— Ты с ума сошла, совсем крыша поехала? — Олег замер, уставившись на осколки фаянсовой кружки, разлетевшиеся по свежевымытому ламинату. Он смотрел на жену не как на свою привычную, вечно уставшую Марину, а на какую-то чужую, искаженную холодной яростью женщину. Рядом ахнула его мать, Валентина Сергеевна, и с привычным, отрепетированным страданием прижала ладонь к груди.
— Мариш, ну что за представление? — Олег наконец обрел дар речи. Его бархатный, всегда снисходительный голос дал трещину. — Объясни мне этот приступ на ровном месте?
— На ровном месте? — её смех прозвучал сухо и резко, будто ломался сучок. — Я возвращаюсь после десяти часов на ногах, чтобы покрыть твои «временные затруднения», а застаю вот эту идиллию! Его величество Олег Владимирович и венценосная матушка. Утомились, бедняжки. Он — от безуспешных поисков работы, а она — от слежения за сериалами. И даже свою чашку из-под чая убрать не в состоянии!
Валентина Сергеевна, оправившись от первоначального шока, сделала обиженное лицо. Она всегда была уверена, что невестке невероятно повезло с её сыном — таким интеллигентным, одаренным, с ранимой творческой натурой. Мир, конечно, не спешил разглядеть его талант, но это дело времени. А эта… обывательница. Вечно ей какие-то чашки важнее.
— Дочка, да что с тобой стряслось? Голова болит? — вкрадчиво начала свекровь. — Олежек, принеси маме водички, пожалуйста. Мне дурно становится от этих воплей. Нервы мои совсем сдали.
Олег, будто получив спасительную команду, рванул на кухню. Это был старый, проверенный ритуал. Марина взрывается, мама изображает предобморочное состояние, он суетится, а потом Марина, измученная чувством вины, затихает и идет готовить ужин для примирения. Но сегодня что-то пошло не так.
— Вон, — тихо, но с такой отчетливостью, что слово повисло в воздухе гвоздем, произнесла Марина, указывая пальцем на входную дверь. — Обоим.
Олег вернулся со стаканом. Услышав это, он застыл на месте. На его лице застыло искреннее, почти детское недоумение, будто ему объясняли простейшую истину, а он никак не мог ее ухватить.
— Куда это «вон»? Ты что, переработалась? Марин, выпей корвалолу, давай без истерик. У меня завтра очень важная встреча с инвестором. Мне нужна тихая, спокойная обстановка.
Это стало последней каплей. «Встреча с инвестором» была его коронной фразой последние два с половиной года. Она означала, что он проснется часов в одиннадцать, полдня побродит по сайтам в поисках вакансий с зарплатой от двухсот тысяч, посетует на недальновидность работодателей и засядет за стратегию на компьютере, чтобы «разгрузить мозги».
— Встреча? — Марина снова рассмеялась, но теперь в ее смехе не было истерики. Только холодная, отточенная сталь. — Тогда собирай свои вещи для встречи. И мамины, за компанию. Час. У вас есть час.
Она развернулась и ушла в спальню, громко захлопнув дверь. В прихожей воцарилась оглушительная тишина, которую нарушало лишь мерное тиканье часов и астматическое дыхание Валентины Сергеевны.
— Клин сдвинулся, — констатировал Олег, бережно усаживая мать на банкетку. — Мам, не обращай внимания. Это у нее от переутомления. Или гормональный сбой. Сейчас отойдет, поплачет в одиночестве и сама приползет с повинной. Пойдем, я тебе тот детектив включу, с хорошим концом.
Валентина Сергеевна, уже почти поверившая в свое недомогание, тут же выпрямила спину.
— Конечно, сыночек. Мы для нее слишком тонкие, слишком возвышенные, вот в чем дело. А она… приземленная. Ничего, надо ее проучить. Пусть посидит одна, подумает о своем поведении. Мы с ней общаться не станем. Совсем. Полный бойкот. Это самое действенное.
