— Опять ты начинаешь, да? — голос Андрея прозвучал резко, будто удар дверцей металлического шкафа.
Ольга стояла посреди кухни, сжав пальцы так сильно, что ногти впились в ладони. Сырой ноябрьский воздух забивал окна серым светом, и от него на душе становилось ещё тяжелее.
— Я ничего не начинаю, — сказала она, но голос дрогнул. — Я просто хочу понять, почему ты снова забрал мои деньги.
— Твои? — Андрей фыркнул. — У нас всё общее. Сколько можно повторять?
— Общие — не значит, что ты можешь тратить их без меня. Мы же договаривались. Премию я копила на лечение. Я три раза тебе об этом говорила.
Он вытащил из шкафа кружку, поставил на стол. Движения были быстрые, отрывистые, будто ей придираются к каждому вдоху.
— Оля, ну хватит. Мне с утра Светка позвонила, у неё опять завал. У банка сроки поджимают, там такие проценты капают… Ты же понимаешь.
— Нет, — она покачала головой. — Я больше не понимаю.
Андрей раздражённо стукнул ладонью по столу.
— Ты будто специально не слышишь. У неё дети! Ты вообще думаешь, что такое — одной тянуть малолеток?
— Я думаю, — тихо, почти ровно произнесла она. — Но я ещё думаю о том, что ты три месяца обещал мне: ты говорил, что на этот раз деньги не тронешь. Что я смогу наконец заняться зубами, не стесняться улыбаться, не ходить как зажатая школьница.
— Господи, драматизм какой… — Андрей закатил глаза. — Ничего с тобой не случится, если подождёшь ещё пару месяцев.
— А со Светкой что случится, если она подождёт? — спросила она, глядя на мужа не мигая. — Или это святое? Дотронуться нельзя?
Он резанул её взглядом:
— Ты опять наезжаешь на мою сестру.
Ольга усмехнулась. Горько.
— Она взрослая женщина. У неё зарплата не ниже моей. Но каждый раз, когда ей нужно новое пальто, подарок очередному мужику или ремонт ванной, ты срываешься и бежишь. И всё за наш счёт.
Андрей сжал челюсть так, что скулы выступили.
— Она мне родная. Я должен ей помогать.
— А я тебе кто? — спросила Ольга.
Ответа не было.
Он отвернулся, достал хлеб, стал резать, будто разговор закончился и он теперь занят делом поважнее.
Ольга смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то медленно, неумолимо трескается. Треск тонкий, но слышимый. Она знала: если сейчас промолчит, если снова сглотнёт, ничего не изменится. Будет только хуже.
— Ты хоть понимаешь, — сказала она тихо, — что я уже перестаю быть частью твоей жизни? Ты общаешься со мной как с соседкой, Андрей. Ты даже взгляд толком не поднимаешь.
Он отмахнулся:
— Началось.
— Нет, не началось. Всё давно продолжается. Просто ты не видишь.
Она вышла из кухни, прошла в спальню. Казалось, ноги идут сами. Руки сами. Она открыла шкаф, достала со верхней полки спортивную сумку, старую, выцветшую, и расправила на кровати. Затем стала складывать туда его вещи. Чётко, аккуратно, будто выполняла работу, к которой давно готовилась.
Слышала, как на кухне резко отодвигается стул. Слышала, как он идёт по коридору. Едва ли не топает.
— Ты что творишь? — он замер в дверях, растерянный.
— Собираю твои вещи.
— Зачем?
Она не остановилась, не подняла глаз. Просто вытолкнула в сумку очередную сложенную рубашку.
— Ты переедешь к Светлане. Ты же всё равно живёшь её проблемами. Всё у тебя о ней. Весь твой день вокруг неё крутится.
— Оль, ты в своём уме? Я что, по-твоему, должен свалить из дома из-за какой-то премии?
Она застегнула сумку. Впервые за разговор выпрямилась и посмотрела на мужа прямо.
— Не из-за премии. Из-за восьми лет. Восьми, Андрей.
Он замолчал.
— Ты меня игнорируешь, — продолжила она ровно. — Ставишь на второе место. Всегда. Светка — твой постоянный проект, я — фон. Ты видишь только её.
— Это не так!
— Это именно так. Ты умудрился даже в тот год, когда я руку повредила, отдать её деньги. А сейчас забрал мои сбережения, зная, зачем они нужны. Это уже не невнимательность. Это приоритеты.
