Алиса привыкла просыпаться от тишины. Не от будильника, не от щебетания дочки, а от гулкой, давящей тишины огромной квартиры в престижном районе. Три комнаты, евроремонт, панорамные окна, открывающие вид на кипящую жизнью Москву. Со стороны казалось, что это идеальная картинка из глянцевого журнала. Но для Алисы это был стеклянный замок. Красивый, холодный и невероятно одинокий.
Она спустилась на кухню, где горничная Катя уже молча ставила на стол чашку с свежесваренным капучино. Воздух пахл кофе и дорогими средствами для уборки.
— Максим уже уехал? — спросила Алиса, хотя знала ответ.
— Да, полчаса назад. Сказал, что будет поздно, совещание с инвесторами.
«Совещание», — мысленно повторила Алиса. Это слово стало синонимом его отсутствия. Раньше она ревновала, думала о других женщинах. Теперь же понимала — его главной и единственной любовницей был его бизнес, стройholding «СтройГарант». А она — часть интерьера, которую он когда-то приобрел, чтобы было не стыдно показать в обществе.
Их дочке, пятилетняя Лиза, сонно ковыряла ложкой мюсли. Алиса хотела приласкать ее, но в дверь позвонили. Сердце неприятно екнуло. Она узнала этот настойчивый, властный звонок.
На пороге стояла Светлана Петровна, мать Максима. Женщина с безупречной укладкой и таким же безупречным чувством собственного превосходства. Ее пронзительный взгляд мгновенно оценил Алису с ног до головы, найдя десяток изъянов: немодный домашний халат, отсутствие макияжа, простые тапочки.
— Здравствуй, Алиса, — произнесла она, протягивая для поцелуя щеку. От нее пахло дорогими духами и легким презрением. — Опять не убралась? Везде пыль.
— Здравствуйте, Светлана Петровна. У нас есть Катя, вы знаете, — тихо ответила Алиса, пропуская свекровь вперед.
— Ах да, эта ваша девушка. Нанимать бы надо было с рекомендациями, а не по первому объявлению.
Светлана Петровна прошла в гостиную, удобно устроилась на диване из итальянской кожи и принялась рассматривать интерьер, словно проводила инспекцию.
— Максим на работе, герой, один тянет все на себе. А ты тут кофеек попиваешь, — она сладко улыбнулась, но глаза оставались холодными.
— Я занимаюсь Лизой, — попыталась возразить Алиса, чувствуя, как по телу разливается знакомое чувство вины.
— Ребенком, конечно, заниматься нужно. Хотя, с твоим-то образованием… — Светлана Петровна многозначительно замолчала, давая фразе дойти. — Кстати, как там твои родители? Все еще в той своей хрущевке ютятся? На пенсии, наверное, копейки считают?
Алису будто обдали кипятком. Она сжала пальцы, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Ее родители, Николай и Галина, жили в соседнем подмосковном городке. Отец, бывший блестящий инженер, отдал всю жизнь заводу, который в девяностые едва не обанкротился. Они скромно жили, но их дом всегда был полон тепла и любви, в отличие от этой ледяной квартиры.
— У них все хорошо, спасибо, — сквозь зубы выдавила Алиса.
— Ну, конечно, хорошо, — фыркнула свекровь. — Когда у зятя такой успешный бизнес, всегда живется спокойнее. Хоть какая-то отдача от тебя есть.
Алиса молчала. Любое слово могло стать искрой, которая взорвет этот и без того хрупкий мир. Она вспомнила, как неделю назад просила Максима помочь родителям с деньгами на новое лечение для отца. У Николая стали сильно болеть суставы, нужны были дорогие уколы.
Максим тогда, не отрываясь от телефона, достал из бумажника несколько купюр.
— На, купи им что-нибудь. Только, умоляю, без этих вечных жалоб. Всегда у твоих родителей какие-то проблемы.
Он не понимал, что эти «проблемы» были самой жизнью. Жизнью, в которой были болезни, заботы, но не было вот этого леденящего душу равнодушия.
Вечером Максим вернулся мрачнее тучи. Совещание с инвесторами прошло не так гладко. Он молча прошел к себе в кабинет, хлопнув дверью. Алиса, сделав над собой усилие, пошла за ним. Она хотела поговорить о Лизе, о ее подготовке к школе.
— Макс, можно тебя на минуту?
— Что еще? — он сидел за компьютером, не глядя на нее.
— Я хотела обсудить школу для Лизы. Есть несколько вариантов…
— Выбери самую дорогую и престижную. Я денег дам. Какая разница? — он отмахнулся.
— Разница в подходе, в программе… — начала Алиса, но он ее перебил.
— Алиса, хватит! У меня голова болит от этих проблем! Иди займись ужином или чем ты там обычно занимаешься. Оставь меня в покое.
Она постояла еще мгновение, глядя на его напряженную спину, и тихо вышла, прикрыв дверь. В ее ушах стучало: «Или чем ты там обычно занимаешься». Этой фразой он перечеркивал все ее дни, все заботы о доме, о ребенке, о нем самом.
