— Ну всё, давай, целую! Ты там сильно не скучай, два дня пролетят — не заметишь.
Сергей обнял жену с той немного неуклюжей нежностью, которая свойственна мужчинам, не привыкшим выставлять чувства напоказ. Он втянул носом знакомый запах её волос и духов — аромат чистоты и чего-то неуловимо цветочного, который он всегда связывал с домом и уютом. Ирина, уже мысленно находясь в дороге, на автомате поправила ему воротник рубашки, а затем подняла глаза. В её взгляде смешались тёплая забота и нотка строгой предусмотрительности.
— Я не скучать буду, Серёжа, а волноваться. Я тебя прошу, как человека прошу, только без фокусов. Ты мне обещал. Никаких посиделок, никаких гостей. Особенно Толяна своего не приводи. Ты же сам знаешь, после него всегда как орда прошла. Последний раз, когда вы «тихо посидели», мне пришлось полдня отмывать кухню от пива и чистить раковину от рыбьей чешуи.
Она говорила это беззлобно, скорее, как напоминание о пройденном уроке. Сергей слегка насупился, изображая обиду.
— Ир, ну ты опять за старое. Сказал же — нет, значит нет. Всё, табу. Я что, сам себе враг? Диван только перетянули, два дня как привезли. Ковёр этот твой, светлый, как первый снег. Думаешь, мне хочется потом выслушивать недельные лекции и спать на раскладушке? Всё, буду паинькой. Лягу на диван, включу сериал какой-нибудь дурацкий, закажу пиццу. Максимум — бутылочку пива себе позволю, для аппетита. Честное пионерское.
Он для убедительности приложил два пальца к виску, изображая салют, и состроил самую честную и преданную мину, на какую был способен. Ирина, хоть и с тенью сомнения в глазах, всё же улыбнулась. Она знала своего мужа: он был не злым, а скорее, увлекающимся и по-детски безответственным, когда дело касалось друзей и «отдыха». Но она хотела ему верить.
— Ладно, верю, — она поцеловала его в колючую щеку, подхватила небольшую дорожную сумку. — Маме привет передавай. И кота не забывай кормить.
Дверь тихо щёлкнула. Сергей постоял пару секунд, глядя на её гладкую поверхность, дождался, пока стихнет гул уезжающего лифта, и только после этого с грохотом повернул ключ в замке. Тишина, обрушившаяся на квартиру, показалась ему оглушительной. Это была не просто тишина. Это был звук свободы. Чистой, незамутнённой, абсолютной свободы на ближайшие сорок восемь часов. Хитрая, предвкушающая улыбка сама собой расползлась по его лицу. Он вытащил из кармана джинсов телефон, быстро нашёл в списке контактов номер «Толян Гараж» и нажал кнопку вызова.
— Алло, Анатолий! Приём! Объявляю код «Красный», операция «Свобода» началась. Теща жену к себе забрала. На два дня, понял? Так что бери Пашку с Витьком и дуйте ко мне. Только тихо, как ниндзя, без палева. Пиво по дороге захватите, светлое, ящик. И рыбки какой-нибудь, леща пожирнее. Всё, жду!
Меньше чем через час в дверь раздался условный стук — три коротких, один длинный. На пороге, как три богатыря после долгого похода, стояли его лучшие друзья. Во главе процессии, как всегда, был Толян — крупный, шумный мужик с добродушным, но вечно красным лицом и оглушительным смехом. В руках они держали несколько увесистых пакетов, из которых доносилось вожделенное бряцание стекла и пряный запах копчёной рыбы.
— Проходим, проходим, диверсанты, — зашипел на них Сергей, для вида оглядываясь на лестничную площадку, где царила мёртвая тишина. — Разувайтесь тут, и сразу на кухню. Конспирация, мужики!
Вечер начинался чинно, благородно и почти интеллигентно. Они расположились за небольшим кухонным столом, который Ирина с любовью называла «кофейным уголком». На стол легли газеты, чтобы не испачкать скатерть. Запотевшие бутылки выстроились в ряд, как солдаты на параде. Разговоры текли лениво и мирно, под треск разрываемой воблы и тихий шорох открываемых чипсов. Обсуждали работу, новую машину Витька, дурака-начальника на заводе, где Толян трудился мастером. Сергей чувствовал себя на вершине блаженства. Идиллия: он и жену не обманул — сидят тихо, на кухне, пьют лёгкое пиво, никому не мешают. И с друзьями отдыхает. Идеальный компромисс. Он — гений семейной дипломатии.
