Светлана любила тишину в своей квартире. Не вот эту мёртвую, когда слышишь, как часы щёлкают каждую секунду, а спокойную, живую — с привычными звуками: где-то бурчит чайник, стиралка урчит на последнем отжиме, сосед сверху топает, как медведь, а ты лежишь на диване и знаешь — всё своё, всё под контролем.
Эта двухкомнатная квартира на седьмом этаже — её гордость. Куплена ещё до брака, на свои, с ипотекой, с ночными сменами, с премиями, с помощью родителей, которые чуть ли не стены своими руками штукатурили. Поэтому каждый сантиметр здесь пах её трудом и победой.
И вот именно поэтому Светлана сразу почувствовала, что в воздухе что-то не то, когда Андрей в очередной раз позвонил матери вечером. Разговор вроде бы обычный: обсуждают, как там погода, что готовят. Но интонация у него какая-то липкая, виноватая.
— Мам, ну ты не переживай, разберёмся… Да, да, тут места хватит, нормально.
Светлана насторожилась. Хватит места? Это он о чём?
Она, конечно, догадывалась. Семья Андрея давно косилась на её квартиру, как кошка на сметану. У них в деревне дом — старый, вечно что-то течёт, рушится. Год назад они всё решили продать, мечтали перебраться в город. Но на вырученные деньги хватало только на тесную однушку где-нибудь на окраине. А зачем покупать однушку, если у сына жена с просторной «двушкой»? Логика простая, как дверной молоток.
Светлана сперва махала рукой: ну, приедут родители в гости — чайку попьют, пару дней поживут, и ладно. Но «пару дней» всегда превращались в неделю, потом в месяц. Сестра Андрея тоже с мужем частенько «заезжала на пару ночей», а брат так вообще умудрился устроиться «временно» у них на диване, потому что «съём дорого».
Квартира начала напоминать общежитие. То полотенце чьё-то висит на двери в ванную, то кроссовки неизвестного размера валяются в прихожей. А однажды Светлана нашла чужую бритву на полке в ванной — и это было уже перебор.
— Андрей, — сказала она тогда, поджимая губы, — ты мне объясни, это вообще что такое? Почему я должна через зубы пробираться в ванную, чтобы не споткнуться о чьи-то носки?
— Ну что ты начинаешь? — вздохнул он. — Родня же. Ну неудобно им пока. Потерпим чуть-чуть.
— Чуть-чуть? Они уже полгода «терпят».
— Свет, ну не будь эгоисткой, пожалуйста.
Вот это «эгоисткой» она запомнила.
В тот вечер она решила устроить генеральную уборку. У неё была привычка: если что-то тревожит, нужно разобрать шкафы. И пока она перекладывала стопки постельного белья и складывала полотенца ровно по линии, рука наткнулась на папку с документами. Стопка бумаг, аккуратно засунутая между наволочками.
Светлана сначала хотела отложить: мол, Андреевы бумаги, не моё. Но любопытство, знаете ли, штука подлая. Она вытащила папку — и замерла.
Внутри лежали заявления на регистрацию по месту жительства. На её адрес. И не одно. Там были паспорта матери Андрея, его отца, брата, сестры. Всё заполнено, готово. Только подпись и штамп в паспортном столе — и вся его родня станет «официально прописанной» у неё.
У Светланы руки затряслись так, что папка едва не выскользнула.
— Ах ты, гад… — прошептала она.
Она сидела на полу, в руках эти бумаги, и чувствовала, как внутри всё кипит. Вот оно, предательство в чистом виде. Андрей даже не посчитал нужным ей сказать. Просто готовил тихо, будто она дура и не заметит.
Андрей пришёл поздно, с работы. Света сидела за столом, перед ней аккуратно разложены документы. Чайник остывший, на плите — его любимый борщ, который она уже не собиралась разогревать.
— Привет, — бодро сказал он, снимая куртку. — Что у нас на ужин?
— На ужин? — Светлана подняла глаза. — У нас на ужин вот это.
Она ткнула пальцем в документы.
Андрей замер.
— Свет… ну я объяснить хотел…
— О, конечно! Ты всегда хочешь объяснить. Только почему-то уже после того, как всё сделаешь.
Он почесал затылок, сел напротив.
— Ну а что тут такого? Ты же знаешь, у родителей ситуация тяжёлая. Дом они продали, жить негде. Тут места много, всем хватит. Да и прописка — формальность.
Светлана рассмеялась. Смех получился сухой, неприятный даже для неё самой.
— Формальность? Это ты свою голову прописывай где хочешь. А моя квартира — не «формальность». Она моя. Куплена до брака. Ты это прекрасно знаешь.
Андрей нахмурился, голос стал жёстче:
— Ты что, совсем чужими считаешь моих родителей? Это твои свёкор и свекровь! Ты должна их уважать.
— Уважать? Я их угощаю, пускаю в дом, терплю все эти «на недельку». Но прописать? Никогда.
