— Это моя квартира, Костя! — Наталья стояла на пороге гостиной, прижав ладони к бёдрам так крепко, что костяшки побелели. — Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты даже не спросил меня.
— Наташ, ну не начинай, — муж поднял ладони, будто защищался от удара. — Она же моя сестра. У неё сейчас тяжёлый период. Где ей ещё жить?
— У неё всегда «тяжёлый период»! — голос Натальи дрожал, но не от жалости, а от злости, копившейся годами. — Три месяца назад она взяла у меня деньги на ремонт зуба и не вернула. До этого — мою кофту. Я её до сих пор не нашла. А теперь ты приводишь её сюда. Без согласия. Без предупреждения.
На диване, нагло развалившись, сидела сама Лена. В руках у неё был стакан с вином — из Натальиного же хрустального набора, подаренного подругой на свадьбу. Вино оставило бордовое кольцо на белой скатерти. Лена усмехнулась:
— Ну зачем так трагично? Я ж не навсегда. Две недели — и я съеду. Ты просто делаешь из мухи слона.
— Из мухи? — Наталья резко шагнула к столу, ткнула пальцем в красное пятно. — Это моя жизнь. Мой дом. Мои вещи. Это не муха, Лена, это постоянный бардак, который ты приносишь с собой.
Константин заёрзал. Ему не нравился этот разговор: слишком громкий, слишком прямой. Он хотел тишины, хотел «как-нибудь договориться».
— Наташа, успокойся. Мы же семья, — пробормотал он.
Эти слова стали последней каплей.
— «Мы же семья»? А я тебе кто, соседка по лестничной площадке? — Наталья почувствовала, как в горле поднимается крик. — Ты готов ради своей сестры перечеркнуть всё, что мы строили?
Лена хмыкнула и сделала глоток вина.
— Ты стала жестокой, Наташа. Мне и так плохо, а ты ещё на меня орёшь. Что я тебе сделала? Ну, разбила когда-то твой крем. Случайно. Деньги не отдала, потому что у меня нет выхода. Но ты же понимаешь: всё это мелочи.
— Мелочи? — Наталья вспомнила, как собирала по полу осколки флакона с дорогими духами. Сколько тогда было злости и бессилия. Она неделю не могла заходить в спальню без дрожи — запах дорогого парфюма пропитал ковёр.
Она вдруг поняла: её брак рушится не из-за этой женщины на диване, а из-за мужчины, который молчит и прячет глаза.
— Костя, — тихо, но жёстко сказала она, — или ты сейчас объясняешь сестре, что она не может здесь жить, или… я сама решу, как дальше быть.
— Наташ, — он протянул к ней руку, но она отстранилась. — Ты стала другой. Раньше ты была мягче.
— Раньше я верила, что ты меня уважаешь.
Тишина разорвала комнату. Лена, сжав губы, положила пустой стакан на стол. Казалось, что даже старые часы на стене перестали тикать.
Наталья ушла в спальню, захлопнув дверь. За дверью слышался голос Лены, жалобный, растянутый:
— Она меня ненавидит, Костя. Она хочет, чтобы я под забором жила.
А муж что-то бормотал в ответ. Наталья не стала слушать. Она знала: оправдания будут одни и те же — «трудное время», «надо помочь», «мы же семья».
Вместо того чтобы лечь спать, она вытащила из шкафа коробку с вышивкой. Села на край кровати, но руки дрожали так, что игла падала из пальцев.
На следующий день Лена уже хозяйничала на кухне. На столе — гора немытой посуды. Холодильник приоткрыт.
— Я тут котлеты пожарила, — бодро сказала она, встряхивая сковородкой. — Правда, чуть подгорели. Но ты не придирайся.
— Это моя сковорода. — Наталья взяла её, осмотрела обугленное дно. — Ты мне её испортила.
— Да ладно тебе. Купишь новую. Ты ж зарабатываешь хорошо.
У Натальи перехватило дыхание. «Купишь новую» — чужой рот распоряжается её деньгами.
Костя вошёл на кухню, увидел лица женщин и замер.
— Только не начинайте с утра, — устало сказал он. — Я на работу опаздываю.
Наталья посмотрела на него и вдруг поняла, что её брак трещит по швам не где-то там, в далёком будущем, а здесь, на кухне, среди грязной посуды и запаха подгоревшего масла.
Вечером они снова сцепились. Лена разбила бокал — любимый, старинный, оставшийся от бабушки.
— Ну и что? — пожала плечами. — Сколько можно хранить этот хлам?
Наталья схватилась за виски.
— Ты даже не извинилась.
— Я же сказала: случайно. Ты меня душишь своими претензиями!
Константин, вернувшийся с работы, встал между ними.
— Хватит. Я больше не могу это слушать.
— А я больше не могу это терпеть, — отчеканила Наталья.
И впервые за много лет почувствовала, что её голос звучит твёрже, чем голос мужа.
В ту ночь она спала плохо. Снились осколки — бокала, флакона, даже собственной жизни. Она собирала их руками, резалась, а муж и сестра смеялись за её спиной.
Проснувшись, Наталья твёрдо решила: больше она так жить не будет.
— «Мы больше не семья. А раз так, то входить в чужое положение я не обязана», — произнесла она шёпотом в темноте.
Это была не просто фраза. Это был приговор.
— Лена, — Наталья стояла посреди кухни, сжав руки в кулаки так, что ногти впивались в ладони. — У тебя две недели. Две. Не месяц, не полгода. Через четырнадцать дней ты отсюда уходишь.
