— Привет, душа моя. Я уже в черте города, скоро буду, но приеду не один. Сообрази что-нибудь на стол.
Алина плотнее прижала трубку к уху, силясь уловить в голосе мужа привычные интонации, но вместо них слышала лишь сухую деловитость.
— Кирилл, погоди, почему не один? С кем ты…
Короткие гудки отсекли её вопрос, словно ножницами. Связь прервалась, оставив после себя лишь тревожное молчание.
Она застыла посреди кухни, бессмысленно глядя на потухший экран смартфона. Четыре дня Кирилл провёл в родной деревне, звонил редко, говорил отрывисто, ссылаясь на какие-то запутанные дела, которые требовали его неотложного участия. А теперь это загадочное «не один».
Алина вздохнула, открыла холодильник. Достала сыр, палку сырокопченой колбасы, упругие красные помидоры. Нож мерно застучал по доске, превращая продукты в аккуратные ломтики. Чайник на плите начал тихонько посвистывать, набирая силу. Может, он встретил старого армейского друга? Или кто-то из коллег по бизнесу напросился в попутчики?
Через полчаса тишину квартиры разорвала трель дверного звонка.
Алина распахнула дверь — и окаменела. На пороге, заслоняя собой лестничную площадку, стояла троица, обвешанная баулами и чемоданами, словно беженцы. Кирилл, загорелый до черноты, в своей любимой кожаной куртке. Рядом — грузная женщина лет шестидесяти в бесформенном вязаном кардигане, с лицом, изборождённым глубокими морщинами усталости. За её спиной маячил долговязый парень лет двадцати, в яркой спортивной олимпийке, с массивными наушниками на шее.
— Здравствуй, — Кирилл шагнул через порог, с грохотом опустив тяжёлую сумку на пол. — Знакомься. Это мама, Валентина Петровна. А это Денис, младшенький.
Валентина Петровна подалась вперёд, цепким взглядом ощупывая Алину с головы до ног, словно оценивая товар на рынке.
— Так вот ты какая, краля! — она, не церемонясь, облапила Алину и чмокнула в обе щеки. — Кирюша все уши прожужжал, а я, грешным делом, думала — приукрашивает. Ну, будем знакомы, Алиночка!
Алина инстинктивно отпрянула. Денис, не говоря ни слова, протиснулся мимо, волоча по старому, любовно натертому паркету огромную клетчатую сумку. Колесико противно скрипнуло, оставив на лаке едва заметную царапину. Валентина Петровна, кряхтя, скинула стоптанные туфли и по-хозяйски направилась вглубь квартиры, оценивающе оглядывая интерьер.
— Ишь ты, как у вас тут уютненько! — провозгласила она, заглядывая в гостиную. — Кирюша, ты ж молчал, что у неё тут хоромы такие.
— Мам, вы присядьте пока, я вещи занесу, — Кирилл сбросил с плеча рюкзак.
— Кирилл, — позвала Алина шёпотом, в котором звенела сталь.
Он обернулся, быстрым кивком указал ей на кухню.
— Сейчас, секунду.
Алина проследовала за ним, чувствуя, как внутри нарастает холодный ком тревоги.
— Что это за табор? — спросила она, едва они оказались за закрытой дверью.
— Потом объясню, — отмахнулся он, избегая встречаться с ней взглядом. — Давай сначала накормим, напоим. Люди с дороги, вымотались.
— Но…
— Алина, умоляю. Не сейчас. Потом всё разложу по полкам.
Валентина Петровна уже вольготно расположилась за кухонным столом, разглядывая портрет родителей Алины в винтажной рамке.
— Родители твои, что ли? — спросила она, когда Алина вернулась с подносом. — Видная пара.
— Да, — Алина сдержанно кивнула, доставая чашки из серванта. — Их не стало три года назад.
— Царствие им небесное, — Валентина Петровна размашисто перекрестилась. — Тяжко, поди, сиротинушкой-то?
— Справляюсь.
Денис развалился на стуле, вытянув длинные ноги, и уткнулся в телефон.
— Кир, пароль от вай-фая какой?
— На роутере глянь, в коридоре! — крикнул Кирилл из комнаты.