— Ты не понимаешь, — буркнул он.
— Понимаю. Лучше, чем ты думаешь.
Андрей прошёл в комнату, сел на край кровати, вцепился пальцами в край матраса. Он был раздражён, но под этой раздражённостью угадывалось что-то похожее на растерянность.
— Я просто не могу отказать Светке, — проговорил он слабее. — Она же одна.
— Она не одна, — сказала Ольга. — У неё есть ты. И ты позволил ей привыкнуть к тому, что за неё всегда что-то сделают. Её проблемы — твоя ответственность. А мои… ну, ты их просто отодвигаешь.
Он всплеснул руками:
— Да что ты хочешь от меня?!
— Чтобы ты выбрал меня, хотя бы раз.
В комнате снова наступила тишина. Неприятная, вязкая.
Ольга подняла сумку, вынесла её в коридор. Вернулась за второй, хотя знала — ему этого хватит, пусть остальное забирает потом.
Андрей поднялся ей наперерез:
— Я никуда не уйду! Это и моя квартира! Ты перегибаешь! Ведёшь себя как… — он осёкся.
— Как женщина, которой надоело быть мебелью, — подсказала Ольга.
Он дёрнул плечом:
— Ты просто устала. Давай успокоимся. Поставим чай. Спокойно обсудим.
— Мы говорили восемь лет. И всё равно стоим на том же месте.
Она вынесла вторую сумку в коридор, открыла входную дверь и поставила всё на площадку. Сердце билось часто, но неожиданно спокойно. На уровне рефлекса.
Андрей смотрел на неё, всё ещё не веря.
— Ты с ума сошла. Ты реально выгоняешь меня?
— Да. Сегодня — да.
Он подошёл ближе, наклонился к ней, будто хотел заглянуть в глаза, убедиться, что она блефует.
Но Ольга не дрогнула.
— Заберёшь остальное завтра, — сказала она. — Пожалуйста, просто уходи.
— Ты пожалеешь.
— Возможно. Но я устала жалеть себя каждый день рядом с тобой.
Он выдохнул, резко, зло, схватил сумки и выскочил за дверь. Она закрыла её, повернула ключ два раза. И замерла, прислонившись затылком к холодной стене.
Странно: было не больно. Было тихо. Почти чисто внутри.
Телефон вспыхнул сообщением. Пальцы сами потянулись посмотреть. Короткая фраза от Андрея: «Удачи. Сама виновата».
Она удалила.
Пошла в ванну, включила свет. Рассматривала своё отражение: те же тёмные круги, те же неровные зубы, тот же усталый взгляд. Но взгляд — другой. Чётче. Жёстче.
И впервые за долгое время — честный.
Она достала телефон, нашла номер стоматологической клиники.
— Добрый вечер, я по поводу записи, — сказала спокойно. — Какой ближайший свободный день?
И пока администратор пролистывала календарь, Ольга смотрела на себя в зеркало и не верила, что впервые за годы делает что-то для себя, а не для чужих ожиданий.
Прошло пару недель. Ноябрь стал ещё мрачнее: постоянная сырость, ветер, вечные сумерки. Но Ольгу это уже не задевало. Она ходила на работу, брала подработку, записывалась по очередям к врачам и с каждым днём чувствовала, как будто возвращает себе собственную жизнь.
Андрей писал то длинные извинения, то колкости. То просил встретиться, то обвинял во всём. Но она уже не отвечала. Не вскидывалась. Не ждала.
И однажды, когда она шла домой с пакетом продуктов, на экране всплыло короткое сообщение: «Я у Светки. Понимаю, что ты была права, но всё равно это подло».
Она взглянула, не удивившись. И спокойно убрала телефон в карман.
Её больше не трясло.
— Не думай, что это просто усталость, — первым же вечером сказала Марина, глядя на Ольгу поверх чашки. — Ты сейчас на изломе, и это видно. Но через такой излом многие проходят. Ты не исключение.
Они сидели в маленьком кафе у метро. Декабрь только начался, морозы ещё не прихватили всерьёз, но воздух уже был плотный, сырой, зимний. По стеклу бежали мелкие капли от тающих снежинок. Люди рядом пили кофе, листали телефоны, кто-то тихо смеялся за соседним столиком.
