— Ты поел?
Голос Лены, уставший и ровный, прозвучал в пустой прихожей, едва она переступила порог квартиры. Ответа не последовало. Лишь из глубины квартиры, из-за плотно прикрытой двери бывшей кладовки, которую они гордо именовали «кабинетом», донёсся тихий, но отчётливый щелчок компьютерной мыши. Лена вздохнула, ставя на пол два тяжёлых пакета с продуктами. Пластиковые ручки впились в пальцы, оставив на коже красные полосы. Она поморщилась и принялась разбирать покупки. Пачка макарон неизвестной ей доселе марки, курица по акции, самые дешёвые овощи. Последние три месяца её потребительская корзина напоминала набор для выживания студента.
Она работала за двоих. Не просто работала — вгрызалась в каждую возможность взять дополнительную смену, подхватить чужой проект, остаться после шести. Когда Максима три месяца назад «оптимизировали» на его престижной работе в отделе логистики, она первая обняла его и сказала, что они справятся. Что это даже к лучшему — он давно не любил эту работу, а теперь у него есть шанс найти что-то действительно по душе. Первые пару недель он и правда был воодушевлён: обновлял резюме на всех сайтах, созванивался с бывшими коллегами, рассуждал о новых горизонтах. А потом… потом он просто затих.
Он заперся в «кабинете». Сначала Лена думала, что он там сосредоточенно ищет работу. Она старалась не шуметь, приносила ему кофе и бутерброды, на цыпочках проходила мимо двери. На её вопросы он отвечал односложно: «В процессе», «Смотрел вакансии», «Скинул в пару мест». Но недели шли, а «процесс» не давал никаких результатов. Его бодрость сменилась глухим раздражением на любые её вопросы. Он стал позже ложиться и позже вставать, ходил по квартире как тень, с нефокусированным взглядом, уткнувшись в телефон. Лена списывала это на депрессию, на удар по мужскому самолюбию. Она жалела его. Успокаивала себя тем, что ему просто нужно время, чтобы прийти в себя. А она потерпит. Она сильная.
Сегодня она решила взять работу на дом. Руководство пошло навстречу, и она радовалась возможности провести день в тишине, не тратя время на дорогу. Но тишины не было. Из-за двери кабинета постоянно доносились какие-то звуки: то приглушённое бормотание, то резкий смешок, то серия быстрых, остервенелых щелчков мышью. Это не было похоже на методичный поиск работы. Это было похоже на… игру. Но она гнала от себя эти мысли. Он взрослый человек. Он не может целыми днями играть, пока она впрягается в ипотеку и считает каждую копейку.
Около полудня в дверь позвонили. Резко, требовательно. Лена удивилась, она никого не ждала. Она посмотрела в глазок и увидела на площадке мужчину в синей униформе курьерской службы. Она открыла.
— Доставка для Максима Воронцова, — бодро отрапортовал курьер, занося в прихожую объёмную, тяжёлую на вид коробку с логотипом известного и очень дорогого производителя аудиотехники.
В этот самый момент из кабинета буквально вылетел Максим. Он был в своей обычной домашней одежде — мятой футболке и шортах, но на его лице была написана явная, неприкрытая паника.
— Да-да, это мне, спасибо! — он попытался протиснуться между Леной и курьером, чтобы перехватить коробку. — Я сам, я сам!
Но было уже поздно. Лена смотрела на огромный логотип на коробке, потом на бледное лицо мужа, и пазл, который она так упорно отказывалась собирать у себя в голове, начал складываться с ужасающей скоростью. Она молча отошла в сторону, пропуская курьера с его ношей в центр комнаты. Она чувствовала, как кровь отхлынула от её лица, а в ушах зашумело. Курьер, ничего не заметив, протянул Максиму терминал.
— Здесь распишитесь, пожалуйста.
И Лена услышала, как её собственный голос, холодный и чужой, произнёс:
— А что это у нас? Подарок? От какого-нибудь потенциального работодателя?
