала документы, даже не вчитываясь. Она была уверена, что делает правильный шаг ради будущего сына. Квартиру в центре продали выгодно, двушку купили на окраине — в хрущевке с текущей крышей и обшарпанным подъездом.
***
Бизнес рухнул окончательно через полгода. Деньги от продажи квартиры утонули в долгах, как камень в болоте. Егор взял кредит, пытаясь спасти положение, но только усугубил ситуацию. Теперь он работал менеджером в офисе за тридцать тысяч, из которых половина уходила на выплату кредита.
В новой квартире царило уныние. На подоконнике пылились горшки с засохшими цветами — Мария Ивановна перестала за ними ухаживать. Старый телевизор на кухне постоянно гудел, но она не выключала его — боялась остаться в тишине наедине со своими мыслями.
Егор ходил мрачный, осунувшийся. По вечерам запирался в комнате и часами сидел за компьютером. На попытки матери поговорить огрызался:
— Отстань, мам. Не видишь, мне плохо?
Мария Ивановна начала названивать дочерям. Сначала намёками, потом всё настойчивее:
— Аня, ты же понимаешь, мне тяжело. Пенсия маленькая, Егор сам еле концы с концами сводит. Может, поможете с мамой?
В это время Анна с мужем Сергеем сидели на кухне своей съёмной однушки и считали деньги. На столе лежали квитанции, чеки, калькулятор. Анна была на четвёртом месяце беременности, живот уже округлился. Им только что одобрили ипотеку на небольшую квартиру в новостройке.
— Если возьмём дополнительную смену, то как раз выйдем в ноль, — говорил Сергей, сверяя цифры. — Но это без форс-мажоров.
Телефон Анны завибрировал — очередное сообщение от матери с просьбой о помощи.
Сергей мягко положил руку на плечо жены:
— Ань, мы не потянем ещё и твою мать. У нас ребёнок будет, ипотека. Я понимаю, она твоя мама, но…
— Я знаю, — Анна устало прикрыла глаза. — Я ей откажу.
В Петербурге Варвара тоже выживала как могла. Общежитие, где она жила, больше напоминало барак — холодные комнаты, общая кухня на этаж, вечные очереди в душ. После учёбы она работала в кофейне до полуночи, чтобы оплатить жильё и еду. На холодной лестничной клетке, где хоть как-то ловил телефон, она разговаривала с сестрой:
— Аня, я физически не могу ей помогать. У меня двадцать тысяч в месяц, из них пятнадцать на общагу уходит. Я на макаронах сижу.
— Я знаю, Вар. Не переживай. Это не наша ответственность.
***
Решающая встреча произошла в ноябре. Анна приехала к матери после работы — та настояла на разговоре. Мария Ивановна выглядела постаревшей, седые волосы выбивались из-под платка, руки дрожали, когда она наливала чай.
— Анечка, — начала она слезливым голосом, — я же ночей не спала, вас поднимала. Памперсов тогда не было, я пелёнки руками стирала. В очередях за молоком стояла…
Анна молча слушала знакомую песню. Сколько раз она её слышала за последние годы.
— Теперь ваш черёд матери помогать. Я старая стала, больная. Егор… у него сейчас трудности, но он встанет на ноги. А пока вы с Варей должны…
— Мам, — Анна подняла руку, прерывая поток жалоб. — Ты вложила всё в Егора. Квартиру ему отписала, потом продала ради его бизнеса. Образование ему оплачивала, а мы с Варей сами пробивались. Ты сама сделала выбор.
— Да как ты можешь?! — Мария Ивановна побагровела. — Я твоя мать!
— Да, ты моя мать. Но ты сама решила, что сын — твоя опора и кормилец. Значит, теперь он и отвечает. Ты сама так решила.
Анна встала, одёрнула пальто:
— У меня будет ребёнок, мам. Мой ребёнок, которому я дам то, чего не было у меня — безусловную любовь и заботу. А ты… ты получила то, во что вкладывалась.
Мария Ивановна впервые слышала от старшей дочери такой категоричный отказ. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, не находя слов.
Анна вышла из квартиры, тихо прикрыв дверь.
***
Прошло два года. Анна кормила годовалую дочку на детской площадке возле своей новой квартиры. Ипотеку выплачивали исправно, Сергей получил повышение. Варвара осталась в Петербурге, нашла работу в IT-компании и снимала небольшую студию.
Иногда сёстры созванивались по видеосвязи. Варвара выглядела счастливой — короткая стрижка, модные очки, за спиной виднелся уютный интерьер её квартиры.
— Мама звонила? — спросила как-то Варвара.
— Нет. Только Егор написал, что она в больницу попала. Давление.
— Поедешь?
Анна помолчала, глядя, как дочка размазывает кашу по столику:
— Нет. Егор справится. Он же сын.
Обида, копившаяся годами, никуда не ушла. Но теперь Анна не позволяла ей управлять своей жизнью. У неё была своя семья, свои приоритеты.
Мария Ивановна лежала в больничной палате и смотрела в потолок. Егор забежал на пять минут, оставил пакет с яблоками и убежал — работа. Соседка по палате, чья дочь приезжала каждый день, смотрела с сочувствием:
— А дочери-то где?
— Далеко, — буркнула Мария Ивановна и отвернулась к стене.
Она так и не признала своей ошибки. В её картине мира дочери были неблагодарными, а сын — жертвой обстоятельств. Но по ночам, когда больница затихала, она вспоминала маленькую Аню, которая приносила ей полевые цветы, и Варю, читавшую стихи на табуретке. И тогда что-то сжималось в груди — не сердце, нет. Что-то другое, чему она так и не смогла дать название.
Справедливость — странная штука. Иногда она приходит не в виде наказания, а в виде зеркала, в котором человек видит последствия своего выбора. Мария Ивановна получила ровно то, во что вкладывала всю жизнь — сына, который не может и не хочет её содержать. А дочери построили свою жизнь вопреки, а не благодаря материнской любви.
Так и закончилась эта история — без примирения, без хэппи энда. Просто жизнь, в которой каждый получает то, что заслужил. Или то, что сам выбрал.
Два счастья