Ольга молчала, вертя в руках ложку.
— Я не ломаюсь, — наконец сказала она. — Я просто пытаюсь жить по-новому. Без постоянной оглядки. Без ожидания, что кто-то опять примчится с проблемами и вывалит их мне на голову. Я и так слишком много лет жила чужой жизнью.
Марина кивнула.
— Я рада, что ты это понимаешь. Только не закройся полностью. Так бывает: после большого конфликта человек уходит в себя и ставит бетонные стены вокруг. Не надо так. Ты же не хотела одиночества, ты хотела спокойствия.
— Я и не закрываюсь, — пожала плечами Ольга. — Просто… я не знаю, что теперь делать. Андрей ушёл, да. Но жизнь-то продолжается, и я не уверена, что умею жить сама для себя. Всегда кто-то был рядом. Родители, потом Андрей, потом опять его семья. А теперь — только я.
— И в этом нет ничего страшного, — сказала Марина спокойно. — Это, наоборот, шанс. Глянь вокруг. Ты свободна, Оль. Ничего не держит. Хочешь — займись спортом, хочешь — учись чему-то новому. Начни дышать. Ты долго была привязана к человеку, который тянул тебя вниз.
Слова подруги прозвучали мягко, но уверенно. И Ольга почувствовала, что в груди что-то действительно отпускает. Как будто кто-то нажал тёплой ладонью на холодный камень, который лежал там последние годы.
Прошла неделя. Затем ещё одна. Наступил мороз, город укутался в тусклый свет фонарей, а вечера стали темнеть почти сразу после четырёх.
Ольга стала замечать, что ей нравится приходить домой по вечерам. Тишина перестала быть пугающей. Она зажигала лампу в комнате, снимала куртку, ставила чайник, включала радио — тихо, на фоне. Иногда садилась на диван, раскрывала книгу. Иногда просто смотрела в окно на двор, где подростки катались на новых самокатах, громко смеясь и не обращая внимания на холод.
Но спокойствие оказалось недолгим.
В один вечер, сразу после работы, когда Ольга уже открывала входную дверь, услышала звонок домофона. Она подумала, что это курьер или тётя Вера, но нет — на экране высветилось знакомое лицо. Андрей.
Она выдохнула медленно, будто заранее готовилась к этому.
— Да? — произнесла она ровным голосом.
— Оля, открой, — сказал он. — Пожалуйста.
Она нажала кнопку.
Через минуту он поднялся на площадку. Не взъерошенный, не злой — наоборот, какой-то заторможенный, как будто всю дорогу думал, что сказать, но так ничего и не придумал.
— Можно войти? — спросил он.
— Входи.
Он прошёл в прихожую, поставил сумку у стены. Пахло дешёвыми сигаретами — он всегда их ненавидел, но, видимо, последнее время нервничал.
Ольга молчала.
Андрей снял куртку, будто боясь лишним движением спугнуть её терпение.
— Я хотел поговорить. Нормально поговорить. Без крика.
Она прошла на кухню. Включила свет.
— Говори.
— Я… — он потер лоб, прислонился к дверному косяку. — Я не знаю, как это объяснить. У Светки… ну… всё непросто сейчас. Я думал, что если перееду, помогу ей разобраться с долгами, с детьми, с бытом… Но получилось хуже. Она сама не знает, чего хочет. То орёт, что ей мало помогаю, то говорит, что ей ничего не нужно. Дети шумят, устраивают сцены. Я ночами не сплю. Там… ну… тяжело. Не так, как дома.
«Дома». Слово больно кольнуло, но Ольга не подала виду.
— И что ты хочешь этим сказать? — спокойно спросила она.
— Что я понял. Понял, что перегнул палку. Что ты была права: Светке легче получить помощь, чем жить своей жизнью. А я… я как баран всё это тянул. Привык, что без меня она якобы не справится.
— Именно, — кивнула Ольга. — Ты привык. И она привыкла. А мне в этой схеме нашлось место? Нет. Я была дополнительным источником ресурсов. Внимания у тебя практически не оставалось.
Он сглотнул.
— Я знаю. И хочу всё исправить.
Ольга устало потерла переносицу.