После третьего бокала кухонный стол стал казаться тесным, а разговоры — слишком тихими для такого грандиозного события, как «день свободы». Первым, разумеется, не выдержал Толян. Он с грохотом поставил пустую кружку и обвёл маленькое помещение тоскливым взглядом.
— Серый, а что мы тут в тесноте ютимся, как мыши под веником? У тебя же зал — аэродром! Диван, телек большой. Сейчас же футбол начнётся, финал кубка! Чего мы как неродные тут жмёмся? Пойдём по-человечески расположимся.
Сергей на секунду замялся. В голове туманным образом промелькнул образ Ирины и её строгий наказ. Гостиная была её святилищем. Новый диван, который они выбирали три месяца, и этот почти девственно-белый ковёр, купленный после долгого скандала, были символами их семейного благополучия. Пускать туда Толяна с пивом и рыбой было сродни запуску козла в огород. Но отказать друзьям, да ещё и под действием хмеля, было выше его сил.
— А пойдёмте, чего уж, — махнул он рукой, отгоняя остатки совести. — Только, мужики, я вас Христом-богом молю: аккуратнее! Ничего не проливать, не сорить! И не курить! Ира меня потом с костями съест и на этом же ковре похоронит.
— Да кто ж сорить будет, командир, — басовито рассмеялся Толян, похлопывая его по плечу так, что Сергей едва не пролил остатки пива на себя. — Мы люди культурные, почти интеллигенция.
Компания, гремя бутылками, переместилась в гостиную. Комната встретила их чистотой и светом. Они с наслаждением плюхнулись на упругие подушки нового дивана. На экране замелькали зелёные футболки игроков, пиво лилось рекой. На журнальный столик, помимо рыбы, перекочевали пакеты с чипсами и сухариками. Разговоры стали громче, жесты — размашистее.
В разгар первого тайма, когда их любимая команда забила гол, Толян вскочил с победным рёвом. Его локоть задел полную кружку с тёмным, почти чёрным пивом. Тёмно-коричневая струя ударила в самый центр белоснежного ковра, мгновенно впитываясь и расплываясь уродливым, грязным пятном.
— Ой, блин, — крякнул Толян, глядя на содеянное. Он неуклюже попытался затереть пятно носком своего ботинка, но от этого оно стало только больше и безобразнее.
Сергей похолодел. Он смотрел на это пятно, как на смертный приговор. Но Пашка тут же сунул ему в руку полную кружку:
— Да ладно, Серый, не парься! Завтра содой с уксусом ототрёшь, делов-то. Давай за победу!
Сергей залпом выпил пиво, и страх немного отступил. Действительно, что он, как девчонка? Завтра всё уберёт. Но атмосфера уже изменилась. Первый запрет был нарушен, и это развязало всем руки. После пива на столе как-то сама собой появилась бутылка коньяка, принесённая Витьком «на всякий случай». А после второй рюмки Толян, откинувшись на спинку дивана, со смаком закурил.
— Толян, ты чего творишь?! — взвился было Сергей. — Я же просил!
— Серёга, ну не будь занудой, — лениво ответил тот, выпуская в потолок густое кольцо дыма. — На балкон тащиться — вся игра пройдёт. Я форточку открою, проветрится всё. Твоя Ирка и не учует ничего.
Через пять минут в гостиной курили уже все трое его гостей. Комната, ещё час назад пахнущая свежестью, наполнилась едким, кислым запахом дешёвых сигарет. Пепельницы не было, и пепел стряхивали в пустую пивную банку. Рассказывая очередной солёный анекдот, Толян так активно жестикулировал, что горящий кончик его сигареты прочертил короткую траекторию и ткнулся прямо в новый подлокотник дивана. Маленький оранжевый огонёк на мгновение вспыхнул и погас, оставив после себя аккуратную, чёрную, оплавленную дырочку и едкий запах палёной синтетики.
На этот раз никто даже не ойкнул. Все сделали вид, что ничего не заметили. Веселье было в самом разгаре. Все запреты были нарушены, все мосты сожжены. Сергей, уже изрядно пьяный, смотрел на разгром вокруг себя мутным взглядом и думал только об одном: как же хорошо, что у него в запасе есть ещё целые сутки, чтобы всё это убрать. Он даже не догадывался, насколько сильно он ошибался.