Она была не женой, не спутницей. Она была дорогой обстановкой, которая вдруг начала говорить невпопад и мешать ему жить в его идеальном, выстроенном им одном мире.
Алиса подошла к панорамному окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Внизу горели огни большого города, кипела жизнь. А ей было так одиноко и холодно в этой роскошной, безупречной клетке. Она еще не знала, что это — лишь затишье перед бурей, которая навсегда изменит их жизни.
Тот вечер начинался как обычный четверг. Максим был дома необычно рано, что само по себе стало тревожным звоночком. Он молча ужинал, уткнувшись в экран смартфона, изредка бросая короткие реплики Лизе о том, чтобы она сидела ровно и не разговаривала за едой. Алиса чувствовала нарастающее напряжение, витавшее в воздухе, словно перед грозой. Она пыталась поддерживать легкий разговор, но ее фразы повисали в тишине, не встречая ответа.
Причину его настроения она узнала, когда раздался звонок от ее матери. Галина Ивановна позвонила, чтобы поблагодарить за перевод — те самые пять тысяч рублей, которые Алиса смогла отложить со своих скромных домашних денег.
— Спасибо, дочка, — голос матери звучал устало, но тепло. — Папе стало чуть легче после этих уколов. Врач говорит, нужен еще курс. Но мы как-нибудь сами…
Алиса, отвернувшись к окну, тихо ответила:
— Мам, не волнуйся, мы решим. Я что-нибудь придумаю.
Как только она положила трубку, раздался ледяной голос Максима. Он отодвинул тарелку и смерил ее уничижительным взглядом.
— Опять твои вечные проблемы? Твои родители уже как пиявки присосались. Никакого чувства меры.
Алиса почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. Все эти годы молчания, унижений, пренебрежительных взглядов его матери — все поднялось комом в горле.
— Это не пиявки, Максим! Это мой отец! Ему больно ходить, понимаешь? — ее голос дрогнул от сдерживаемых эмоций. — А твои пять тысяч — это не помощь, это подачка! Я хочу устроиться на работу. Я найду деньги сама.
Лиза, испуганно смотревшая на родителей, тихо заплакала. Но сейчас было не до нее.
Максим медленно поднялся из-за стола, его лицо исказила гримаса гнева и презрения.
— На работу? — он фыркнул. — Ты о чем вообще? Кто тебя возьмет с твоим дипломом провинциального вуза? Ты за четыре года даже английский нормально не выучила, чтобы в приличной компании копирку носить. Ты думаешь, я позволю тебе позорить меня? Моя жена, торгующая в каком-нибудь офисе?
— Я не хочу быть твоей «женой-витриной»! — выкрикнула Алиса, впервые за долгие годы позволив себе гнев. — Я задыхаюсь в этой золотой клетке! Мне нужна своя жизнь, свои деньги, чтобы не клянчить у тебя на лечение отца!
— Свою жизнь? — он сделал шаг к ней, и его лицо стало по-настоящему опасным. — Хорошо. Получай свою жизнь. Полную, без всяких ограничений.
Он резко развернулся и вышел из столовой. Алиса, дрожа, подошла к Лизе, пытаясь успокоить дочь.
— Не бойся, солнышко, все хорошо…
Через минуту Максим вернулся. В его руке была ее сумка, в которую он скомкано забросил несколько ее личных вещей, которые она купила сама до замужества — старую футболку, книгу, косметичку.
— Вот твоя жизнь. Бери свои жалкие пожитки и катись к своим нищим родителям. Можешь взять с собой свои комплексы и истерики. Надоели.
Он швырнул сумку к ее ногам. Алиса застыла в оцепенении, не веря происходящему.
— Максим… что ты говоришь? — прошептала она. — А Лиза?
— Лиза остается со мной, — отрезал он холодно. — Я не позволю своей дочери расти в какой-то хрущевке, среди нищеты и твоих пораженческих настроений. Она будет жить так, как подобает ребенку из моей семьи. У нее есть няня, частный детский сад, будущее. А у тебя — ничего.
Эти слова прозвучали как приговор. Алиса посмотрела на испуганное лицо дочери, на холодные глаза мужа, на эту роскошную, бездушную кухню. И поняла, что все кончено. Спорить, умолять было бесполезно. Он уже все для себя решил.
Молча, с мертвым лицом, она подняла сумку. Подошла к Лизе, прижала к себе, чувствуя, как дрожит маленькое тельце.
— Я люблю тебя, рыбка. Мама скоро вернется за тобой. Обещаю.
— Хватит театра, — резко сказал Максим. — Уходи.
Она не посмотрела на него больше ни разу. Вышла в прихожую, надела первое попавшееся пальто и вышла за дверь. Звук щелчка замка за ее спиной прозвучал громче любого хлопка.
Спускаясь на лифте, она смотрела на свое отражение в полированной стали и не видела себя. Была лишь пустота.
На улице моросил холодный осенний дождь. Алиса вышла из подъезда и остановилась, не зная, куда идти. Она достала телефон, пальцы дрожали. Она нашла номер в записной книжке и набрала его.