Лена зевнула, отодвинула тарелку с недоеденной яичницей и лениво посмотрела на неё, будто услышала не ультиматум, а прогноз погоды.
— Наташ, ну что ты как железная дверь, честное слово. Куда я пойду? У меня нет ни копейки, никакой работы. Разведёнка с хвостом из долгов. Ты же не зверь.
— Я не зверь, — спокойно, но хрипловато сказала Наталья. — Но я и не твоя нянька.
Константин поднял глаза от телефона и вмешался:
— Может, не стоит так жёстко? Ну дашь ей месяц.
— Нет. — Наталья посмотрела прямо в глаза мужу. — Две недели. И точка.
Он нахмурился.
— Ты стала жестокой.
— Я стала взрослой. А ты так и не вырос.
В кухне повисла тишина. В этой тишине слышно было, как капает кран, как за стеной сосед сверлит, как на столе сжимает вилку Лена, будто готова вот-вот запустить ей в лицо хозяйке квартиры.
Через три дня ситуация дошла до абсурда. Лена заняла ванную на час с лишним, а Наталья, торопившаяся на работу, так и не смогла попасть внутрь.
— Мне же нужно собраться, у меня собеседование! — кричала Лена из-за двери.
— А мне нужно на работу. Я не собираюсь из-за тебя опаздывать, — Наталья стучала кулаком.
— Ты эгоистка! — донеслось изнутри.
Наталья рассмеялась — нервно, зло:
— Эгоистка? В собственной квартире?
Когда Лена наконец вышла, с полотенцем на голове и с довольной ухмылкой, Наталья посмотрела на мужа:
— Видел? Это твоя сестра. Твоя.
Костя потёр переносицу, будто устал от этих разговоров больше, чем от своей офисной работы.
— Я не могу её выгнать. У неё же никто не остался.
— У неё осталась ты, — парировала Наталья. — Вот и живите вдвоём.
Он отшатнулся, будто его ударили.
Вечером Наталья вернулась домой и застала Лену на диване. На коленях у той был ноутбук. Натальин ноутбук.
— Ты что делаешь? — голос у неё сорвался.
— Резюме пишу, — не отрываясь от экрана, ответила Лена. — Мне же нужна работа. Ты сама сказала.
— Это мой ноутбук. Ты меня не спросила.
— Да ладно, что тебе жалко? Мы же семья.
— «Мы же семья» — это у вас с Костей оправдание для всего. А для меня — это пустые слова.
Она выдернула ноутбук из рук Лены. Та ойкнула, будто у неё украли хлеб.
Костя, сидевший рядом, вскочил:
— Наташа, хватит! Ты становишься просто чудовищем.
— Чудовищем? — Наталья замерла, ощущая, как внутри всё обрывается. — Хорошо. Пусть будет так.
Через неделю всё стало окончательно ясно. Лена не искала квартиру, не искала работу. Дни она проводила на диване, просматривая сериалы, вечерами звонила подругам и жаловалась на «жестокую невестку».
В одну из ночей Наталья проснулась от запаха — горелого пластика. Выскочив на кухню, она увидела: Лена забыла чайник на включённой плите.
— Ты могла спалить квартиру! — закричала Наталья.
— Случайно, — протянула та, вытирая глаза. — У меня всё из рук валится.
— Из рук у тебя не жизнь валится, а чужое имущество, — холодно ответила Наталья.
На шум вышел Константин.
— Господи, да что вы всё время как собаки? Я устал!
— Устал? — Наталья посмотрела на него, и её голос стал ледяным. — Тогда слушай. Либо она уходит. Либо я.
Он молчал. Потом тихо сказал:
— Она останется.
Сначала Наталья не поняла. Она переспросила:
— Что?
— Она останется. Ты должна её понять. У неё никого нет.
Эти слова прозвучали как приговор. Наталья молча пошла в спальню. Села на кровать. Достала из тумбочки папку с документами. Квартира была её — куплена ещё до брака. И это давало ей силу.
Она позвонила подруге-юристу. Голос дрожал, но слова были чёткими:
— Маша, мне нужен развод. Срочно.
Наутро Наталья собрала вещи мужа — рубашки, галстуки, ботинки. Всё сложила в чемодан. Поставила у двери.
Когда Константин вернулся с работы, он застыл на пороге.
— Что это?
— Это твоя жизнь. — Она указала на чемодан. — Ты сделал выбор.
— Наташа, ну… не драматизируй.
— Я не драматизирую. Я очищаю пространство.
Он хотел что-то сказать, но за его спиной показалась Лена, с довольной улыбкой, как будто выиграла войну.
— Вот и отлично, — произнесла Наталья. — Вам будет проще вдвоём.
В тот же вечер она вызвала службу уборки. Две женщины в перчатках скребли кухню, мыли полы, выбрасывали мусор. Наталья сидела на подоконнике и смотрела, как её дом медленно возвращает себе дыхание.
Каждый выброшенный пакет с хламом был словно символ: из её жизни уходила грязь, унижения, предательства.
Она знала: будет тяжело. Будут звонки, будут слёзы, будут обвинения. Но её решение уже не поколебать.
«Я не обязана входить в чужое положение. Особенно если это положение — на моей шее», — подумала Наталья, закурив первую за десять лет сигарету.
И впервые за долгое время почувствовала вкус свободы.
— Тань, ну зачем ты их выгнала? — обессиленно вздохнул муж. — Теперь на нас вся будет родня обижаться