Телефон пискнул дважды, коротко и требовательно, вырвав Катерину из полудремы. Субботнее утро было ленивым, прохладным. Муж, Илья, еще спал, отвернувшись к стене, его ровное дыхание успокаивало. Сын был у бабушки. Редкий, драгоценный выходной, который можно было посвятить себе.
Нехотя потянувшись к тумбочке, Катерина взяла телефон. На экране горели два уведомления из банка. Наверное, кэшбэк за прошлый месяц.
Она разблокировала экран. И сон как рукой сняло.
«Списание: 185 000 руб. Mir Shub. Операция одобрена».
«Списание: 3 500 руб. Taxi-Lux. Операция одобрена».
Холод, не имеющий ничего общего с утренней прохладой, начал медленно подниматься от живота, сковывая дыхание. Сто восемьдесят пять тысяч? «Мир Шуб»? Какого черта?
Руки, ставшие вдруг ледяными, застучали по экрану, открывая приложение банка. Это была ее карта. Ее личная, зарплатная карта, на которую она откладывала деньги, мечтая о ремонте в детской.
Операция была проведена вчера вечером. В 19:30. В то самое время, когда она, Катерина, сидела в театре с подругой, отключив телефон. А карта… Карта лежала дома. В кошельке. В ящике ее стола.
Мошенники? Клонировали карту?
Она бросилась к столу, рывком выдвинула ящик. Кошелек на месте. Открыла. Карта… карты не было. Пустое отделение, где она всегда лежала.
Паника сменилась острым, звенящим недоумением. Кто? Кто мог взять? В квартире были только…
Она посмотрела на спящего мужа. Нет. Бред. Илья? Зачем? Он знал, как она копит эти деньги.
Взгляд упал на второе СМС. «Такси-Люкс». Три с половиной тысячи.
Куда?
Она лихорадочно открыла детализацию. Маршрут: от их дома… до дома его сестры. Золовки. Алины.
Картинка начала складываться. Уродливая, невозможная, дикая.
Алина.
Ее вечно недовольная, завистливая золовка, которая на прошлой неделе, на семейном ужине, громко жаловалась, что ей «не в чем ходить зимой», и что ее, Алинина, «развалюха-шуба» годится только на то, чтобы пугать ворон.
Значит, Алина? Пришла в гости, пока она была в театре? Взяла карту? Но…
Золовка тайком взяла мою карту и купила себе новую шубу. Но это было невозможно. Карта была защищена.
Пин-код.
Алина не могла знать пин-код. Его знала только она, Катерина.
И… Илья.
Она посмотрела на спящего мужа. На его спокойное, расслабленное лицо. На его руку, безвольно свесившуюся с кровати. Человек, с которым она прожила семь лет. Ее опора. Ее «надежное плечо», как он сам любил говорить.
Неужели?..
Нет. Он не мог. Он не мог быть настолько… подлым?
Катерина вспомнила свою жизнь с ним. Она — успешный юрист, с хорошей зарплатой, своей квартирой, в которую он и переехал. Он — талантливый, но «непризнанный» фотограф, перебивающийся случайными заказами, вечно «в поиске себя». Она взяла на себя почти все расходы, веря в его талант, давая ему «время на раскрутку». Она оплачивала счета. Она покупала продукты. Она… содержала семью.
Его семья, мама и Алина, приняли ее настороженно. «Москвичка», «богатенькая». Особенно Алина. Она не скрывала своей неприязни, своей зависти. Каждое слово, каждый взгляд был пропитан ядом. «Ну, Катюше-то хорошо, сидит в своей конторе, бумажки перекладывает… А ты, Илюша, как проклятый, с этим фотоаппаратом таскаешься за копейки…».
Илья отмалчивался. А Катерина… она терпела. Ради него. Она даже пыталась «подружиться» с Алиной. Дарила ей дорогие подарки. Давала деньги в долг (которые та никогда не возвращала). Она хотела быть «хорошей». Хотела, чтобы его семья ее приняла.
