— Алина, завтра после работы приезжай ко мне. Это важно.
Телефон замолчал, не дав ей ни секунды на ответ.
Алина сидела за кухонным столом, сгорбившись над ноутбуком. Экран светил ей в лицо холодным светом таблиц и графиков. Она уставилась на чёрный экран телефона, на котором ещё секунду назад было написано: «Лидия Аркадьевна».
Лидия Аркадьевна никогда не говорила так официально. Обычно она тянула мягкое «Алиночка», вздыхала, спрашивала про давление, про Илюшину усталость. Сейчас же прозвучало так, будто она позвонила не невестке, а чужому человеку, с которым надо обсудить неприятную деловую тему.
Алина попыталась вернуться к отчёту: цифры плыло, строки путались. Срок сдачи поджимал, а указатели в голове разом переключились: «опасность», «разговор», «что-то случилось».
Из комнаты раздался голос мужа:
— Лин, ты совсем засиделась. Пойдём уже спать, время виделa?
Она ответила не сразу.
— Мне ещё час. Надо досчитать.
Илья что-то пробормотал, звук игры на его ноутбуке стих, хлопнула дверь в спальне. Алина осталась на кухне одна, среди шуршащего в системе вентиляции воздуха и тихо тикающих часов.
Завтра после работы. Это важно.
Она провела пальцем по экрану телефона, будто от этого могла вытащить из памяти продолжение фразы. Но звонок был коротким, как удар. А причина — неизвестна.
И по мере того, как за окном сгущался вечер, растягивалась тонкая полоска тревоги внутри неё: от солнечного сплетения к горлу, к вискам.
***
На следующий день она автоматически проделала привычный маршрут: душ, кофе, трамвай, офис. Телефон в сумке казался тяжелее обычного — как будто сам факт вчерашнего звонка добавил ему вес.
Коллега из соседнего отдела заглянула к ней за стул:
— Алин, ты сегодня какая-то бледная. Всё нормально?
— Нормально, — ответила она, не поднимая глаз от монитора. — Просто не выспалась.
Это «нормально» означало: «не спрашивай».
Пока она вносила поправки в отчёт, мысли возвращались к последним месяцам. После того, как Илья уволился, они жили в режиме постоянной экономии. Он говорил, что уход — это принцип, что с таким начальником работать невозможно. Алина кивала, поддерживала, говорила, что всё наладится.
Наладиться, правда, не спешило.
Коммунальные, продукты, проезд — все эти платежи лежали на ней. И ещё переводы Лидии Аркадьевне: «на таблетки», «на анализы», «в поликлинике очереди, я лучше в платную». Алина сама предложила помогать, когда та впервые осторожно пожаловалась на пенсию и цены.
Илья сидел дома — то «проходил какой-то онлайн-курс», то «искал контакты», то «дорабатывал резюме». Иногда он приносил немного денег от разовых подработок — что-то связанное с фрилансом, но это были суммы, которые не могли покрыть даже половину ежемесячного платежа за квартиру.
Вечером она ехала к свекрови с маленьким букетом хризантем в руках — привычный жест, закрепившийся ещё с первых визитов.
Лидии Аркадьевны открыла дверь почти сразу, как только Алина нажала на звонок.
— Алиночка, проходи.
Лидия Аркадьевна была в тёмном платье и стареньком вязаном жилете. На столе в комнате уже стоял заварник с чаем, тарелка с печеньем, аккуратно сложенные газеты рядом.
— Как добиралась? На улице-то гололёд.
— Нормально, — привычно ответила Алина.
Она села за стол, Лидия Александровна налила ей чаю. Затем долго возилась с сахарницей, словно тянула время. Потом аккуратно сложила руки на коленях и внимательно посмотрела.
— Алиночка… Я не для того тебя позвала, чтобы чаем поить. Нам нужно серьёзно поговорить.
Алина почувствовала, как внутри всё сжалось.
— С Илюшей у вас… тяжело сейчас, да? — начала Лидия Аркадьевна мягко. — Он же мой сын, я же вижу. Надрывается, бедный.
Алина моргнула.
— В каком смысле надрывается?
— На двух работах, конечно. Ну, ещё подработки эти. Он мне говорил. — Голос Лидии Аркадьевны стал сочувственно-растянутым. — Стараться-то старается, но куда ему успеть, если ты… ну… любишь, так сказать, красиво жить.
Алина слегка отодвинула от себя кружку, как будто чай вдруг стал слишком горячим.
— Простите, я не совсем понимаю.
— Да всё ты понимаешь, — вздохнула свекровь. — Салоны, вещи… Я женщина, я всё понимаю, самой хочется. Но когда мужчина из-за этого вынужден рваться…
— Какие салоны? — тихо спросила Алина. Она сидела очень прямо, словно это могло удержать её от падения. — Я была у парикмахера полгода назад, на обычной стрижке.
