— Мы всё решили, дети. Справедливо и по-честному.
Валентина Петровна произнесла эти слова с такой уверенностью, словно объявляла о великом благе. Её худые пальцы с обручальным кольцом, потускневшим от времени, постукивали по тонкой папке с нотариальными бумагами.
Настенные часы — подарок на серебряную свадьбу стариков — отмеряли секунды нарастающего напряжения. Тик-так. Тик-так. Марина сидела напротив свекрови. Рядом с Валентиной Петровной хмурился Алексей Николаевич, его взгляд блуждал где-то между окном и старым сервантом.
— Дом, дачу и гараж мы завещаем Леночке, — продолжила свекровь, и в её голосе звучала материнская нежность. — Ей с Полинкой нужна крыша над головой. А Серёже… — она сделала паузу, словно подбирая слова, — Серёже достанется память. Папин перстень и небольшая сумма на чёрный день.
Марина почувствовала, как в груди поднимается волна возмущения. Восемь лет. Восемь лет она и Сергей тащили на себе всё: ремонты, лекарства, больницы, бесконечные поездки за продуктами для стариков. А Елена? Елена появлялась раз в месяц, брала деньги и исчезала.
Марина поджала губы, встала из-за стола и холодно подумала: «Ну что ж. Раз Елене достанется всё — пусть и ухаживает за ними сама. До последней ночной банки».
***
У Сергея и Елены была обычная советская семья. Отец, Алексей Николаевич, служил военным инженером в закрытом НИИ, мать, Валентина Петровна, работала медсестрой в районной поликлинике. Двухкомнатная квартира на окраине города, дача в садовом товариществе, старенькая «Волга» в гараже — типичный быт интеллигенции восьмидесятых.
Сергей с детства был «мужиком в доме». В десять лет уже умел держать молоток, в пятнадцать — чинил проводку, в восемнадцать — зарабатывал первые деньги на стройке. Елена же росла «девочкой с тонкой душой», как любила повторять Валентина Петровна. Младшая дочь, любимица, которой прощалось всё: и двойки по математике, и разбитая мамина любимая ваза, и ночные возвращения домой в шестнадцать лет.
Когда пришло время учиться, родители без раздумий оплатили Елене художественный колледж — три тысячи долларов в год, огромные деньги по тем временам. Сергею же пришлось поступать на бесплатное отделение технического вуза и подрабатывать грузчиком по ночам, чтобы хватало на проезд и обеды в столовой.
Марина появилась в жизни Сергея на третьем курсе. Тихая девушка с экономического факультета, она влюбилась в его надёжность, в умение починить всё что угодно, в привычку держать слово. Поженились сразу после университета, взяли квартиру в ипотеку на пятнадцать лет, родили сына Максима.
— Мариночка, ты же понимаешь, у нас пенсия маленькая, — говорила свекровь, принимая очередную сумку с домашними котлетами. — Спасибо тебе, родная.
Марина понимала. И приносила котлеты. И супы в трёхлитровых банках. И стирала бельё свекрови, когда та слегла с радикулитом. И сидела с ней в больнице, когда Алексею Николаевичу делали операцию на сердце.
Сергей после двенадцатичасовой смены на заводе ехал к родителям чинить то текущий кран, то сломанный телевизор, то покосившуюся дверь в кладовке. Молча, без жалоб, потому что «родители же».
А Елена? Елена жила с пятилетней дочкой Полиной прямо у родителей, в своей детской комнате. Мужчины в её жизни менялись как перчатки: то художник-неудачник, то бизнесмен с тёмным прошлым, то просто «хороший человек», который через месяц оказывался алкоголиком.
— Мам, дай пятьсот рублей, Полинке на кружок надо, — Елена появлялась на пороге родительской квартиры всегда неожиданно.
— Конечно, доченька, конечно, — Валентина Петровна доставала заначку из серванта.
И Елена исчезала на неделю, оставив Полину на попечение бабушки с дедушкой.