И вот — благодарность.
Но пин-код? Как Алина могла его узнать?
Неужели… А пин-код ей подсказал мой муж.
Мысль была такой чудовищной, что захотелось закричать. Это был не просто сговор. Это была… операция. Спланированная. Холодная. Они дождались, пока она уйдет. Он дал ей карту? Или она сама взяла? А он… он просто продиктовал ей четыре заветные цифры. Цифры, которые были датой их первого свидания.
Она стояла посреди спальни, глядя на спящего мужа. И чувствовала не гнев. Не обиду.
Она чувствовала… омерзение.
Он не просто позволил сестре обокрасть ее. Он — помог. Он предал. Все. Их доверие. Их близость. Их семь лет.
Ради чего? Чтобы Алина не «пилила»? Чтобы выглядеть «хорошим братом»? За ее счет. За счет ее труда.
Ощущение было такое, будто ее окунули в грязь.
Она посмотрела на свою руку. На обручальное кольцо. Оно вдруг показалось чужим, тяжелым, жгущим кожу.
Комната, залитая утренним солнцем, вдруг показалась холодной, чужой. Илья продолжал спать. Его ровное, безмятежное дыхание казалось теперь насмешкой, кощунством. Как он мог так спокойно спать после того, что совершил? После того, как спланировал и осуществил этот мелкий, омерзительный грабеж… у собственной жены?
Катерина села на край кровати, телефон в ее руке казался тяжелым, как слиток свинца. В голове лихорадочно, мучительно билась мысль: «Как?».
Дело было не в деньгах. Вернее, не только в них. Хотя двести тысяч, отложенные на ремонт в детской, были суммой, которую она зарабатывала тяжело, отказывая себе во многом. Дело было в способе. В этом тихом, крысином воровстве. В сговоре.
И самое страшное, самое грязное — пин-код.
Дата их первого свидания. Четыре цифры, которые были их маленькой тайной. Символом того, с чего все начиналось. Он не просто дал сестре ключ от сейфа. Он взял что-то личное, интимное, что-то, принадлежавшее их истории, и использовал это как инструмент для воровства. Он обесценил их прошлое, растоптал его, чтобы купить сестре шубу.
Вспомнилась их жизнь. Семь лет. Она, Катерина, — успешный юрист, «локомотив», как в шутку называл ее отец. И он, Илья, — вечный «творец в поиске». Она тащила на себе ипотеку, оплачивала счета, покупала ему дорогую фототехнику, «чтобы он мог развиваться». Она верила в него. Или… хотела верить?
А он? Он принимал эту веру как должное. Его «непризнанность» стала удобной ширмой, оправдывающей его инфантилизм. А его семья… его семья никогда ее не любила. Свекровь и золовка, Алина, видели в ней лишь «денежный мешок». Холодную, расчетливую москвичку, которая «охмутала» их «талантливого мальчика».
И Алина… Сколько раз Катерина пыталась наладить с ней отношения? Дарила подарки (не такие дорогие, как эта шуба, но все же). Предлагала помощь. Выслушивала ее бесконечные жалобы на жизнь, на мужа, на нехватку денег. А та, в ответ, лишь кривила губы и бросала ядовитые шпильки.
И вот теперь… они заодно. Сестра и брат. Против нее.
Сколько они это планировали? Договорились заранее? «Илюша, Катька твоя в театр уходит. Дай мне карту. Скажи пин-код. Я куплю, а ты скажешь, что не знал». Или он сам предложил? «Алин, у нее там премия упала. Бери карту, пока ее нет. Порадуй себя». Какой из вариантов был омерзительнее?
Нужно было его разбудить. Немедленно. Устроить скандал. Вышвырнуть?
Катерина посмотрела на его спящее лицо. Такое… родное? Нет. Уже чужое.
Она коснулась его плеча. Раз. Другой.
— Илья. Проснись.
Он что-то недовольно пробормотал, отмахнулся.