Они удалились в комнату Олега, которую он с гордостью именовал «студией», и прикрыли дверь. Вскоре оттуда донеслись звуки виртуальных сражений — Олег погрузился в цифровую реальность, где он был полководцем и триумфатором.
Марина сидела на краю кровати, обхватив колени руками. Она не плакала. Слезы высохли много месяцев назад. Внутри была лишь звенящая пустота и какое-то новое, леденящее решение. Она годами тащила на себе этот воз. Сначала одного Олега, в которого когда-то была безумно влюблена. Верила в его «грандиозные проекты», в его «бизнес-идеи», которые рассыпались в прах одно за другим, оставляя после себя долги, которые выплачивала она. Потом, девять месяцев назад, в их трешку, купленную Мариной в ипотеку еще до свадьбы, подселилась его мать. Якобы на пару недель, пока в ее квартире делают косметический ремонт. Валентина Сергеевна сдала свою малометражку в Люберцах, чтобы «поддержать сына в трудную минуту». Вырученные деньги, по ее словам, ушли в «сверхприбыльное предприятие», которое, естественно, лопнуло. И вот уже девять месяцев «временное» проживание превратилось в вечное.
Ее квартира стала общим пространством, где они чувствовали себя полноправными хозяевами, а она — прислугой. Они критиковали ее манеру готовить, ее вкус в музыке, ее старых подруг. Они постоянно чего-то требовали. Денег на «развитие», внимания, уюта. И все это — с видом величайшего снисхождения к ней, «заурядной женщине, которой выпала честь быть рядом с неординарной личностью».
Сегодня чаша переполнилась. Она осознала, что больше не может. Не хочет. Физически не выносит их присутствия в своем воздухе.
Вечером она вышла из спальни. В квартире стояла гробовая тишина. Проголодавшиеся «бойкотирующие», видимо, выжидали. Марина прошла на кухню, достала из холодильника стейк семги, пакет замороженных овощей-гриль. Спокойно, почти механически, приготовила себе ужин на одного человека. Села перед телевизором и включила документальный фильм о путешествиях, который обожала.
Минут через сорок дверь «студии» скрипнула. Показалось лицо Олега.
— М-м-м, пахнет аппетитно, — произнес он, стараясь говорить небрежно. — Передумала? Правильно. Умная женщина всегда умеет признать свою неправоту.
Марина даже не повернула головы в его сторону.
— Я готовила только для себя, — ровно ответила она, отрезая кусочек рыбы. — В холодильнике есть макароны и тушенка. Можете разогреть.
Олег остолбенел. Он ожидал чего угодно: рыданий, обвинений, но только не этого леденящего душу спокойствия.
— В каком смысле? — он вышел в коридор. За ним, как тень, последовала мать. — Ты ведь моя жена. Это твоя прямая обязанность…
— Я тебе больше ничего не должна. И твоей маме — тоже. Вы оба взрослые, дееспособные люди. Руки на месте. Плита работает, — она махнула вилкой в сторону кухни.
Валентина Сергеевна зашипела, будто в ней вскипел паровой котел.
— Хамка! Обыкновенная хамка! Сынок, ты слышишь? Она вздумала морить нас голодом в нашем же доме!
— Это мой дом, — поправила Марина, не повышая голоса. — И кормить вас здесь я больше не собираюсь. Как и содержать. Кстати, Олег, у тебя с мобильным интернетом всё в порядке? А то я пароль на роутере сменила. Если нужен доступ — двести рублей в сутки с носа. Могу в счет твоей будущей зарплаты.
Это был удар ниже пояса. Олег жил в сети. Там были его онлайн-игры, его форумы, его «встречи с инвесторами». Он ринулся к ноутбуку. Сеть ловилась, но требовала новый пароль. Он перепробовал все старые комбинации. Бесполезно.
— Марина! Включи интернет сию же минуту! — в его голосе проскользнула откровенная паника. — Ты не имеешь права этого делать!
— Имею полное. Я за него плачу.
Она доела свой ужин, спокойно вымыла за собой тарелку и сковородку, вытерла их насухо и убрала в шкаф. Затем прошла мимо остолбеневших в коридоре Олега и Валентины Сергеевны и снова скрылась в спальне.