Слова повисли в воздухе прихожей, острые и холодные, как осколки льда. Максим дёрнулся, словно его ударили. Он торопливо черканул что-то на экране терминала, практически выхватил его из рук курьера и, не прощаясь, захлопнул за ним дверь. На мгновение он прислонился лбом к холодному дереву, собираясь с мыслями. Лицо его приобрело тот самый сероватый оттенок, который появлялся у него, когда его ловили на очевидной лжи ещё в студенчестве.
— Лен, давай не сейчас, — он обернулся, пытаясь изобразить на лице усталую улыбку. — Это… это для Олега. Ему на день рождения, скинулись с ребятами. Просто на мой адрес удобнее было заказать. Я потом завезу.
Ложь была настолько неуклюжей, настолько наспех слепленной, что Лена даже не почувствовала укола обиды. Только холодное, аналитическое любопытство патологоанатома, изучающего интересный экземпляр.
— Олегу? — переспросила она так же ровно, не повышая голоса. — У которого день рождения был два месяца назад? И которому мы дарили сертификат в магазин для рыбалки? И который живёт в получасе езды от огромного торгового центра, где есть филиал этого магазина? Ему было удобнее заказать на наш адрес, Максим?
Она не ждала ответа. Она молча обошла его, подошла к кухонному ящику и достала канцелярский нож. Щелчок выдвигаемого лезвия прозвучал в тишине квартиры оглушительно громко. Максим шагнул к ней, выставив руки вперёд.
— Лен, не надо. Это сюрприз.
— Сюрприз уже состоялся, — отрезала она и, подойдя к коробке, провела лезвием по толстому упаковочному скотчу. Сухой треск разрезаемой ленты был единственным звуком в комнате. Максим замер, понимая, что проиграл.
Она откинула верхние створки картона. Внутри, в идеально вырезанных гнёздах из вспененного чёрного полимера, лежало ОНО. Тяжёлый, матово-чёрный студийный микрофон, похожий на футуристическое оружие. Рядом — массивный держатель-«паук», какие она видела только в клипах известных музыкантов. В соседнем отсеке покоились два квадратных светодиодных светильника на штативах. Всё было новым, нетронутым, пахло пластиком и заводской смазкой. Её мозг, натренированный на поиске логических нестыковок в отчётах, заработал с бешеной скоростью. Она мгновенно прикинула примерную стоимость этого «подарка Олегу». Сумма получилась сопоставимой с их месячным платежом по ипотеке.
Она медленно выпрямилась и посмотрела на мужа. Не со злостью. С пониманием. Страшным, всеобъемлющим пониманием, от которого по спине пробежал холодок. Все странности последних месяцев, его бормотание за дверью, его ночные бдения, его раздражительность, его пустые глаза — всё встало на свои места. Это был не поиск работы. Это было что-то совсем другое.
— Ты уволился три месяца назад, чтобы стать блогером?! И всё это время жил на наши общие сбережения, пока я думала, что ты ищешь работу?! А этот профессиональный микрофон, который только что доставили, — это, видимо, инвестиция в будущее? В чьё будущее, Максим? В твоё?
Последние слова она произнесла почти шёпотом, но они ударили по нему сильнее любой пощёчины. Он сдулся. Маска усталого соискателя спала, и под ней оказался растерянный, напуганный мальчишка.
— Лен, я хотел тебе всё рассказать… — начал он лепетать, делая шаг к ней. — Это не просто блогерство, это стриминг! Это серьёзный бизнес, люди на этом зарабатывают огромные деньги! Я просто… я хотел сначала выйти на какой-то доход, чтобы показать тебе реальный результат! Это же вложение! Скоро пойдёт отдача!
— Отдача? — Лена повторила это слово так, будто пробовала на вкус что-то незнакомое и неприятное. Она не кричала. Её голос стал тише, но приобрёл плотность и вес, заполнив собой всё пространство комнаты. Она медленно обошла коробку, словно хищник, изучающий свою добычу, и остановилась напротив Максима. — Расскажи мне про отдачу. Я хочу послушать твой бизнес-план.