Алина поставила на стол тарелку с нарезкой, хлебницу, масленку. Валентина Петровна тут же ухватила самый большой кусок колбасы.
— Спасибочки, милая. Мы с раннего утра маковой росинки во рту не держали, так, перекусы на заправках. Дениска, убери гаджет, за столом не положено!
Денис с недовольной гримасой сунул телефон в карман олимпийки.
Кирилл вошёл, сел рядом с матерью, положив руку ей на плечо. Алина осталась стоять у плиты, словно прислуга, наблюдая, как чужие люди поглощают её еду за её столом, в её доме.
— Присядь, Алин, — позвал Кирилл. — Поешь с нами.
Она опустилась на самый край табурета, готовая в любой момент вскочить. Валентина Петровна густо намазывала масло на хлеб, Денис жевал, глядя в окно пустым взглядом.
— Ну что, Кирюша, выкладывай Алиночке всё как на духу, — проговорила Валентина Петровна, прихлебывая чай из блюдца. — Чего кота за хвост тянуть.
Кирилл отложил недоеденный бутерброд, тяжело вздохнул и наконец посмотрел на Алину.
— Слушай, там такая петрушка вышла… У мамы с домом беда. Полная. Им сейчас голову преклонить негде.
— В смысле — негде? — Алина сжала ручку чашки так, что побелели костяшки пальцев.
— Дом тю-тю, — вмешалась Валентина Петровна, не переставая жевать. — Банк наложил лапу. Документы, суды-пересуды… В общем, выселили нас, милая.
— А снять жильё?
— На какие шиши? — Валентина Петровна развела руками, едва не опрокинув сахарницу. — У меня пенсия — курам на смех. Дениска без работы мыкается. Кирюша, конечно, подкидывает, но на троих в городе… Сама понимаешь.
Алина перевела взгляд на Кирилла. В её глазах плескалось холодное недоумение.
— Ты мог предупредить. Позвонить. Спросить, в конце концов.
— Некогда было, — буркнул он, снова отводя глаза. — Я сам только вчера узнал масштаб катастрофы.
— И надолго это?
Кирилл неопределённо пожал плечами.
— Недели две-три. Пока не утрясём всё.
— А потом?
— Потом смотаемся обратно в деревню, будем с банком бодаться, — он накрыл её руку своей ладонью. — Алина, это временные трудности. Честное слово.
Валентина Петровна потянулась через стол и похлопала Алину по плечу тяжёлой, горячей ладонью.
— Спасибо тебе, дочка, что не выгнала. Мы тише воды, ниже травы будем. Я по хозяйству подсоблю, готовить люблю. Дениска тоже рукастый, правда, сынок?
Денис кивнул, не отрываясь от созерцания улицы.
Алина молчала. Внутри всё смерзлось в ледяной ком. Она не «не выгнала». Её просто поставили перед фактом, лишив права голоса в собственном доме.
— Ладно, пора барахло разбирать, — Валентина Петровна грузно поднялась, относя чашку в раковину. — Алиночка, где у вас тут полотенца чистые?
— В ванной, в пенале.
— Спасибо, золотце.
Валентина Петровна вышла, шаркая ногами. Денис потянулся следом, широко зевая.
Алина осталась сидеть напротив Кирилла. Он смотрел на неё взглядом побитой собаки.
— Прости, что так вышло.
— Кирилл, это моя квартира, — произнесла она тихо, но отчётливо. — Мои родители оставили её мне. Я не могу просто так…
— Наша, — перебил он с нажимом. — Мы же живём вместе. Значит, это наш общий дом.
— Полгода. Мы живём вместе всего полгода.
— И что с того? Срок не важен. Главное, что мы семья. — Он попытался обнять её. — Алина, ну потерпи чуток. Это же моя родня. Я не мог их бросить на улице.
Она хотела сказать, что он мог хотя бы спросить. Что он мог уважать её границы. Но слова застряли в горле.
Из ванной донёсся зычный голос Валентины Петровны:
— Дениска, тащи сюда баулы! Будем устраиваться!
Скрипнул паркет. Тяжёлые шаги в коридоре. Алина смотрела на улыбающиеся лица родителей на фото и чувствовала, как её уютный мир трещит по швам.