— Папа… — ее голос сорвался в беззвучный шепот, а потом прорвалось наружу. — Папа, я еду к вам…
Дорога в родительский дом слилась в одно сплошное пятно из слёз, огней фонарей за окном такси и приглушённого голоса водителя, доносившегося из радиоприёмника. Алиса не помнила, как платила за проезд и как поднялась на пятый этаж панельной пятиэтажки. Дверь открылась почти сразу, будто её ждали.
На пороге стояла её мама, Галина Ивановна, в стареньком халате, с растрёпанными от сна волосами и глазами, полными тревоги.
— Доченька, что случилось? — она тут же обняла Алису, затянувшуюся пахнущим дождём и чужим парфюмом пальто, которого здесь никогда не видели.
В крохотной прихожей, заставленной коробками, пахло пирогами и домашним уютом. Из спальни вышел Николай, её отец. Он двигался медленно, чуть скованно, и Алиса сразу вспомнила про его больные суставы, про те самые уколы, из-за которых всё началось. Лицо его было серьёзным и сосредоточенным.
— Алиса? — только и произнёс он.
И тут всё прорвалось. Она рыдала, уткнувшись лицом в грудь отца, сжимая в руках рукав его поношенной пижамы. Её трясло, а слова о предательстве Максима, об украденной дочери, о жестоких словах вырывались обрывисто, бессвязно.
Родители молча слушали, усадив её на кухне за старый, застеленный клеёнкой стол. Галина Ивановна поставила перед ней кружку с горячим чаем, а Николай сел напротив, его большие, трудовые руки лежали на столе, сжатые в кулаки. Когда Алиса закончила, в кухне повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов с кукушкой.
Первым заговорил отец. Его голос был низким и спокойным, но Алиса уловила в нём стальную нотку, которую слышала редко.
— Всё, хватит. Плакать закончили, — он отодвинул от себя кружку. — Теперь думаем и действуем. Первое: ты дома. Это твой дом, и никто не имеет права говорить тебе обратное. Второе: Лиза — твоя дочь. Мы её вернём. Законно. Третье: он за всё ответит.
— Коля, успокойся, давление, — тихо сказала мать.
— У меня всё спокойно, — он не сводил с Алисы взгляда. — Ты слышишь меня, дочка? Ты сильнее, чем думаешь. Сильнее, чем он тебя заставил думать.
Эти слова, произнесённые с такой непоколебимой уверенностью, стали для Алисы первым якорем в этом море отчаяния. Ей показалось, что сжавшие её сердце тиски чуть-чуть ослабли.
Её отвели в её старую комнату. Всё было так, как она оставила много лет назад: книги на полке, немного потускневшие от времени постеры на стенах, вязаное покрывало на кровати. Она скинула с себя дорогое, но чужое пальто и упала на подушку, пахнущую родным, знакомым с детства запахом.
На следующее утро жизнь вошла в новое, непривычное русло. Проснулась она от запаха жареной картошки и голосов родителей за тонкой стенкой.
— Надо к юристу, — говорил отец. — Узнать про алименты, про права на ребёнка.
— А где деньги на юриста, Коля? — вздыхала мать. — Пенсии едва хватает…
— Деньги найду. Продам что-нибудь из инструментов в гараже.
Алиса вышла на кухню. Она видела, как мать пересчитывает купюры в кошельке, как отец, превозмогая боль, наливает себе чай. И её охватило новое, незнакомое чувство — не жалость к себе, а яростное, жгучее чувство ответственности. Она стала причиной их новых забот. И она же должна всё исправить.
— Мам, пап, — сказала она твёрдо. — Я найду работу.
Они переглянулись.
— Дочка, в нашем городке с работой туго, — осторожно сказала Галина Ивановна.
— Не важно. Я буду работать официанткой, продавцом, кем угодно. А потом… я что-нибудь придумаю.
Она села за старый семейный компьютер, подключённый к медленному интернету. Первым делом она написала резюме. Опыта работы не было, лишь незаконченное экономическое образование и годы ведения домашнего хозяйства. Она разослала его во все более-менее подходящие места в округе.
Через неделю её взяли официанткой в недорогое кафе в соседнем районе. Ноги гудели после смен, пахло от одежды едой, а в кармане лежали первые самостоятельно заработанные за много лет деньги. Это были смешные деньги, но, отдавая часть матери на хозяйство, она чувствовала себя человеком.
Вечерами, падая от усталости, она садилась за учебники. Старая мечта отца — чтобы она стала хорошим бухгалтером — теперь обрела новый смысл. Это был её шанс.
Как-то раз, придя с работы, она застала отца в гараже. Он сидел за верстаком, покрытым чертежами и схемами. Это не были привычные инженерные рисунки. Это были эскизы какой-то сложной конструкции, испещрённые формулами и пометками.
— Это что, пап? — спросила Алиса.
Николай вздрогнул и прикрыл чертежи рукой.
— Так, ерунда. Старая идея. Одна компания интересовалась когда-то, да всё как-то заглохло.