— Ммм, Кать, рано же… Дай поспать…
— Илья! — голос стал твердым, стальным. — Проснись. Немедленно.
Он почувствовал этот тон. Медленно открыл глаза. Увидел ее — бледную, в ночной рубашке, с телефоном в руке. Увидел ее взгляд. Испугался.
— Катюш? Что… что случилось? Ты какая-то… бледная.
Он еще не понял. Он еще играл роль «любящего мужа».
Эта фальшь была последней каплей.
Катерина не стала кричать. Она просто протянула ему телефон, экраном вверх. Там, на белом фоне, горели две строчки из банковского уведомления.
— Что это, Илья?
Он посмотрел. Сонливость мгновенно слетела с его лица. Он уставился на экран.
— Я… я не знаю… — пролепетал он. — Что это?
— Это — сто восемьдесят пять тысяч. С моей карты. Которая вчера, пока я была в театре, лежала в этом доме.
Он молчал. В глазах мелькнул страх. Он начал лихорадочно соображать.
— Мошенники! — выпалил он. — Боже! Мошенники! Я же тебе говорил, нельзя…
— Перестань, Илья, — оборвала она его. Голос был тихим, но тяжелым, как камень. — Не унижай себя. И меня.
Она открыла второе уведомление.
— Такси до дома Алины. Сразу после покупки в «Мире Шуб». Мошенники, говоришь? Решили украсть у меня деньги и отвезти твою сестру домой?
Он смотрел на нее, открыв рот. Он понял, что пойман. Что лгать — бесполезно.
Кровь отхлынула от его лица. Он стал белым, как простыня.
— Катя… — прошептал он. — Катенька… это… это не то, что ты думашь!
— А что я думаю, Илья? — она села на край кровати, глядя на него в упор. — Я думаю, что ты… или твоя сестра… взяли мою карту из моего кошелька.
Он молчал, вжавшись в подушки.
— И я думаю, — продолжила она, и каждое слово давалось ей с трудом, — что Алина не могла знать пин-код. Если только… если только его не сказал ей ты.
Он вздрогнул, как от удара.
— Катя!
— Дату нашего первого свидания, Илья, — она почти выплюнула эти слова. — Ты помнил ее? Чтобы продиктовать сестре?
Тишина в спальне стала оглушающей, вязкой. Илья смотрел на Катерину — на ее бледное, суровое лицо, на ее холодные, немигающие глаза. Он был пойман. Окончательно. Обвинение в передаче пин-кода — этой их маленькой, интимной тайны, даты их первого свидания — было неопровержимым.
Он медленно опустил голову. Плечи его поникли. Вся его напускная бравада, его попытки лгать — все исчезло, оставив лишь жалкую, съежившуюся фигуру.
— Да, — прошептал он. Голос был глухим, чужим. — Я сказал.
Признание. Сухое. Простое. И от этого — еще более чудовищное. Катерина почувствовала, как земля уходит из-под ног, но заставила себя стоять прямо. Хотелось закричать, ударить его, но вместо этого она задала лишь один, тихий, почти безжизненный вопрос:
— Зачем, Илья?
Ведь он знал. Он не мог не знать, что она все увидит. Что будет выписка. Что она заметит пропажу такой суммы. Он… он хотел, чтобы его поймали?
Он вдруг поднял глаза. И в них не было раскаяния, которого она так ждала, на которое надеялась. Была — злость. Накопившаяся, горькая, ядовитая.
— А ты не понимаешь?! — он почти выплюнул слова. — Ты… ты бы все равно не дала!
— Я бы не дала без спроса. Мы бы обсудили.
— Обсудили! — он усмехнулся. Мерзко, криво. — Что бы мы обсуждали? Твои «нет»? Твои лекции о том, как надо «правильно» жить? Как надо «считать» каждую копейку? Как надо «быть взрослым»?
Он вскочил с кровати, начал метаться по комнате — невысокий, худой, теперь казавшийся не «творческой натурой», а просто… мелким, озлобленным человеком.