— Андрей, ты и раньше это говорил. Каждый раз. После каждого скандала. Ты извинялся, обещал, что теперь будешь больше со мной, меньше — со Светой. Но проходил месяц — и всё возвращалось. Понимаешь? Это не один случай. Это восемь лет моей жизни.
— Я всё понял! — Андрей повысил голос, но тут же взял себя в руки. — Я понял сейчас, когда реально пожил у неё. Когда увидел, как она меня использует. Я понял, что потерял. Потерял тебя. И… это больно, Оля. Очень.
Она посмотрела на него. Он действительно выглядел измученным, но она знала — верить усталым глазам опасно. Усталость может быть временной. Старые привычки — куда прочнее.
— Я рада, что ты понял, — спокойно ответила Ольга. — Это важно. Но мне от этого… легче не стало. Потому что то, что разрушалось годами, не склеишь одним «прости».
— Я не хочу всё возвращать мгновенно. Я просто… хочу шанс. Мы можем попробовать ещё раз. Я готов поставить границы… — он осёкся, будто понял, что сказал, и быстро поправился: — Я готов ограничить вмешательство Светы в нашу жизнь. Я готов слушать тебя, помогать тебе, быть рядом. По-настоящему.
Ольга отвернулась к окну. На стекле отражалась её фигура, его силуэт позади, жёлтый свет лампы. Сцена выглядела почти как раньше. Почти.
— Андрей, — тихо сказала она. — Мне нужно быть честной. Перед тобой и перед собой. Я живу одна уже месяц. И впервые за очень долгое время чувствую, что могу дышать. Нет вечного напряжения, нет страха, что меня снова поставят на последнее место. Это не про месть. Это про то, что я наконец услышала себя.
Он шагнул ближе.
— А я слышу тебя сейчас. И прошу: дай шанс. Я изменюсь, Оля. Дай время. Я хочу быть рядом.
— Время… — она горько усмехнулась. — Ты знаешь, как много времени я просила? Как много ждала? У меня была надежда — до последнего. Пока всё не рухнуло.
Он замолчал, понимая, что каждый его довод бьётся о холодную стену её усталости.
— Я сделал тебе больно, — наконец сказал он. — Я это признаю. Но я не хочу уходить, не поговорив честно. Я хочу вернуть доверие.
— А я не хочу снова потерять себя, — ответила она.
Повисла долгая, очень долгая тишина. Секунды растягивались, как резина.
— Я оставлю тебя в покое, — Андрей вздохнул и медленно кивнул. — Но если вдруг… если когда-нибудь ты захочешь поговорить — просто поговорить, без обвинений… Напиши мне. Я буду ждать.
Он подошёл к двери, взял куртку. Уже держась за ручку, вдруг тихо добавил:
— Ты стала сильной, Оля. Слишком сильной, наверное, чтобы я мог это исправить. Но я рад, что ты нашла себя.
Ольга не ответила. Он вышел.
Щёлкнул замок.
Она прошла в комнату, села на диван. Несколько минут сидела молча, словно пытаясь понять, что чувствует. Но чувств не было. Ни злости, ни обиды, ни облегчения. Лишь тихая, устойчивая уверенность — что всё идёт так, как должно.
Жизнь вошла в новый ритм. Ольга записалась в бассейн, начала ходить два раза в неделю. После тренировок возвращалась домой, приятно уставшая, и с удивлением ловила себя на том, что в голове — тишина. Нет бесконечных мыслей о чужих проблемах, нет чувства вины за то, что не справилась с чем-то.
На работе тоже стало легче. Она перестала вздрагивать, когда коллеги шепчутся: теперь ей было действительно всё равно. Зарплату тратила только на себя: новые ботинки, хороший крем, абонемент на онлайн-курс по маркетингу. Мелочи, но такие важные.
В конце декабря позвонила мама Андрея.
— Оля, здравствуй. Я тут узнала… вы с Андрюшей разошлись?
— Да, — ответила она спокойно.
— Ой, ну что вы устроили, — недовольно протянула свекровь. — Надо же быть взрослыми людьми. У всех бывают трудности. А ты сразу — чемоданы, скандалы…
— Мы взрослые люди, — мягко перебила Ольга. — Поэтому и разошлись. Так будет лучше. Поверьте.
На том конце провода повисло тяжёлое молчание.
— Ну… — свекровь смягчилась. — Я всё равно желаю тебе добра, Олечка. И если захочешь на Новый год заехать — приезжай. Мы будем рады.