Ночь они провели впроголодь, доедая вчерашний батон с кетчупом. Валентина Сергеевна хныкала, жалуясь на скачки давления, Олег мрачно молчал, сверля взглядом дверь спальни. Их уверенность в том, что Марина «одумается», таяла с каждой минутой. Это был настоящий бунт. Бунт обслуги.
Утро не принесло облегчения. Марина встала рано, как обычно. Но на работу не пошла. Взяла день за свой счет. Когда Олег и Валентина Сергеевна, разбуженные не голодом, а нарастающей тревогой, вышли из своей комнаты, они увидели в коридоре три большие картонные коробки. В одной лежали диски с играми Олега и его коллекция моделей спортивных машин. В другой — набор для рукоделия Валентины Сергеевны и пачка ее любимых журналов про знаменитостей. В третьей — их зимние вещи и обувь.
Это было уже не предупреждение. Это был первый, недвусмысленный шаг к их физическому устранению из ее жизни.
— Это еще что за цирк? — просипел Олег.
— Помогаю вам собрать вещи, — спокойно ответила Марина, выходя из ванной с мокрыми волосами. — Чтобы потом было проще.
И тут Валентина Сергеевна пустила в ход свое коронное оружие. Она с хрипом схватилась за сердце, закатила глаза и начала медленно и драматично сползать по стене на пол, издавая приглушенные стоны.
— Убивает… Своими руками сводит в могилу родную мать твою… Олежек… врача… скорее…
Олег бросился к ней. Но Марина была быстрее. Она достала из кармана телефон и набрала номер.
— Алло, здравствуйте. Поликлиника номер два? Мне нужен врач на дом. Да, улица Мира, дом восемнадцать, квартира шестьдесят один. Пациентка — Семенова Валентина Сергеевна, шестьдесят два года. Жалобы на сердце и давление. Понимаете, у нее такие приступы случаются, когда происходят неприятные для нее события. Не исключаю элемент симуляции, но я не врач, пусть специалист разбирается. Да, будем ждать.
Она положила трубку и посмотрела на свекровь, которая, услышав слово «симуляция», застыла в нелепой позе на полу с открытым от изумления ртом. Манипуляция была грубо и публично разоблачена, и весь ее драматический эффект мгновенно испарился. Валентина Сергеевна медленно поднялась, отряхнула свой бархатный халат и бросила на невестку взгляд, полный такой ненависти, что, казалось, воздух зашипел.
— Бессердечная тварь, — выдохнула она.
— Я просто проявляю заботу о вашем здоровье, — парировала Марина с ледяным спокойствием. — А теперь к сути. У вас есть ровно двое суток, чтобы покинуть мою квартиру.
Олег вскочил на ноги.
— Да куда мы денемся?! На помойку?! Ты в адеквате?! Я твой законный муж!
— Бывший, — отрезала Марина. — В понедельник я подаю на развод. И чтобы вы не ночевали в подъезде, я проявила великодушие. — Она подошла к тумбочке, вынула оттуда конверт и положила его на журнальный столик. — Здесь пятьдесят тысяч. Для вас я присмотрела прекрасный вариант. Съемная однушка в Железнодорожном. Недалеко от метро, недорого, со старым ремонтом, как вы любите. Этого хватит на первый месяц и залог. Считайте это компенсационным пособием.
Она говорила ровным, деловым тоном, будто диктовала условия договора. И это было унизительнее любого крика. Их, таких утонченных и одаренных, не просто вышвыривали. Их списывали, как бракованный товар, выделив на это какую-то жалкую сумму.
Олег смотрел то на конверт, то на Марину. Его мозг отказывался воспринимать происходящее. Его уютная, комфортная вселенная, где он был солнцем, а Марина — вращающейся вокруг планетой-служанкой, рушилась на глазах. Он вдруг с леденящей ясностью осознал: она не блефует. Это конец.