В её тоне не было иронии. Было нечто хуже — ледяное, беспристрастное требование отчёта. И Максим, ухватившись за это, как утопающий за соломинку, принял это за проявление интереса. Его паника мгновенно сменилась лихорадочным, почти маниакальным воодушевлением. Он словно ждал этого момента, репетировал эту речь у себя в голове неделями.
— Да! Да, именно, бизнес-план! — он вскинул руки, его глаза загорелись. — Лен, ты не понимаешь, это золотая жила! Я всё проанализировал! Рынок гейминга растёт, аудитория огромная! Я выбрал свою нишу — ретро-игры, ностальгия. Это вечный тренд! У меня уже есть канал, я его медленно раскручиваю, нагоняю первых подписчиков, создаю комьюнити! Этот микрофон, свет — это не прихоть, это необходимость! Качество картинки и звука — это первое, на что смотрят. Нельзя прийти на рынок с веб-камерой за тысячу рублей и ждать успеха! Это инвестиция в продакшн, понимаешь?
Он начал ходить по комнате, жестикулируя так, словно выступал на совете директоров. Его слова, быстрые, сбивчивые, были пересыпаны терминами, которые он явно вычитал в интернете: «монетизация», «донаты», «партнёрские программы», «интеграции». Он рисовал ей картины будущего: вот он, популярный стример с тысячами зрителей, вот рекламные контракты от производителей энергетиков и игровых кресел, вот деньги, текущие на их счёт непрерывным потоком.
— Это только начало! — вещал он, остановившись перед ней. — Первые три месяца — самые сложные. Нужно вкладываться, не ждать мгновенной прибыли. Нужно наработать контент, показать стабильность. Я почти не сплю, я изучаю алгоритмы, монтирую ролики, готовлюсь к эфирам! Я работаю больше, чем на своей старой работе!
Лена слушала его молча, не перебивая. Её лицо было непроницаемым, как у карточного игрока. Она дала ему выговориться, выплеснуть весь этот поток заученного бреда. Когда он наконец замолчал, ожидая её реакции, восхищения или хотя бы понимания, она задала один простой вопрос:
— Сколько ты заработал за эти три месяца?
Максим запнулся. Энтузиазм на его лице дрогнул и начал осыпаться.
— Ну, я же говорю, это игра вдолгую… Доход не сразу…
— Сколько, Максим? — повторила она, делая шаг к нему. В её голосе прорезался металл. — Назови мне точную сумму. До копейки.
Он отвёл взгляд.
— Около… около двух тысяч рублей, — выдавил он. — Это донаты. Но это только начало! Люди сначала присматриваются!
— Две тысячи рублей, — Лена кивнула, будто занося эту цифру в невидимый гроссбух. — А теперь давай посчитаем инвестиции. Наши общие сбережения. Те сто пятьдесят тысяч, которые мы откладывали на первый взнос за машину. Они ведь там, да? В твоём «продакшене»? И вот эта коробка. Сколько она стоит? Сорок? Пятьдесят?
Она не спрашивала, она утверждала. Каждый её вопрос был гвоздём, который она методично вбивала в крышку его радужного проекта.
— А теперь давай посчитаем мои расходы. Мои двойные смены, чтобы закрыть ипотеку, которую ты обещал рефинансировать после «поиска новой работы». Мой отказ от поездки к родителям, потому что «денег в обрез». Эти грёбаные макароны, которые я ем третью неделю, потому что мясо — это «неоправданная роскошь». Это тоже часть твоего бизнес-плана? Спонсорский пакет от жены?
— Ты всё опошляешь! — взорвался он, поняв, что его презентация провалилась. — Ты просто не хочешь меня понять! Я делаю это для нас! Чтобы вырваться из этой рутины, из этой ипотечной кабалы! Я рискнул ради нашего будущего, а ты считаешь копейки! Ты просто не веришь в меня!