— Ну… — Лидия Аркадьевна замялась на секунду, но тут же нашла опору. — Может, не только в этом дело. Может, не в салонах. Но Илюша говорит, ему тяжело тебя тянуть. Ты работаешь, конечно, но… Маркетолог — это же несерьёзно. Он так и сказал.
Слово «тянуть» странно прозвучало в воздухе, будто его сказали из другого мира.
Алина смотрела на аккуратный ковёр, на старый журнальный столик, на стопку газет, перевязанную бечёвкой. В голове медленно, но отчётливо всплывали суммы переводов в телефоне: «маме», «маме», «маме».
— Он сказал, что тянет меня? — уточнила она, не повышая голоса.
— Алиночка, не принимай так близко к сердцу, — поспешила смягчить свекровь. — Мужчинам вообще тяжело про такое говорить. Он же у меня добрый, мягкий. Я сама вижу, как он из последних сил старается. Иногда женщине надо отпустить… Ну… дать человеку возможность подумать о будущем.
— О каком будущем?
— О таком, где каждому будет легче. Ты молодая, у тебя всё впереди. И у Илюши тоже. Может, вам нужно… передохнуть друг от друга.
Разговор продолжался ещё какое-то время — слова крутились вокруг одной и той же мысли: Алина — обуза, Илья — жертва, которую она «придавила своими потребностями».
Уходя, она так торопилась, что забыла на стуле свой серый шарф. Лидия Аркадьевна окликнула её, но Алина уже закрыла дверь, даже не обернувшись.
***
Алина толкнула дверь квартиры. На кухонном столе — коробка от пиццы с засохшими корками, три пустые банки энергетика. Из комнаты доносился монотонный голос стримера, объясняющего тонкости игровой стратегии.
— О, ты уже? — он выглянул из спальни, почесывая шею. — Как у мамы? Опять давление?
Алина прошла мимо него в коридор, сняла пальто, аккуратно повесила на вешалку.
— У неё всё… нормально, — ответила она.
Алина прошла в комнату. На экране ноутбука — открытый мессенджер. Сообщение от «Катерины HR» с тремя сердечками: «Илюш, не переживай! Всё получится! Ты же такой талантливый!» Ниже — его ответ: «Кать, ты одна меня понимаешь. Дома достали требованиями.»
Она медленно выдохнула. Вернулась в прихожую, достала из шкафа дорожную сумку. Сначала было трудно решить, с чего начать. Потом мозг переключился в режим списка: бельё, пара джинсов, две рубашки, зарядка, документы. Каждый предмет становился маленьким гвоздём, которым она прибивала своё решение.
В прихожую Илья вышел только тогда, когда услышал звук молнии на сумке.
— Ты куда?
— У Вероники переночую, — ответила она.
— С чего вдруг?
— Надо.
Он прищурился.
— Что мама сказала?
Она подняла на него взгляд.
— Много интересного.
Он засуетился, будто искал правильную реплику.
— Слушай, если она опять начала про таблетки и одиночество, не слушай. Она любит драму. Ты же знаешь.
— Я узнала не про таблетки, — сказала Алина. — Про то, как ты «надрываешься» и «тянешь меня».
Илья на секунду замолчал. В этой паузе и произошло окончательное — то, ради чего всё внутри неё уже подготовилось. Вместо того чтобы сказать: «Подожди, это какая-то ерунда», — он начал оправдываться.
***
— Лин, ну… — он попытался улыбнуться. — Я же не так это говорил. Мама всё переворачивает. Ты же её знаешь.
Она взяла сумку, пошла к двери.
— Подожди, — Илья шагнул следом, почти преграждая ей путь. — Давай нормально поговорим, ладно?
— Сейчас?
— А когда ещё? Ты вообще меня ни о чём не спрашиваешь! Может, это и есть проблема?
Он заговорил быстро, перескакивая с темы на тему, как будто надеялся, что из этой мешанины слов вырастет мост, по которому она вернётся в комнату.
— Я просто сказал маме, что мне тяжело. Ну да, тяжело. Я мужик без работы, между прочим. Ты думаешь, мне это легко? Я же не ребёнок. Но она сразу всё утрирует.
— И при чём здесь «салоны красоты»? — спросила Алина.
— Какие салоны? — Илья искренне удивился, потом осёкся: — А… Это она, наверное, сама додумала. Я просто сказал, что ты… ну… любишь, когда всё нормально, стабильно.
Слово «любишь» прозвучало так, будто речь шла о капризе.
Алина отстранилась.
— Илья, отойди от двери.
Он надулся, как ребёнок.
— Нет. Пока не поговорим. Я не собираюсь отпускать жену, потому что она себе там что-то напридумывала.