***
Дорога домой после «семейного совета» казалась бесконечной. Сергей молчал, его пальцы судорожно сжимали руль их старенькой «Шкоды». В салоне повисла тишина, нарушаемая только шумом двигателя и редкими вздохами.
Марина смотрела в окно на проплывающие мимо серые панельки спального района и вспоминала, как Валентина Петровна мягко улыбалась, объясняя своё решение. Как она говорила о «справедливости» и «материнском долге». Как ей, Марине, хотелось встать и крикнуть, что это предательство, чистой воды предательство тех, кто действительно был рядом все эти годы.
Дома Максим уже спал. Марина машинально начала мыть посуду, оставшуюся после ужина. Горячая вода обжигала руки, но она не замечала.
— Знаешь, Серёж, — сказала она, не оборачиваясь, — я устала быть хорошей. Устала тащить на себе чужие проблемы и получать в ответ… вот это вот всё.
Сергей сел за кухонный стол, уткнулся лицом в ладони.
— Они выбрали, кто им роднее, — продолжила Марина. — Пусть теперь она и помогает. Хватит с нас.
Долгое молчание. Капала вода из крана. Где-то за стеной плакал соседский младенец.
— Наверное, ты права, — наконец выдохнул Сергей. — Наверное, хватит.
Это был момент внутреннего перелома. Момент, когда два уставших человека решили перестать тащить на себе чужие обязанности.
***
Прошло три месяца. Наступила промозглая осень с её бесконечными дождями и серым небом. Марина научилась не отвечать на звонки свекрови после восьми вечера — обычно в это время Валентина Петровна вспоминала о каких-нибудь срочных делах.
В октябре Алексей Николаевич снова попал в больницу — обострение сердечной недостаточности. Валентина Петровна позвонила утром, голос дрожал от слёз.
— Мариночка, миленькая, папу положили в кардиологию. Мне одной не справиться, приезжай, помоги!
Раньше Марина бы бросила всё — работу, домашние дела, планы — и помчалась в больницу. Теперь же она спокойно допила кофе и ответила:
— Валентина Петровна, позвоните Елене. Она же у вас теперь главная наследница, пусть и помогает.
— Но… но она сказала, что занята! У неё какие-то дела!
— У меня тоже дела. Работа, сын, дом. Извините.
Марина отключила телефон и пошла собирать Максима в школу. На душе было странно — и тяжело, и легко одновременно.
Сергей всё же съездил к отцу. Привёз передачу, помог матери с документами для больницы, сменил отцу постельное бельё. Но без прежнего рвения, без той самоотверженности, которая раньше казалась естественной. Дежурно, формально, как дальний родственник.
— Серёженька, ты почему такой холодный стал? — спросила Валентина Петровна, провожая его в больничном коридоре.
— Мам, я просто устал, — ответил он. — У меня семья, работа. Пусть Лена приезжает, у неё времени больше.
Ночью Валентина Петровна позвонила Марине. Плакала в трубку, просила прощения:
— Мариночка, прости меня, старую дуру. Я не думала, что всё так обернётся. Лена даже на час не приехала, сказала, что у неё маникюр записан…
Марина слушала всхлипывания свекрови и молчала. На душе было тяжело, но жалость уже не перевешивала обиду. Годы неблагодарности, увенчанные финальным предательством, не забывались за один телефонный звонок.
***
Алексей Николаевич у мер в марте, не дожив до весны каких-то две недели. Сердце не выдержало очередного приступа. Холодное утро, звонок из больницы, дрожащий голос дежурного врача.
По хор оны назначили на субботу. День выдался промозглый, с мокрым снегом и пронизывающим ветром. На кладбище собралось человек тридцать — бывшие коллеги Алексея Николаевича, соседи, дальние родственники.
Елена рыдала громче всех. Театрально заламывала руки, причитала о том, какой хороший был отец, как она его любила. Полина стояла рядом, растерянно глядя на мать.
Сергей молча помогал опускать гроб, бросил горсть земли, когда подошла очередь. Без слёз, без надрыва — просто выполнял сыновний долг. Последний долг.