Он отвёл взгляд, и Алиса поняла, что он что-то недоговаривает. Но у неё не было сил допытываться.
Она звонила Лизе каждый день. Сначала разговоры были долгими и слезливыми, потом дочка стала отдаляться, её ответы становились короче. Однажды в трубке раздался холодный голос Максима:
— Хватит её расстраивать. У неё своя жизнь. Не мешай.
Трубка бросилась. Алиса сидела, сжимая телефон, и смотрела в окно на тёмный двор. В её глазах, помимо боли, впервые зажёгся огонёк. Не просто надежды. Мести. Холодной и тихой.
Она не знала, что в этот самый момент её отец, Николай, тайком от семьи, отправлял по электронной почте письмо с пометкой «Коммерческое предложение» на один из столичных электронных адресов. Тема письма была лаконичной: «Модернизация технологии ВЭУ. К вопросу о продаже патента».
Тем временем в мире Максима всё было далеко не так безоблачно, как он пытался представить. Его «СтройГарант», некогда казавшийся неуязвимым, дал трещину. Крупный проект по строительству жилого комплекса на окраине Москвы заморозился из-за проблем с разрешительной документацией, которую Максим, уверенный в своих связях, попросту проигнорировал. Инвесторы, почуяв неладное, начали нервничать и требовать возврата вложений.
Он сидел в своём просторном кабинете, уставившись в экран монитора, где графики показывали неутешительную динамику. По лицу его пробежала тень раздражения.
— Иван, зайдите ко мне! — рявкнул он в селектор.
Через мгновение в кабинет вошел его финансовый директор, мужчина с усталым лицом и папкой документов в руках.
— Максим Викторович, ситуация осложняется. Банк отклонил заявку на рефинансирование кредита. Просят дополнительные гарантии.
— Какие ещё гарантии? — Максим с силой ударил кулаком по столу. — Они знают, с кем имеют дело! Найди другой банк!
— Мы обошли уже пять, — тихо ответил Иван. — Все ссылаются на повышенные риски в вашем сегменте. Есть ещё один вариант… продать часть непрофильных активов. Например, тот земельный участок под Подольском.
— Ни за что! — отрезал Максим. — Это перспективная земля! Я не намерен распродавать свою империю по кусочкам.
Он не видел проблемы в своих решениях, он видел её в недальновидности банкиров и в некомпетентности подчиненных. Его самомнение, взращенное годами легкого успеха, мешало ему разглядеть надвигающуюся катастрофу.
В личной жизни его ожидания также не оправдывались. Его новая пассия, эффектная блондинка по имени Кристина, оказалась не той кроткой и восхищающейся им девушкой, какой представлялась сначала. Она быстро освоилась в его квартире и с лёгкостью тратила его деньги, не интересуясь их происхождением.
Однажды вечером, когда Максим вернулся домой мрачнее тучи, его встретила не заботливая тишина, а громкая музыка и смех. В гостиной Кристина с подругами устроила вечеринку. На столе красовалась новая сумочка из последней коллекции, цену которой он оценил с профессиональной тоской.
— Максик, наконец-то! — крикнула она, подбегая к нему. — Смотри, что я купила! Ты же не против?
Он хотел было взорваться, но увидел оценивающие взгляды её подруг и сдержался.
— Конечно, нет, — скривил он подобие улыбки.
Его мать, Светлана Петровна, лишь усугубляла ситуацию. Она невзлюбила Кристину с первой минуты, видя в ней не равную себе, а очередную охотницу за состоянием.
— Она тебя в конец разорит, этот пустой цветок, — говорила она сыну, заезжая к нему с проверками. — Алиса хоть скромная была, не транжирила твои деньги на тряпки. А эта…
— Мама, хватит! — обрывал он её. — Алиса и её нищенская психология меня достали. Кристина — девушка из моего круга, она знает, как надо жить.
Он не признавался даже самому себе, что «её круг» состоял из таких же, как она, людей, чьё благополучие держалось на чём угодно, кроме собственных достижений.
Пытаясь удержать напускной образ успешного человека, Максим ввязался в очередной авантюрный проект, заняв денег у сомнительных кредиторов под завышенные проценты. Он был уверен, что успеет выкрутиться, что одна удачная сделка покроет все долги.
Но удача отвернулась от него. Новый проект провалился, а кредиторы, почуяв слабину, стали звонить ему всё чаще, их тон из почтительного становился всё более настойчивым, а затем и откровенно угрожающим.
В один из таких дней, когда он пытался уладить конфликт по телефону, в его кабинет без стука ворвалась Кристина.
— Макс, мне срочно нужны деньги! Там распродажа в бутике, где я тебе пальто присмотрела!
Он, не глядя на неё, схватил с полки тяжёлую хрустальную пепельницу и швырнул её в стену. Прозвучал оглушительный звон.
— Пошла вон! — прошипел он так, что она, побледнев, молча ретировалась.