Отчаяние сменилось примитивным страхом, а затем — слепой, яростной злостью. Он должен найти ее слабое место! Должен быть способ вернуть все на круги своя! Он — муж! Его защищает закон! Квартира, нажитая в браке… Стоп. Она всегда говорила, что купила ее до свадьбы. Но он-то здесь прописан! Он имеет право на часть!
Мысли неслись в голове с бешеной скоростью. Он бросился к шкафу-купе, где Марина хранила все важные бумаги. Начал лихорадочно рыться в папках, вышвыривая на пол квитанции за ЖКХ, старые договоры, гарантийные талоны.
— Что ты ищешь? Свою трудовую книжку? — с ледяной насмешкой спросила Марина, прислонившись к косяку двери.
— Ты не имеешь права меня выгонять! — закричал он, не оборачиваясь. — Я здесь прописан! По закону мне положена доля!
Валентина Сергеевна, наблюдая за этой сценой, снова начала хныкать, но на этот раз уже по-настояшему, торопливо сгребая в дорожную сумку свои главные ценности — шкатулку с бижутерией, старый паспорт с советскими визами, семейный альбом.
Наконец, в самом низу, под стопкой старых счетов, он нашел то, что искал. Свидетельство о государственной регистрации права. Он вытащил его. И… его взгляд упал на нечто другое. Небольшую, но увесистую жестяную коробку из-под леденцов. Он дернул крышку. Внутри, аккуратно перетянутые резинками, лежали пачки денег. Доллары. Евро. Рубли. Много. Очень много. Намного больше, чем те жалкие пятьдесят тысяч в конверте.
Вот оно! Вот ее тайна! Копила втихую, за его спиной! Планировала выкинуть их на улицу и зажить припеваючи на эти деньги!
— А это что такое?! — он развернулся, торжествующе потрясая коробкой. Его лицо исказила злобная, победоносная ухмылка. — Крыса! Тайком от семьи собирала, да? Решила нас, как отработанный материал, вышвырнуть, а сама на эти деньги в шикарную жизнь пуститься?
Он ждал слез, испуга, мольбы. Но Марина смотрела на него с невозмутимым, даже слегка скучающим спокойствием. И в ее глазах не было ни капли того страха, на который он рассчитывал.
— Бери, — тихо сказала она. — Тебе ведь нужны деньги на съем?
Эта реакция выбила его из колеи. Почему она так легко отдает свои сбережения? Такого не может быть. Он стоял посреди комнаты, сжимая в потной руке коробку с деньгами, и чувствовал себя последним идиотом.
В этот момент в прихожей раздался резкий, настойчивый, совершенно чужой звонок в дверь.
Марина улыбнулась. Впервые за последние сутки ее улыбка была живой, настоящей. И от этой улыбки по спине Олега пробежали мурашки.
— А вот, похоже, и за вами, — сказала она.
Олег, все еще не понимая, что происходит, побрел открывать. В руке он по-прежнему сжимал злополучную коробку. Он щелкнул замком и распахнул дверь. На пороге стоял незнакомый мужчина в синей униформе с логотипом транспортной компании. Он заглянул через плечо Олега в квартиру, оценивающе осмотрел коробки в коридоре.
— Олег Владимирович? Валентина Сергеевна? — деловито спросил он. — Я по поводу переезда. Газель внизу, грузчики свободны. Адрес назначения — Железнодорожный, Октябрьская, восемнадцать. Марина Геннадьевна всё оплатила и организовала. Начинаем погрузку?
Олег застыл в дверном проеме, словно вкопанный. Он перевел взгляд с невозмутимого лица рабочего на Марину, которая с холодной, отстраненной уверенностью наблюдала за финалом этого спектакля. Деньги в его руке вдруг превратились в просто цветную бумагу, в ничто. Его не просто выставляли за дверь. Его, вместе с матерью, как ненужный хлам, уже упаковали, оплатили их транспортировку и определили на новое, заранее подготовленное место. Его партия была проиграна еще до того, как он успел сделать первый ход.
— Я вам не кухонный комбайн! — отрезала Катя, устав от роли прислуги при муже-бездельнике и свекрови.