— Свет, — он наклонился вперёд, — ты понимаешь, как это звучит? Ты выставляешь меня и мою семью нищими и брошенными.
— А это не моя проблема, — перебила она резко. — Пусть покупают жильё на те деньги, что у них есть.
Он вскочил, стул отодвинулся с таким скрежетом, что по спине у Светланы пробежал холодок.
— Ты эгоистка! Думаешь только о себе!
— Лучше быть эгоисткой, чем позволять, чтобы меня использовали.
Они стояли напротив друг друга: он — красный, сжимающий кулаки, она — бледная, но с прямой спиной.
И тут в дверь позвонили.
Светлана даже не удивилась: чувствовала, что это всё так и закончится. На пороге стояла его мать. В пальто, с пакетом, в котором что-то звякало.
— Ну что, пустишь, невестушка? — с улыбкой сказала свекровь и сразу шагнула внутрь, будто ей никто и не нужен, чтобы «пускать».
Светлана перевела взгляд на Андрея. Он молчал, не смотрел в её сторону.
И тут у Светланы сорвало крышу.
— Пошли вон! — выкрикнула она так, что у самой зазвенело в ушах. — Все! Немедленно!
Мать Андрея замерла, пакет чуть не выронила.
— Это что за истерика? Ты с ума сошла?
— Нет. Я в своём уме. Это моя квартира, и я сказала: пошли вон.
В кухне повисла тишина, как перед грозой. Андрей побагровел, свекровь прищурилась, а у Светланы дрожали руки — но назад она уже не собиралась.
Светлана плохо спала ту ночь. Лежала в темноте, прислушивалась, как Андрей ворочается на диване в гостиной, демонстративно отвернувшись от неё. В квартире стояла вязкая тишина, но чувствовалось — вот оно, молчание перед бурей.
Утром всё подтвердилось. На кухне уже сидела его мать, в халате, как хозяйка, мешала ложкой в кружке. Андрей рядом — бледный, но с видом заговорщика.
— Доброе утро, — протянула свекровь таким тоном, будто добавила: «Ну что, съехала ещё или как?»
— Утро как утро, — отрезала Светлана, доставая кружку.
Она заметила, что её любимая чашка с ярким жёлтым цветком уже занята — в ней дымился кофе свекрови. Это был мелкий, но очень показательный момент.
— Светочка, — начала та, — я понимаю, тебе трудно смириться. Но давай по-взрослому: мы одна семья. Зачем эти сцены? Мы с отцом Андрея не собираемся тебе мешать, будем жить тихо.
— Жить? — Светлана повернулась к ней, упёрлась ладонями в стол. — Вы вообще меня спросили? Это МОЯ квартира. Куплена мной, ещё до брака. Никто здесь жить не будет.
— Света, ну ты же не маленькая девочка, — свекровь поправила очки и посмотрела поверх них. — В браке имущество общее. Квартира теперь тоже твоя с Андреем, а значит — и наша.
Светлана рассмеялась. Смех получился злой, до дрожи.
— Общая? А с каких пор? Я её до брака купила. Всё по закону.
Андрей вмешался:
— Свет, перестань цепляться к словам. Что ты, не понимаешь? Без прописки им нигде кредит не дадут, да и работу нормальную не найти. Ну пусть хотя бы формально будут тут.
— Формально? — Светлана ударила ладонью по столу. — Я уже видела ваши бумажки. Это не формальность, это афера.
Андрей вскочил.
— Ты из мухи слона раздула! Что, жалко?
— Да, жалко! — выпалила она. — Жалко своё жильё, свою жизнь, своё спокойствие!
В этот момент в квартиру ввалился брат Андрея — Серёга, высокий, вечно с наушниками на шее. Скинул кеды прямо у двери, даже не посмотрел на Светлану.
— Здарова. Ну что, куда вещи ставить?
— Какие вещи? — выдохнула она.
— Да вот, мои. Мать сказала, я пока у вас перекантуюсь. Съёмное жильё дорого. А тут двушка, места вагон.
И он, не дожидаясь разрешения, потащил сумки в её спальню.
— Стоять! — Светлана сорвалась с места и вцепилась в ручку чемодана. — Сюда никто ничего не заносит!
Серёга ухмыльнулся, посмотрел на брата:
— Андрюх, ты чё, курица подкаблучная? Скажи ей, что решает мужик в доме, а не баба.
Светлану как кипятком ошпарило. Она выхватила чемодан, развернулась и швырнула его в коридор. Тот грохнулся так, что изнутри что-то хрустнуло.
— Убирайся! — закричала она. — Это мой дом, и здесь решаю я!
Брат поднял руки, но усмехнулся:
— Смотри-ка, характер показала. Ну-ну.
Андрей схватил Светлану за руку:
— Ты совсем с ума сошла? Это мой брат!
— А это МОЯ квартира! — выкрикнула она и вырвалась.
Вечером пришли и остальные: отец Андрея, сестра с мужем. В прихожей — гора сумок. Все шушукаются, свекровь уже раздаёт распоряжения: кто где будет спать.