Он остался один в тишине, разбитой осколками хрусталя и собственными иллюзиями. Воздух в его стеклянном замке стал густым и ядовитым. И где-то там, в другом мире, который он с таким презрением называл «нищим», его бывшая жена, стиснув зубы, училась на бухгалтера, а её отец, «неудачник-инженер», вёл тихие переговоры о продаже патента, который стоил больше, чем все долги Максима, вместе взятые. Но он этого ещё не знал. А если бы и узнал, то не поверил.
Прошло почти три года. Три года, которые изменили Алису до неузнаваемости. Работа официанткой осталась в прошлом. Получив заветный диплом бухгалтера, она устроилась в местную управляющую компанию, где быстро зарекомендовала себя как грамотного и педантичного специалиста. Она научилась разбираться не только в цифрах, но и в хитросплетениях юридических договоров, в тонкостях финансового анализа. По вечерам она продолжала учиться, штудируя литературу по корпоративным финансам и слияниям компаний. Эта учеба была для нее не просто профессиональным ростом — это было оружие. Оружие, которое она готовила для одного единственного выстрела.
Однажды пятничным вечером, когда Алиса, уставшая после рабочей недели, помогала матери накрывать на стол, в доме раздался звонок мобильного телефона отца. Николай, разговаривавший обычно сдержанно, на этот раз не мог скрыть волнения. Он вышел на балкон, и сквозь приоткрытую дверь доносились обрывки фраз: «Серьезно?.. Понимаю… Да, я готов обсуждать…»
Вернувшись в комнату, он выглядел помолодевшим на десять лет. Его глаза, в последние годы часто уставшие и потухшие, горели.
— Галя, Алиса, садитесь, — сказал он, и в его голосе звучала несвойственная ему торжественность. — Помните, я рассказывал про свою старую разработку? Систему для оптимизации энергопотребления ветрогенераторов?
— Ту, что пылилась в гараже? — уточнила Алиса.
— Именно ту. Так вот, нашлась компания, которая заинтересовалась ей всерьез. Очень серьезно. Они предлагают выкупить патент.
Он назвал сумму. Галина Ивановна ахнула и схватилась за сердце. Алиса же замерла, мысленно переводя эти цифры в долги Максима, о размерах которых она узнавала из редких разговоров с его бывшими коллегами, кто по-прежнему симпатизировал ей. Сумма от продажи патента была больше, чем все его долги, в несколько раз.
— Папа, это… фантастика, — наконец выдохнула Алиса.
— Это справедливость, дочка, — поправил ее Николай. — Справедливость, которая пришла ко мне слишком поздно, но, видимо, именно сейчас она была нужнее всего.
Переговоры шли несколько месяцев. Алиса, используя свои новые знания, активно помогала отцу: проверяла юридическую чистоту сделки, консультировалась со специалистами, просчитывала налоговые последствия. Она видела, как ее отец, настоящий гений, годами остававшийся в тени, наконец получает признание.
Когда деньги поступили на счет, первое, что сделал Николай, — положил перед Алиной на стол банковскую карту.
— Это тебе. На «обустройство», — сказал он просто.
— Пап, я не могу… это твои деньги, твой труд всей жизни.
— Моя жизнь уже почти прожита, — мягко ответил он. — А твоя — только начинается. И начинается она с чистого листа. Сделай с этим то, что считаешь нужным. Я тебе доверяю.
В тот вечер Алиса не спала. Она сидела у окна в своей комнате и смотрела на спящий городок. Теперь у нее был ключ. Ключ от клетки, в которую она себя больше не запирала. Теперь она могла диктовать условия.
На следующее утро за завтраком она была необычайно спокойна. Разливая чай, она сказала, глядя на свою кружку:
— Папа, мама, я знаю, что хочу сделать с этими деньгами. Я не хочу просто тратить их. Я хочу вложить. В дело.
— В какое дело? — с интересом спросил Николай.
— В то, которое я знаю лучше всего. В бизнес моего бывшего мужа.
Галина Ивановка выронила ложку. Николай внимательно посмотрел на дочь.
— Ты хочешь помочь ему? После всего, что он сделал?
— Помочь? — Алиса тихо усмехнулась, и в ее глазах мелькнул тот самый холодный огонек, который появлялся все чаще. — Нет, папа. Я хочу его купить. Я хочу, чтобы компания «СтройГарант» стала моей. Полностью.
Она подробно изложила им свой план, который вынашивала все эти месяцы. Она знала о финансовых проблемах Максима, о его долгах, о том, что он отчаянно ищет инвестора. Она объяснила, как через подставные фирмы и анонимных брокеров можно начать скупать его долги, а затем, когда он окажется на грани, предложить ему выкуп по заниженной цене.
— Это же жестко, дочка, — покачала головой мать.
— С ним по-другому нельзя, — абсолютно спокойно ответила Алиса. — Он понимает только язык силы и денег. Он отнял у меня дочь, унизил меня и вас. Он считал нас нищими, не достойными его общества. Что ж, теперь я говорю с ним на его языке. Я возвращаю ему его же правила игры.
Николай долго молчал, глядя на свою дочь, ставшую сильной, целеустремленной и по-холодному расчетливой. Он видел в ее глазах не только жажду мести, но и боль, которую она научилась превращать в действие.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Ты права. Он сделал свой выбор. Теперь делай свой. Я с тобой. Чем могу, помогу.