Рейс вечернего автобуса отменили из-за какой-то внезапной поломки. Ирина, потолкавшись у кассы и поняв, что следующего придётся ждать до утра, уже собиралась звонить матери и оставаться ещё на одну ночь. Но тут ей улыбнулась удача: один из водителей, собиравшийся ехать в её город порожняком, согласился подвезти за умеренную плату. Она даже обрадовалась — вернётся домой на сутки раньше, сделает мужу сюрприз. Представила, как он, наверное, скучает один в пустой квартире, смотрит свои сериалы, ест пиццу из коробки. Улыбнувшись своим мыслям, она устроилась на переднем сиденье и задремала под мерное гудение мотора.
Ключ в замке повернулся непривычно легко, без второго оборота, который она всегда делала на ночь. Это было первое, что её насторожило. Но то, что ударило ей в лицо, когда дверь открылась, заставило её застыть на пороге. Это была удушливая, тошнотворная волна запахов: тяжёлый, кислый перегар, едкий дым дешёвых сигарет и приторно-сладкий аромат коньяка, смешанный с запахом несвежей еды. Воздух в её чистой, ухоженной квартире был настолько густым и грязным, что его, казалось, можно было резать ножом.
Она сделала шаг внутрь и замерла, не в силах поверить своим глазам. Прихожая была завалена грязной уличной обувью — три пары растоптанных мужских ботинок и кроссовок, от которых по чистому полу расползались грязные лужицы. Из гостиной доносился пьяный гомон, громкий смех и рёв телевизора, где шёл какой-то футбольный матч.
Ирина медленно, как во сне, прошла в комнату. Картина, открывшаяся ей, была страшнее любого ночного кошмара. В центре её идеальной гостиной, её гордости, сидели трое друзей мужа и сам Сергей. Они уже не просто выпивали — они были в той стадии опьянения, когда человек теряет всякую связь с реальностью. Лица красные, опухшие, глаза мутные и бессмысленные.
На белоснежном, как первый снег, ковре расплывалось огромное, безобразное пятно от тёмного пива, похожее на грязный синяк. Журнальный столик был заставлен пустыми бутылками, банками, завален окурками, рыбьими костями и крошками от чипсов. Но самое страшное было не это. Ирина увидела аккуратную, прожжённую дыру на подлокотнике их нового, купленного в кредит дивана. Чёрное, оплавленное клеймо прямо на светло-серой ткани.
Именно в этот момент Сергей, наконец, заметил её. Он повернул голову, долго, тупо фокусируя на ней взгляд, а затем его лицо расплылось в идиотской, пьяной улыбке. Он совершенно не понял, что произошло. В его затуманенном мозгу её внезапное появление было не катастрофой, а приятным дополнением к вечеру.
— О, Иришка! А ты чего так рано? — промычал он, пытаясь встать, но лишь качнувшись и снова плюхнувшись на диван. — А мы тут… это… Серёги день рождения отмечаем!
Толян, сидевший рядом, согласно икнул и тоже повернулся к ней.
— Ир, а ты это… не стой в дверях! Проходи, присоединяйся! — он обвёл рукой стол. — У нас тут всё есть. Только вот закуска кончается. Нарежь нам салатика какого-нибудь, а? Оливье там, или что у тебя есть в холодильнике? А то мужики голодные.
Эта фраза. «Нарежь нам салатика». Произнесённая в её разгромленной, прокуренной, осквернённой квартире. Она ударила Ирину сильнее пощёчины. Весь шок, вся обида, всё разочарование в один миг сменились слепой, ледяной яростью. Она не сказала ни слова. Она просто развернулась и молча пошла в сторону ванной. Мужчины, не поняв её манёвра, проводили её пьяными взглядами. Сергей даже крикнул ей в спину: «Ты куда? Колбасы ещё захвати!».
Она не слышала. В её ушах стоял гул. Она вошла в ванную, схватила первое, что попалось под руку — ярко-оранжевое пластиковое ведро, — сунула его под кран и до упора повернула рукоятку холодной воды.
Ирина вернулась в гостиную так же тихо, как и вышла. Мужчины даже не заметили её появления. Толян как раз рассказывал очередной пошлый анекдот, Пашка с Витьком над ним гоготали, а Сергей пытался налить остатки коньяка в кружку, щедро проливая драгоценную жидкость на стол. В руках Ирина держала полное ведро ледяной воды. Она подошла к компании почти вплотную, занося ведро над центром стола. Её лицо было абсолютно спокойным, даже отрешённым. В этот момент она не чувствовала ничего, кроме холодной, концентрированной ненависти.
Не говоря ни слова, она опрокинула ведро.
Ледяной водопад с шумом обрушился прямо на стол, смешивая остатки закусок, пепел и коньяк в одну грязную бурлящую массу. Брызги разлетелись во все стороны, окатывая ошарашенных мужчин с головы до ног. На секунду воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь звуком капающей с их волос и одежды воды. Телевизор что-то бодро кричал про опасный момент у ворот.