— Ты… ты думаешь, мне легко?! Жить вот так?! Знать, что ты — «главная»? Что ты — «кормилец»? А я — так, приложение? Талантливый неудачник? Ты же так думаешь, Кать! Признайся!
Она молчала, ошеломленная этим внезапным, ядовитым потоком обвинений. Он… он обвинял ее?
— А Алинка… она одна, кто меня понимает! — кричал он, брызгая слюной. — Она видит, как мне тяжело! Как ты… как ты меня унижаешь своим успехом! Своей этой… квартирой! Своей зарплатой! Я… я задыхаюсь здесь!
Вот оно. Настоящая причина. Не шуба. Не Алина. А — он. Его уязвленное эго. Его зависть к ее успеху. Его ненависть к своей зависимости.
И этот сговор с сестрой… это была не просто кража. Это была — месть. Мелкая, подлая месть ей, «успешной» жене. Способ «наказать» ее, «взять свое». Способ доказать себе (и сестре?), что он — все еще «мужик», способный на поступок. Пусть и на такой.
А пин-код ей подсказал мой муж. Этот факт больше не был просто пособничеством. Он стал символом. Он взял дату их любви, их начала, и использовал ее, чтобы унизить эту любовь. Чтобы растоптать то единственное, что у них, казалось бы, оставалось.
Катерина смотрела на этого кричащего, брызжущего слюной человека. И не узнавала его. Семь лет… Семь лет она жила с этим? С этой затаенной злобой? Она думала, что «поддерживает» его, «верит» в него. А он… он ненавидел ее за эту поддержку?
Теперь я знаю, что даже близким нельзя доверять. Эта мысль, холодная и острая, как осколок льда, вонзилась в сознание. Не просто «близким». Самому. Близкому. Человеку, с которым она делила постель. Которого она… любила?
Он продолжал что-то кричать. Про Алину, которая «единственная родная душа». Про свою «непризнанность». Про ее, Катеринину, «черствость».
А Катерина… она перестала его слушать. Она подошла к своему столу. Взяла свой телефон.
— Что ты делаешь?! — он замолчал, увидев ее спокойствие.
— Звоню, — ответила она, не глядя на него.
— Кому?! В полицию?! Катя, не смей! Не позорь меня!
Она посмотрела на него. Долго. Холодно.
— Нет, Илья. Не в полицию.
Она набрала номер.
— Алина? Здравствуй. Это Катерина.
Илья замер, глядя на жену, как на незнакомку. Угроза позвонить сестре, его главному союзнику в этой «маленькой войне» против Катерины, повергла его в панику. Он смотрел, как она спокойно набирает номер, и в его глазах мелькнул страх.
— Алло, Алина? Здравствуй. Это Катерина.
Пауза. Было слышно, как золовка что-то удивленно, но все еще нагло пролепетала на том конце. Илья инстинктивно шагнул к жене, пытаясь вырвать телефон, но Катерина отстранилась, выставив ладонь.
— Не нужно слов, Алина. У меня к тебе простое, деловое предложение. — Катерина говорила тем ровным, металлическим голосом, который ее подчиненные в офисе называли «режимом аудита». — Сегодня, до шести часов вечера, сто восемьдесят пять тысяч рублей должны вернуться на мой счет. Номер карты я тебе сейчас пришлю сообщением.
На том конце, видимо, разразилась тирада. Катерина терпеливо ждала, не поднося трубку близко к уху.
— Ты не поняла, — продолжила она, когда Алина выдохлась. — Это не просьба. Если в 18:01 денег не будет, я иду в полицию. У меня есть чек из магазина «Мир Шуб». У меня есть детализация такси от магазина до твоего дома. И у меня есть показания твоего брата, который подтвердит, что предоставил тебе пин-код от моей карты.
Она посмотрела прямо на Илью. Его лицо стало пепельным.
— Это статья 158, часть 3, пункт Г. Кража с банковского счета. Группой лиц по предварительному сговору. От трех до шести лет. Тебе, как исполнителю. И ему, — она кивнула на мужа, — как соучастнику. Думай, Алина. У тебя есть время до шести.