Алиса кивнула. В ее голове уже выстраивалась четкая схема. Первый звонок финансовому консультанту. Создание новой компании-прокладки. Поиск юриста, который сможет провести всю операцию безупречно. Она не просто хотела отомстить. Она хотела вернуть себе все. Свою дочь, свое достоинство и свое будущее. И первый шаг к этому лежал через развалины империи человека, который когда-то посмел назвать ее нищей.
Кабинет Максима, некогда символ его успеха и могущества, теперь напоминал поле боя после поражения. Горы бумаг, неоплаченные счета, пустой кофейный стакан — всё говорило о хаосе. Сам он, осунувшийся и посеревший, смотрел в экран ноутбука, где красной линией уходили вниз котировки его компании. Давление со стороны кредиторов достигло пика. Последний разговор с представителем банка закончился откровенным угрозой подать заявление о банкротстве.
Внезапно зазвонил телефон. Незнакомый номер, но с московским кодом. Максим машинально ответил, голос его был хриплым от усталости.
— Алло?
— Максим Викторович? — раздался вежливый, но лишённый всяких эмоций мужской голос. — Говорит Алексей Комаров, представитель инвестиционного фонда «Перспектива». Мы получили информацию о вашей ситуации. Возможно, у нас есть решение, которое устроит все стороны.
Максим насторожился, но в его глазах вспыхнула слабая искра надежды.
— Я слушаю.
— Мы готовы рассмотреть вопрос о выкупе контрольного пакета акций «СтройГаранта». Естественно, по цене, учитывающей текущие… обязательства компании.
Цена, которую назвал Комаров, была унизительно низкой. Она едва покрывала самые неотложные долги. Максим сжал кулак.
— Это грабёж! Моя компания стоит в разы дороже!
— В отчётах, которые мы видели, делаются иные выводы, — холодно парировал Комаров. — У вас есть сорок восемь часов на размышление. После этого наше предложение будет снято, и вы останетесь один на один с вашими кредиторами. Думаю, вам известно, к чему это приводит.
Трубка замерла. Максим откинулся на спинку кресла, чувствувая, как стены смыкаются вокруг него. Банкротство означало бы не только потерю бизнеса, но и личное банкротство, потерю имущества, долговую яму на годы вперёд. Этот анонимный фонд был его последним шансом сохранить хоть что-то.
В течение следующих двух дней его адвокат, уставший и измотанный постоянными кризисами, тщательно изучил проект договора.
— Условия жёсткие, Максим Викторович, — сказал он, снимая очки. — Полный вывод действующего руководства, включая тебя. Но юридически всё чисто. Они берут на себя все долги. Это выход. Не самый лучший, но выход.
— Значит, капитуляция, — мрачно констатировал Максим.
— Это бизнес, — пожал плечами адвокат. — Иногда нужно отступить, чтобы сохранить силы.
В день подписания Максим надел свой лучший костюм, словно доспехи, но они уже не могли скрыть его подавленности. Встреча была назначена в нейтральном месте — в современном конференц-зале бизнес-центра. Со стороны фонда присутствовали двое: всё тот же Комаров, сухой и непроницаемый, и его молчаливый ассистент.
На столе лежала папка с документами. Максим медленно пролистал её, читая пункты, лишавшие его всего, что он создавал годами. Рука сама не поднималась взять ручку.
— Максим Викторович, время идёт, — мягко, но настойчиво напомнил Комаров.
Максим вздохнул, последний раз посмотрел на заголовок договора — «Договор купли-продажи 100% долей ООО «СтройГарант» — и с резким движением поставил свою подпись. Он чувствовал себя так, словно подписывал себе смертный приговор.
— Поздравляю с принятием верного решения, — Комаров сложил свой экземпляр договора в портфель. — Новый собственник вступит в права послезавтра. Вам будет направлено официальное уведомление. Добрый день.
Они вышли, оставив Максима в полной тишине залов. Он сидел, глядя в пустоту, и не мог избавиться от ощущения, что только что совершил роковую ошибку. Где-то в глубине души шевелилось смутное подозрение, что всё это было слишком уж гладко и стерильно. Не было торга, не было попыток выжать из него ещё что-то. Всё прошло с пугающей чёткостью, будто его вели по заранее прочерченному пути.
Он не знал, что в это самое время в другом конце города, в скромном, но уютном кабинете небольшой юридической фирмы, его бывшая жена Алиса снимала трубку.
— Документы подписаны, — коротко сказала она. — Готовьтесь к переходу прав.
Она положила трубку и посмотрела в окно. На её лице не было ни радости, ни торжества. Была лишь холодная уверенность. Ловушка захлопнулась. Теперь она ждала дня расплаты.
Утро началось для Максима с тяжёлого похмелья, хотя он не пил. Последние несколько ночей он провёл в беспокойном полусне, ворочаясь и просыпаясь в холодном поту. Сегодня был день, когда новый владелец должен был официально вступить в права. Он договорился со своим секретарём, что приедет в офис к одиннадцати, чтобы собрать личные вещи и достойно, как ему казалось, передать дела.