— Так, девочки в комнате, мужчины в гостиной. Светочка, не переживай, мы ужмёмся.
Светлана стояла в дверях и чувствовала, что земля уходит из-под ног. Её квартира, её крепость, превращалась в базу для чужой армии.
— Стоп! — крикнула она, перекрывая этот гул. — Никто здесь жить не будет! Немедленно убрали свои сумки и вон из моего дома!
Повисла тишина. Только отец Андрея кашлянул и поправил очки.
Андрей вышел вперёд:
— Свет, ты ведёшь себя как истеричка. Хватит! Это мои родители, моя семья. Они остаются.
Она посмотрела на него — и поняла. Всё. Это точка. Он сделал выбор. И выбор — не в её пользу.
— Хорошо, — сказала она холодно. — Значит так: или они уходят сейчас, или уходишь ты.
Андрей замер. Свекровь за его спиной сжала губы, но глаза блестели победно.
— Свет, ты не понимаешь, что говоришь… — начал он.
— Понимаю, — перебила она. — Чемодан собрал — и дверь там.
Он покраснел, шагнул ближе.
— Ты… ты меня выставляешь? Меня? Из моей квартиры?
— Не твоей. Моей.
С этими словами Светлана схватила его куртку с вешалки и бросила ему в руки.
Вещи летели в прихожую: рубашки, джинсы, носки, ботинки. Она кидала всё подряд, не разбирая. А он стоял, красный, сжав зубы, и не шевелился.
Свекровь закричала:
— Да как ты смеешь?! Это же твой муж!
— Бывший, если ещё раз попытается меня обмануть! — выкрикнула Светлана.
Она развернулась и хлопнула дверью спальни так, что в коридоре дрогнули стёкла.
Ночью она сидела на подоконнике, закутавшись в плед. В квартире было тихо — только приглушённые шёпоты из кухни. Свекровь явно строила планы, Андрей слушал.
Светлана понимала: назад дороги нет. Завтра будет война. И она готова воевать.
Она была одна против целой семьи. Но это была её территория. И за неё она готова была рвать.
Утро началось с запаха жареной картошки. Светлана открыла глаза и долго смотрела в потолок, думая: «Нет, это уже слишком». Картошка в семь утра в её квартире — это было как сигнальная сирена.
На кухне, как и ожидалось, сидела вся компания. Свекровь у плиты, отец Андрея молча чистил огурцы, брат и сестра с мужем хохотали, занимая весь стол. Андрей, как хозяин, разливал чай по кружкам. И, конечно, её любимая жёлтая кружка снова была занята.
— Доброе утро, хозяйка, — хмыкнул Серёга. — Мы тут подумали, может, шкафы твои переберём? А то места мало.
— Переберёте? — Светлана оперлась о дверной косяк, сжав пальцы до боли. — Только себя. Вон туда, к выходу.
Гул разговоров стих. Андрей встал, глядя на неё тяжёлым взглядом.
— Свет, хватит. Решено. Они остаются.
Она посмотрела на него спокойно, хотя внутри дрожала каждая клетка.
— А я решила иначе.
И, не давая никому опомниться, пошла в прихожую, вытащила из сумки документы и шлёпнула на стол перед ними.
— Вот справка из Росреестра. Квартира куплена мной до брака. Единоличная собственность. По закону никто из вас здесь не имеет никаких прав. Даже ты, Андрей.
Свекровь вскочила:
— Да ты что, с ума сошла? Это же брак! Мы семья!
— Мы — разные семьи, — резко сказала Светлана. — И я больше не обязана кормить и терпеть чужих людей.
Андрей шагнул к ней:
— Свет, ты понимаешь, что сейчас рушишь наш брак?
— Нет, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Ты его разрушил, когда прятал от меня документы на прописку.
Он дернулся, как от пощёчины. И в этот момент Светлана достала ту самую папку с заявлениями — и на глазах у всех порвала её в клочья. Бумаги разлетелись по полу, словно белые листья.
— Вот и всё, — сказала она тихо, но так, что её голос слышали даже соседи за стенкой. — Конец вашим играм.
Брат Андрея выругался, сестра зашепталась мужу, отец виновато отвернулся. Свекровь побелела, как стена, и прошипела:
— Ты ещё пожалеешь.
— Нет, это вы пожалеете, — отрезала Светлана.
Андрей смотрел на неё, растерянный и злой, но слов не нашёл. Он понял: назад дороги нет.
Светлана открыла дверь настежь.
— У вас пять минут. Вещи — с собой.
Тишина, хлопанье дверей, шорох пакетов, ругань вполголоса. Через десять минут квартира опустела. Только на полу валялись смятые листы от разорванных заявлений.
Она закрыла дверь, повернула ключ два раза. И впервые за долгие месяцы вдохнула свободно. В квартире снова звенела её любимая тишина.
Андрея больше не было. Но была она. И её дом.
И это значило — она победила.
В какую полосу можно поворачивать при повороте налево?