— Я верила, — тихо, но отчётливо произнесла Лена. Её взгляд был тяжёлым, как приговор. — Я верила в своего мужа, который попал в трудную ситуацию. А оказалось, я три месяца спонсировала чужую, инфантильную мечту. Ты не бизнесмен, Максим. Ты просто вор, который украл наши деньги и моё время.
— Ты просто вор, который украл наши деньги и моё время.
Слово «вор» ударило Максима по лицу. Не как пощёчина, а как удар тупым, тяжёлым предметом. Вся его напускная уверенность, вся его вычитанная в мотивационных статьях риторика о «риске» и «вложениях» рассыпалась в прах. Перед ним стояла не его Лена, не его понимающая, поддерживающая жена. Перед ним стоял главный кредитор, которому только что объявили о банкротстве. И он взорвался. Не от обиды — от животного страха загнанного в угол зверя.
— Вор?! Да кто ты такая, чтобы судить меня?! — его голос сорвался на крик, но это был не истеричный визг, а рык ярости. — Ты, которая сидит в своём уютном офисе с девяти до шести, перекладывая бумажки! Ты, чей потолок — это премия в конце года! Я пытаюсь вырваться! Построить что-то своё! Что-то настоящее! А ты видишь только цифры в банковском приложении! Ты никогда не понимала, что такое мечта! Ты просто ходячий калькулятор!
Он ткнул пальцем в сторону коробки с микрофоном, которая теперь казалась саркофагом его провалившейся затеи.
— Да, я взял деньги! Потому что это НАШИ деньги! Я имел на них такое же право! Я вкладывал их в НАШЕ будущее, пока ты вкладывала их в ипотеку на эту коробку и в йогурты по скидке! Я не собираюсь всю жизнь горбатиться на дядю, чтобы потом сдохнуть от инфаркта над очередным отчётом! Это моё дело, и я буду им заниматься! С тобой или без тебя!
Он выпалил это на одном дыхании, тяжело дыша. Он бросил ей вызов, перешёл последнюю черту, сжигая за собой все мосты. Он ожидал чего угодно в ответ: криков, упрёков, угроз. Но Лена молчала.
Она смотрела на него долго, не мигая. Её взгляд скользнул по его раскрасневшемуся лицу, по жалкому оборудованию в коробке, по их маленькой прихожей. И в этом взгляде не было больше ни гнева, ни обиды. Там было только решение. Окончательное и бесповоротное. Она не ответила ему. Она просто развернулась и молча пошла в сторону гостиной. Её шаги были ровными и выверенными. Не быстрыми, не медленными.
Максим замер, наблюдая за ней. Эта тишина была страшнее любого крика. Лена подошла к небольшому столику у стены, на котором стоял их роутер. Маленькая чёрная коробочка с весело мигающими зелёными огоньками — его окно в мир, его связь с «комьюнити», его единственный рабочий инструмент. Лена наклонилась, её пальцы уверенно нащупали тонкий провод интернет-кабеля. Раздался тихий пластиковый щелчок, когда она нажала на фиксатор. Она вытащила штекер из гнезда.
Зелёные огоньки на роутере тревожно замигали, а потом один за другим погасли.
Она выпрямилась, держа в руке бесполезный теперь кабель с прозрачным коннектором на конце. Она не бросила его на пол. Она аккуратно положила его на столик рядом с мёртвой коробкой роутера. Затем она повернулась к Максиму. На её лице не было ни злости, ни торжества. Только холодная, деловая констатация факта.
— Плохие новости, бизнесмен. Твой провайдер обанкротился.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух комнаты. Максим смотрел на неё, не в силах вымолвить ни слова. Его рот был приоткрыт, а в глазах плескалось недоумение, переходящее в ужас.
— И твой спонсор, — продолжила Лена всё тем же ровным, безэмоциональным тоном, — тоже. С завтрашнего дня ты платишь мне половину за аренду своей студии. Наличными. Можешь начинать монетизировать свои таланты…
Замуж по принуждению