Дорога до офиса казалась ему похоронной процессией. Он въехал на знакомую парковку на своей всё ещё дорогой, но теперь казавшейся ему позорной, иномарке. Охранник на входе, обычно почтительно кивавший, на этот раз лишь холодно поклонился и тут же отвёл взгляд. Воздух в здании, который всегда пахл деньгами и властью, сегодня был наполнен чем-то другим — ожиданием и страхом.
Лифт медленно поднимался на его бывший этаж. Двери открылись, и он увидел свою бывшую секретаршу Марию. Она стояла бледная, с мобильным телефоном в дрожащей руке.
— Максим Викторович… — она попыталась что-то сказать, но только беспомощно отвела глаза в сторону его кабинета.
Из-за закрытой двери доносились голоса. Один из них — низкий, мужской, незнакомый. А второй… второй был до боли знакомым. Женским. Он не мог поверить своим ушам. Это было невозможно.
Он толкнул дверь и замер на пороге.
В его кресле, за его столом, сидела Алиса.
Она была повёрнута к окну спиной, её строгий деловой костюм идеально сидел на ней. Рядом стоял тот самый Комаров, которого Максим видел на подписании. Увидев Максима, Комаров кивнул Алисе и бесшумно вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
Алиса медленно развернула кресло. Её лицо было спокойным, взгляд — чистым, твёрдым и абсолютно холодным. Она выглядела так, как он никогда не видел её за все годы брака — уверенной, собранной, сильной. Это была не та забитая и несчастная женщина, которую он выгнал из дома. Это был руководитель.
Максим не мог вымолвить ни слова. Его мозг отказывался воспринимать реальность. Он смотрел на неё, и по его лицу медленно расползалась мертвенная бледность, сменяясь синеватым оттенком ярости, стыда и непонимания. Он буквально посерел на глазах.
— Алиса?.. — наконец выдавил он хриплый шёпот. — Что ты здесь делаешь? Это какой-то розыгрыш?
Она не улыбнулась. Её пальцы медленно постукивали по полированной поверхности стола.
— Я здесь у себя, Максим, — её голос был ровным, без единой нотки эмоций. — Поздравляю. Ты наконец-то уходишь к моим «нищим» родителям. Вернее, их дочери. Твои вещи тебя ждут у охраны.
Он стоял, не в силах пошевелиться. Слова, которые он когда-то бросил ей в лицо, теперь вернулись к нему с такой сокрушительной силой, что у него перехватило дыхание. Воздух словно стал густым, он с трудом ловил его ртом.
— Это… это ты?.. Ты стояла за всем? — он сделал шаг вперёд, опираясь на стул для посетителей. — «Фонд «Перспектива»? Это ты?
— Мне нужно было гарантировать, что ты подпишешь, — ответила она. — А с твоим эго договориться можно было только из позиции силы. Анонимный инвестор — идеальный вариант.
Внезапно дверь с шумом распахнулась. На пороге, запыхавшаяся, с искажённым яростью лицом, стояла Светлана Петровна.
— Максим! Что здесь происходит?! Мне позвонили, сказали, что тут какие-то непонятные… — её взгляд упал на Алису, и она замолкла, её глаза вышли из орбит. — Ты?! – прошипела она. – Каким образом ты здесь оказалась? Убирайся вон, пока я не вызвала полицию! Безродная выскочка!
Алиса медленно поднялась из-за стола. Её движения были плавными и полными достоинства. Она подошла к свекрови, остановившись в двух шагах.
— Светлана Петровна, — голос Алисы по-прежнему был тихим, но каждое слово било точно в цель. — Вы всегда учили меня знать своё место. Вы не уставали повторять, откуда я родом и чего стою. Теперь вы своё знайте. Вы — на территории моей компании. И вы — незваный гость.
Она повернулась к двери, где уже стоял тот самый охранник.
— Охрана, удалите эту женщину. И проводите господина Орлова. Он нам больше не сотрудник.
Светлана Петровна попыталась что-то крикнуть, но охранник, импозантный мужчина в форме, вежливо, но твёрдо взял её под локоть.
— Прошу вас, гражданка.
Максим всё ещё стоял, как громом поражённый. Он смотрел на Алису, искал в её глазах хоть каплю неуверенности, жалости, чего угодно. Но видел только сталь.
— Лиза… — вдруг вырвалось у него. — Я не отдам тебе Лизу.
В глазах Алисы мелькнула тень, но голос не дрогнул.
— Мы это обсудим в суде. У меня теперь есть все возможности, чтобы доказать, что жизнь с матерью, у которой есть стабильный бизнес и твёрдая почва под ногами, будет для дочери лучше, чем с отцом-банкротом, погрязшим в долгах. А пока — прощай, Максим.
Она развернулась и снова села в кресло, повернувшись к нему спиной, к панорамному окну, за которым лежал весь город. Этот жест, полный окончательного пренебрежения, добил его больше любых слов.