— Спасибо. Но я пока не готова.
Она положила трубку.
И впервые почувствовала, что говорит именно то, что хочет. А не то, что от неё ждут.
31 декабря. Снега почти не было, серый ледяной дождь моросил весь день. По телевизору включили праздничные передачи, соседи таскали пакеты с мандаринами и шампанским.
Ольга вернулась с работы, поставила салат, разогрела пиццу, включила гирлянду на окне. Села в кресло с пледом. Спокойно, без ожиданий.
В полдевятого кто-то постучал. Негромко.
Она удивилась: никого не ждала. Подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стояла Светлана. С сумкой, с замёрзшим видом, с потухшими глазами. Дети с ней не было.
Ольга нахмурилась, открыла дверь, но не широко.
— Что ты тут делаешь?
Светлана переминалась с ноги на ногу.
— Можно… поговорить? — спросила она неожиданно тихо.
Ольга не ожидала, но отступила в сторону.
Светлана вошла, сняла шапку, запустила ладони в волосы.
— Андрей ушёл, — с ходу выпалила она. — То есть… не совсем ушёл. Мы поругались. Сильно. Он сказал, что я злоупотребляю его добротой, что сама виновата в своих проблемах. Он никогда так со мной не говорил. Никогда.
Ольга опёрлась на стол.
— И что ты хочешь от меня?
— Я не за помощью пришла, — Светлана подняла глаза, и Ольга впервые увидела в них не наглость, не пренебрежение, а растерянность. — Я… хотела понять, как вы так жили. В смысле — как ты терпела. Андрей сказал, что ты много лет держала всё внутри. И что я была… ну… причиной.
Ольга молчала. Светлана продолжала:
— Я правда не понимала. Честно. Я думала, Андрей помогает потому, что хочет. Я привыкла. У меня всегда было ощущение, что мир должен меня вытаскивать. Но… — она выдохнула. — Но когда он сказал, что ты ушла из-за этого… знаешь, мне стало стыдно. По-настоящему.
— И что теперь? — спокойно спросила Ольга.
— Ничего. Я не за тем, чтобы просить что-то. Я просто… хотела сказать, что понимаю. Что ты всё правильно сделала. И что если Андрей придёт обратно к тебе — не из-за меня. Я больше не буду висеть у него на шее.
Ольга внимательно посмотрела на Светлану. И впервые за все эти годы не увидела в ней врага. Лишь человека, который тоже устал жить чужими усилиями.
— Я ценю, что ты пришла, — сказала Ольга. — Честно. Но… Андрей может возвращаться или не возвращаться — это уже не про тебя. И не про твои просьбы. Это про меня. И я не уверена, что хочу его обратно.
Светлана кивнула.
— Я понимаю. И… если тебе когда-нибудь нужен будет совет или помощь — можешь написать. Серьёзно. Я не такая уж ужасающая, как могла казаться.
Ольга улыбнулась краешком губ.
— Посмотрим.
Светлана ушла. И когда дверь закрылась, в квартире стало немного легче. Как будто ещё один узел где-то внутри развязался.
Ровно в полночь, когда по телевизору зазвучали куранты, Ольга стояла у окна с бокалом шампанского. Город гудел, салюты хлопали, люди кричали с балконов.
Телефон лежал рядом. Несколько человек уже поздравили. Марина прислала фото елки. Тётя Вера — голосовое сообщение.
Но одно сообщение пришло в 00:07.
От Андрея.
«С Новым годом, Оля. Желаю тебе спокойствия. И чтобы ты никогда больше не теряла себя. Спасибо за всё.»
Она прочитала. Улыбнулась — тихо, почти незаметно.
И не ответила.
Потому что главное она уже сделала — выбрала себя. И теперь год начинался по-новому. Без тяжести, без чужих ожиданий, без постоянных оправданий.
Впереди было много шагов. Новых, неизвестных, порой болезненных. Но все — её собственные.
Она допила шампанское, выключила телевизор, подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение. И впервые увидела там женщину, которая не сломалась, а вышла из старой жизни — целая, сильная, уверенная.
За окном хлопал очередной салют. И Ольга улыбнулась.
Настоящей, уверенной улыбкой.
Так начинался её новый год.
Не всё так хорошо с заземлением — почему электрики делают себе проводку без земли?