Первым опомнился Толян. Он вскочил, отряхиваясь, как мокрый пёс, и из его рта вырвался поток отборного мата.
— Ты что, сдурела, коза?! Совсем крыша поехала?!
Пашка с Витьком тоже повскакивали, растерянно озираясь и пытаясь стряхнуть с себя воду и прилипшие куски салата. Но страшнее всех был Сергей. Его пьяная улыбка мгновенно сползла с лица, сменившись звериным оскалом. Облитый водой, с прилипшей ко лбу прядью волос, он выглядел одновременно и жалко, и страшно.
— Ах ты, сука! — взревел он, и хмель окончательно ударил ему в голову. — Ты что себе позволяешь?!
Он ринулся на неё, выставив вперёд кулаки. Но расчёт его был неверным. Пол, залитый водой из ведра, превратился в каток. Сделав всего шаг, Сергей поскользнулся на мокром ламинате, его ноги разъехались, и он с глухим стуком рухнул на пол, приложившись лицом прямо об угол журнального столика. Раздался неприятный хруст, и по его подбородку потекла струйка крови из разбитого носа.
Но Ирину это не остановило. Ярость требовала выхода. Она метнулась в коридор, схватила стоявшую у стены швабру — тяжёлую, с деревянным черенком — и вернулась в гостиную, как фурия с копьём наперевес.
— Вон, — прошипела она, и в её голосе не было ни капли прежней Ирины. — Все. Вон отсюда.
Толян, всё ещё пытаясь осознать происходящее, сделал шаг к ней.
— Да ты успокойся, слышь…
Он не договорил. Ирина с размаху опустила черенок швабры ему на плечо. Удар получился на удивление сильным. Толян взвыл от боли и отскочил назад. Пашка и Витёк, увидев это, мгновенно протрезвели. Они поняли, что это не женская истерика, а нечто гораздо более серьёзное. Пока Ирина, не глядя, охаживала шваброй всё, что попадалось ей на пути — спинки стульев, диван, ноги оцепеневших гостей — они бросились в коридор, пытаясь на ходу натянуть мокрые ботинки.
Ирина, как одержимая, гнала их шваброй через всю квартиру.
— Убирайтесь, твари! Вон из моего дома!
Она вытолкала их на лестничную клетку, схватила их обувь, которая валялась в прихожей, и одну за другой вышвырнула им вслед. Затем она захлопнула тяжёлую металлическую дверь и с грохотом повернула оба замка.
С той стороны послышались маты, угрозы, а потом всё стихло. Друзья, очевидно, решили не связываться с обезумевшей женщиной и бросили своего раненого товарища. Сергей, кое-как поднявшись на четвереньки, подполз к двери. Кровь из носа уже залила ему всю рубашку.
— Ира, открой! Ты чего, обалдела совсем? Открой, я сказал! — он забарабанил в дверь кулаком.
Ирина прислонилась спиной к холодному металлу двери, тяжело дыша. Её руки мелко дрожали, но голос был твёрдым и ледяным. Она подошла к двери вплотную и произнесла отчётливо, чеканя каждое слово, чтобы он услышал её через толстый металл:
— Твои друзья будут бухать в гараже, а не в нашей гостиной! Мне плевать, что у Серёги день рождения, я не собираюсь убирать за вашим свинарником и слушать пьяный бред до утра! Вон отсюда все!
Он замолчал, ошарашенный. А она продолжила, уже тише, но с той же стальной интонацией, обращаясь скорее к себе, чем к нему:
— Ночевать будешь на коврике, ублюдок. Можешь позвонить своему Толяну, пусть он тебя подберёт. Если подберёт.
За дверью повисла тишина, нарушаемая только его тяжёлым, сдавленным сопением. Он дёрнул ручку ещё раз, потом ещё. Поняв, что всё бесполезно, он сполз по двери и сел на холодный кафельный пол подъезда. В квартире не раздалось больше ни звука. Ирина просто стояла посреди разгромленной гостиной, глядя на дело рук своих. На полу расплывалась огромная лужа, в которой плавали окурки и остатки еды. На диване зияла чёрная дыра ожога. На ковре застывало уродливое пятно. Но впервые за весь вечер она почувствовала не ярость, а пустоту. И странное, пугающее облегчение. Скандал закончился. Кажется, вместе с ним закончилось и всё остальное…
Продавай свою квартиру, мы переезжаем! – сказал муж, еще не зная, что это его вещи окажутся за дверью