— Поговори с Катериной HR. Она тебя понимает, — медленно произнесла Алина и попыталась открыть дверь.
Илья преградил ей путь.
— Алин, стой, ты что, серьезно? Из-за какой-то переписки? Я с Катей… ну, с Катей HR, ты видела, да? Мы просто по работе переписываемся.
Он сам произнёс имя, которым выдавал себя.
— По работе? — уточнила она.
— Да! — обрадовался он, будто поймал удобную ветку. — Она помогает мне с резюме, даёт контакты. Иногда, ну… мы переписываемся и не только о работе. Но это же нормально, когда человек тебя… слышит. Без упрёков.
— Я тебя упрекала?
— Да не в этом дело, — отмахнулся он. — Просто ты всё время занята. Уставшая. С отчётами этими. Приходишь, падаешь. А мне с кем-то надо говорить.
Он сделал шаг ближе, положил ладони ей на плечи.
— Ты меня не бросай из-за какой-то переписки, ладно? Это же глупо. Мы семья.
Она на секунду закрыла глаза, словно проверяя, насколько твёрдо стоит на ногах. Открыла и посмотрела на него прямо.
— Хватит мне жить за счёт вашей семьи, — сказала она спокойно.
Он моргнул.
— Чего?
— Твоя мама так сказала. Что я живу за счёт вашей семьи. Запомнила. Так вот — хватит.
Она взяла сумку, сама раздвинула его руки и открыла дверь.
— Лина, подожди! — крикнул он ей в спину. — Я ничего не понимаю!
— Это не страшно, — ответила она, не оборачиваясь. — Поймёшь. Когда-нибудь.
***
Подъезд был холодный, краска на стенах облезла, лампочка под потолком мигала. Алина шла медленно, чтобы ноги успели привыкнуть к тому, что они больше не возвращаются в эту квартиру.
Она остановилась у подъезда, глубоко вдохнула. Грудь сжало, но не от страха — скорее от непривычного количества воздуха.
Телефон в кармане завибрировал. Она взглянула — Илья. Потом ещё — сообщение от Лидии Аркадьевны.
Она зажала телефон в ладони, и вибрация прекратилась, будто это был маленький, дергающийся внутри комок, который удалось удержать.
«Сейчас мне нужно побыть одной», — спокойно подумала она.
Она поймала такси и назвала адрес подруги Вероники. По дороге смотрела в окно на сменяющиеся витрины, остановки, редких прохожих. Всё это было таким же, как утром, но будто в другой плоскости.
Она больше не была частью той картинки, где Илья — измученный герой, Лидия Аркадьевна — жертва возраста и давления, а она — вечно требующая и неблагодарная.
***
Прошло несколько недель.
Алина сняла небольшую студию недалеко от офиса: одна комната, крохотная кухня, окно во двор с детской площадкой. Стены были почти голые — пара полок, несколько фотографий, на подоконнике — два горшка с ярко-зелёными растениями.
Она не стала забирать из старой квартиры ничего, кроме одежды, пары книг и документов. Новую посуду купила самую простую, белую. Стол нашла на сайте объявлений: старый, но крепкий, с царапинами на поверхности — как будто кто-то до неё уже прожил на нём свою жизнь.
На работе ей предложили новый проект. Её не спрашивали, как там дома, и это было приятно. Коллега просто сказала:
— Ты хорошо справилась в прошлый раз. Потянешь ещё один?
— Потяну, — ответила Алина. И знала, что теперь эти слова значат что-то другое.
Илья сначала писал каждый день. То оправдания, то обиды, то признания в любви. Он обвинял её в импульсивности, просил начать всё сначала, обещал «всё изменить». Потом стал писать реже.
Лидия Аркадьевна звонила дважды. Оба раза Алина смотрела на надпись на экране и позволяла звонку стихнуть сам по себе. Возможно, когда-нибудь они поговорят — спокойно, без обвинений. Но точно не сейчас.
По вечерам она иногда сидела в небольшом кафе у метро, куда раньше бегала только за кофе навынос. Теперь могла позволить себе посидеть десять минут, просто глядя, как люди заходят и выходят.
Однажды, возвращаясь оттуда, она остановилась у витрины книжного. В стекле отразилась женщина в тёмном пальто, с небольшим рюкзаком за плечами и видом человека, который знает, куда идёт, даже если маршрут ещё не прорисован до конца.
Алина посмотрела на своё отражение чуть внимательнее и вдруг поймала себя на мысли, что в этом взгляде нет ни напряжения, ни ожидания чужой оценки.
Она просто была.
И этого, неожиданно, оказалось достаточно.
— Синяк от рук свекрови хочешь посмотреть? Нет, я не уйду и не «остыну»! Хватит терпеть унижения ради «семьи»! — закричала жена.