На поминках в полупустой квартире стариков Елена всё никак не могла успокоиться. Но как только основная часть гостей разошлась, сразу же обратилась к матери:
— Мам, а как теперь с квартирой? Нужно же переоформить документы. И дачу тоже. Может, сразу к нотариусу сходим на неделе?
Валентина Петровна побледнела, но кивнула.
Марина собирала со стола грязную посуду, когда свекровь подошла к ней:
— Мариночка, останься, пожалуйста. Мне так тяжело одной…
Марина поставила стопку тарелок на стол, посмотрела свекрови в глаза:
— Валентина Петровна, вы же всё решили сами. Кто вам дороже, кому что оставить. Пусть теперь дочь вам помогает. А нам пора домой.
Она взяла пальто, кивнула Сергею. Они ушли, оставив Валентину Петровну стоять посреди кухни. Марина чувствовала странное облегчение — словно сбросила с плеч тяжёлый груз, который несла слишком долго.
***
Прошло полгода. Сентябрь окрасил листья в жёлтый и багряный, дети пошли в школу, жизнь текла своим чередом. Марина получила повышение на работе — теперь, когда не нужно было постоянно отпрашиваться для помощи свекрови, она могла полностью сосредоточиться на карьере.
Сергей тоже изменился. Перестал ходить сгорбленным, начал улыбаться, стал больше времени проводить с Максимом — учил сына работать руками, как когда-то учил его отец.
От Валентины Петровны приходили редкие новости через общих знакомых. Елена съехала почти сразу после по хор он отца — нашла очередного «принца» и умчалась с ним в областной центр, оставив мать одну. Дом, который должен был достаться ей по завещанию, стоял полуразрушенный — крыша текла, забор покосился, участок зарос бурьяном. Елена появлялась раз в месяц, забирала материнскую пенсию и исчезала.
— Видела вчера твою маму в магазине, — сказала Марина за ужином. — Похудела сильно, осунулась.
Сергей помолчал, ковыряя вилкой макароны.
— Может, съездить к ней? — неуверенно предложил он.
— Съезди, если хочешь. Но помни — мы больше не будем решать чужие проблемы.
Сергей съездил. Привёз продуктов, прибил отвалившуюся полку, поговорил о погоде. Валентина Петровна пыталась вернуть прежние отношения, жаловалась на Елену, просила простить её, старую. Но доверие, разрушенное однажды, не склеишь, как разбитую чашку. Трещины всё равно останутся.
***
Декабрь. За окном падал снег, Максим наряжал ёлку, Марина пекла имбирное печенье. Обычное предновогоднее утро субботы. Зазвонил телефон — номер Валентины Петровны.
— Не бери, — сказал Сергей.
— Не собиралась, — ответила Марина.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Не злорадно, не мстительно — просто спокойно. Они сделали свой выбор, как когда-то его сделали родители Сергея. Справедливо? Возможно, нет. Но и то решение о завещании тоже не было справедливым.
Телефон замолчал. За окном продолжал идти снег, засыпая следы прошлого. А в маленькой кухне трёхкомнатной квартиры на окраине города царили тепло и покой. Настоящая семья — та, которую Марина и Сергей построили сами, без оглядки на тех, кто не сумел их оценить.
Где-то в другом районе, в старой хрущёвке, Валентина Петровна сидела одна за накрытым столом. Чай остыл, телефон молчал. Она ждала Елену, которая обещала приехать к обеду. Но стрелки настенных часов — тех самых, что отмеряли секунды напряжения в тот роковой день — показывали уже четыре часа дня.
Елена не приехала. Как не приехала вчера, позавчера и неделю назад. Валентина Петровна встала, подошла к серванту, достала папку с завещанием. Перечитала. «Всё имущество — дочери Елене».
Справедливо? Она думала, что да. Теперь уже не была уверена ни в чём.
Бабуля нашла кошелёк и узнала знаменитого хозяина по фото. Пошла возвращать пропажу и вот что произошло