Она нажала отбой. Не дожидаясь ответа.
В спальне воцарилась мертвая тишина. Илья смотрел на жену с ужасом. Он понял, что она не шутит. Она не «скандалит». Она — действует.
— Катя… — прошептал он, протягивая к ней руки. — Катенька, не надо… Не ломай нам жизнь… Я…
— Нам? — она усмехнулась. Холодно, безрадостно.
— Мне! Ей! — он запутался. — Катя, это… это она! Она меня подговорила! Она знала, что у тебя премия! Она капала мне на мозги! Говорила, что ты… что ты мне должна! Что ты все равно не заметишь!
Он с легкостью предавал сестру, своего единственного «союзника», чтобы спасти свою шкуру. Это было… ожидаемо. И омерзительно.
— Она вернет! — кричал он, суетливо ища свой телефон. — Я… я ее заставлю! Я сейчас ей позвоню!
— Не трудись, Илья, — Катерина подошла к шкафу. Открыла его. — Она вернет. Она испугается. Вопрос не в этом.
— А в чем?! — он с надеждой посмотрел на нее.
— В тебе.
Она достала с антресолей его старую спортивную сумку, ту, с которой он когда-то въехал в ее квартиру. Бросила ее на кровать.
— Что… что это? — он не понял.
— Собирай вещи.
— Как… собирай вещи? Катя, ты что?! Она же вернет деньги! Инцидент будет исчерпан!
— Инцидент с деньгами — да. А инцидент с доверием — нет.
Она смотрела на него без ненависти. С ледяной, опустошающей усталостью. Теперь я знаю, что даже близким нельзя доверять. Особенно — тем, кто так долго и умело притворялся жертвой.
— Илья, — она села на край кровати, на которой он только что проснулся. — Дело не в шубе. И не в деньгах. Дело в том, что ты меня… не любишь. Ты меня, кажется, даже не уважаешь. Ты меня… презираешь. За мой успех. За мою силу. За то, что я — не такая, как твоя сестра. Ты завидовал мне. И ты нашел способ мне отомстить. Мелко, грязно, через нее. Ты использовал дату нашего первого свидания, чтобы унизить меня. Чтобы растоптать то, что у нас было.
Он молчал. Потому что это была правда.
— Я… я не могу жить с человеком, который меня презирает. Который видит во мне не жену, а… ресурс. Который в сговоре с сестрой против меня. Я не могу, Илья. И не буду.
— Но… куда я пойду?! — в его голосе было отчаяние. Не от потери ее. От потери комфорта.
— К маме. К Алине. Ты же их так любишь. Они тебя «понимают».
— Катя! Не делай этого! Я… я изменюсь! Клянусь!
— Ты не изменишься, Илья. Потому что ты даже сейчас… ты не раскаиваешься в том, что ты сделал. Ты боишься последствий. Это разные вещи.
Она встала.
— У тебя час, чтобы собрать самое необходимое. Остальное я вышлю позже. Ключи оставишь на тумбочке.
Она вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Оставила его одного — с его раскаянием, с его страхом и с его пустой сумкой.
Она прошла на кухню. Руки дрожали. Она налила себе стакан воды, выпила залпом. Слезы навернулись на глаза, но она не дала им потечь. Не сейчас.
Будет больно? Да. Будет одиноко? Возможно. Но это будет… честно.
Ее «Путь к Себе» — это был путь через болезненное прозрение. Путь к осознанию, что она — не «спаситель». И не «спонсор». Она — просто Катерина. И она заслуживает… уважения. Хотя бы — от самой себя.
Эта история — о том, что финансовое предательство часто бывает лишь верхушкой айсберга, скрывая под собой зависть и глубокое неуважение. О том, что нельзя построить семью, в которой один — партнер, а другой — паразит.
– Ты сам решил, что мать будет жить с нами? В моей квартире? – раздраженно спросила я мужа