Он постоял ещё мгновение, затем, пошатываясь, вышел в коридор. Дверь в его бывшую жизнь тихо закрылась за ним. У лифта его ждал охранник, держа в руках картонную коробку с его вещами — фотографией с Лизой, дорогой ручкой, запасным галстуком.
Максим машинально взял коробку и пошёл к лифту. Он не видел дороги перед собой. В ушах стоял оглушительный звон, а в голове крутилась лишь одна фраза, его же фраза, произнесённая три года назад: «Уходи к своим нищим родителям».
Прошел год. Осень снова заглянула в город, окрасив листья в багрянец и золото, но в душе Алисы царила непривычная, прочная весна. Она сидела в том самом кабинете, откуда когда-то ушла униженной и разбитой. Теперь здесь всё дышало ей: на столе стояла фотография Лизы, на полке лежали стопки отчётов с её пометками, а за окном кипела жизнь города, который она больше не боялась.
Компания «СтройГарант», пройдя через грамотное санирование и смену стратегии, не просто выжила — она расцвела. Алиса оказалась не просто мстительницей, но и блестящим управленцем. Она отсекла коррупционные схемы, сделала ставку на честность и качество, и инвесторы, увидев порядок в документах и прозрачность в работе, вернулись.
Дверь в кабинет тихо открылась, и на пороге замерла Лиза. Десятилетняя девочка с большими, уже не испуганными глазами.
— Мам, мы можем пойти? Бабушка с дедушкой ждут.
— Сейчас, рыбка, — Алиса улыбнулась и отложила планшет.
Лиза переехала к ней почти сразу после суда, который был коротким и предсказуемым. Алиса предоставила неопровержимые доказательства своей финансовой стабильности, справки из школы Лизы о её успехах, а главное — желание самой девочки. Максим, погрязший в долгах и унижении, не смог ничего противопоставить. Его гордыня была сломлена, а ресурсов — ноль.
Они вышли из офиса и сели в машину. Алиса давно сменила роскошный внедорожник на комфортабельный, но не вычурный седан. Она везла Лизу не в бездушный особняк, а в тот самый родительский дом, в хрущёвку, где пахло пирогами и теплом.
За столом, накрытым Галиной Ивановной, царило спокойное счастье. Николай, заметно похорошевший, с сияющими глазами, рассказывал Лизе байки из своей инженерной молодости. Он больше не скрывал свою гордость за дочь. Его патент не просто сделал их богатыми — он дал Алисе шанс, которым она воспользовалась блестяще.
— Как дела на работе, дочка? — спросил он, передавая ей салатницу.
— Всё стабильно, пап. Закрыли очередной квартал с прибылью. Подписали контракт с городской администрацией.
— Молодец, — он кивнул, и в его взгляде читалось нечто большее, чем одобрение. Это было уважение.
После ужина, укладывая Лизу спать, Алиса сидела на краю её кровати в своей старой комнате. Девочка обняла её за шею.
— Мам, а папа сейчас совсем один?
Алиса погладила её по волосам. В её сердце не было ни злорадства, ни ненависти. Лишь лёгкая, отстранённая грусть.
— У каждого своя жизнь, Лиза. И каждый сам делает свой выбор. Твой папа выбрал когда-то свой путь. А я — свой. И я ни о чём не жалею. Главное, что у нас с тобой теперь всё хорошо.
Она поцеловала дочь, выключила свет и вышла на кухню, где родители пили чай. За окном горели огни её родного городка, такие же спокойные и тёплые, как и её нынешняя жизнь.
Она не знала и не хотела знать подробностей о Максиме. Случайно узнала, что он устроился менеджером по продажам в небольшую фирму, снимает скромную квартиру на окраине. Его мать, Светлана Петровна, после скандала в офисе перестала появляться в их жизни. Империя рухнула, оставив после себя лишь тихий шорох былых амбиций.
Как-то раз, проходя по торговому центру, Алиса увидела его. Он стоял у витрины электроники, смотря в пустоту. Он был в дешёвом пальто, его плечи были ссутулены, а в глазах — та самая пустота, которую она когда-то видела в своём отражении. Их взгляды встретились на секунду. Он узнал её, содрогнулся и быстро, почти бегом, скрылся в толпе.
И в тот момент Алиса поняла, что не чувствует ничего. Ни торжества, ни жалости. Только спокойное осознание того, что её путь и его путь окончательно разошлись. Она не простила. Просто перестала оглядываться назад.
Она вернулась домой, в свою новую, настоящую жизнь. В жизнь, которую она построила сама, без подачек и унижений. В жизнь, где её уважали, где её любили, где она была нужна. Она подошла к окну, глядя на тёмное небо, и подумала, что самое сладкое в мести — не триумф, а тихое, мирное счастье, которое наступает после. Счастье, которое больше никто и никогда не сможет у неё отнять.
«Я не простила. Я просто перестала оглядываться назад», — прошептала она в тишину и пошла спать, в свою комнату, в свою крепкую и настоящую жизнь.
— Мы с мамой решили: пусть наша квартира будет записана на нее. Это просто формальность