Кирилл чмокнул её в висок и ушёл помогать матери. Алина осталась одна, среди грязной посуды и крошек на столе.
Она достала телефон, пальцы дрожали. Набрала сообщение подруге Свете: «Можешь набрать? Срочно. SOS».
Ответ прилетел мгновенно: «Через двадцать минут буду свободна, наберу».
Света позвонила уже за полночь, когда Алина лежала в постели, глядя в потолок. Рядом безмятежно похрапывал Кирилл, а из гостиной доносилось приглушённое бубнение — мать с сыном что-то обсуждали.
— Алло, Алин, что стряслось? — голос подруги был встревоженным.
Алина выскользнула на балкон, плотно прикрыв дверь. Ночной воздух холодил разгоряченную кожу.
— Свет, у меня теперь коммуналка. Кирилл притащил мать и брата. Без предупреждения. Как снег на голову.
— В смысле — без предупреждения?
— В прямом. Позвонил, сказал «еду не один». Через полчаса они уже оккупировали мою кухню.
— И надолго этот цирк?
— Говорят, на пару недель. Но братец проболтался — они в город метили перебраться насовсем.
Света выругалась, не стесняясь в выражениях.
— Алина, это твоя территория. Ты имеешь полное право сказать «нет».
— Знаю. Но как? Вышвырнуть их в ночь?
— А Кирилл что поет?
— Твердит, что это его семья, он обязан помочь. Что мы теперь одно целое, значит, и дом общий.
— После полугода сожительства? — Света фыркнула. — Алина, очнись. Он тобой просто пользуется.
— Не знаю, — Алина прислонилась лбом к холодному стеклу. — Может, я чёрствая эгоистка?
— Ты не эгоистка. Ты нормальный человек, который хочет жить в своём доме, а не в общежитии.
Они проговорили ещё минут десять, потом Света вспомнила:
— Слушай, мы же так и не обмыли твое повышение! Ты со своим этим Ромео про меня совсем забыла.
Алина почувствовала укол совести. Две недели назад её назначили руководителем отдела, Света звала в кафе, но Кирилл попросил перенести — у него были какие-то свои планы.
— Прости, Свет. Закрутилась.
— Да ладно. Давай завтра после работы? Я с вином и тортиком подскочу.
— Завтра никак, — Алина с тоской посмотрела на закрытую дверь балкона. — У меня теперь «гости».
— Алина…
— Созвонимся, ладно?
После разговора она ещё долго стояла, глядя на пустой двор. Одинокий фонарь выхватывал из темноты качели, которые тихонько покачивались на ветру.
Утро началось не с кофе, а с грохота на кухне. Часы показывали 6:30. Алина накинула халат и вышла.
На кухне Валентина Петровна жарила что-то шкварчащее, напевая народный мотив. Дверцы всех шкафов были распахнуты настежь, на столе громоздились банки со специями, которые Алина хранила для особых случаев.
— С добрым утречком, Алиночка! — просияла свекровь. — Ранняя пташка?
— На работу, — Алина налила воды. — Валентина Петровна, можно потише? Стены тонкие.
— Ой, прости, деточка. Я привыкла с петухами вставать, дела делать. — Она ловко перевернула оладью. — Садись, подкормлю тебя. А то Кирюша сказывал, ты утром одним кофеем сыта.
— Спасибо, я не голодна.
— Да как же так? Завтрак — всему голова! — Валентина Петровна бухнула перед ней тарелку с горой оладий, щедро политых сметаной.
Алина не хотела есть, кусок в горло не лез, но спорить сил не было. Она села, вяло ковыряя вилкой.
— Слушай, Алинка, у тебя тут шкафы бестолковые, — вещала Валентина Петровна, гремя крышками. — Я вчера битый час дуршлаг искала. Давай переставим всё? Я знаю, как по уму сделать.
— Не надо ничего переставлять, — тихо, но твёрдо сказала Алина. — Мне так удобно. Это моя кухня.
— Ну, как знаешь, — Валентина Петровна обиженно поджала губы. — Я ж как лучше хотела.
Денис вплыл на кухню в растянутых трениках, почёсывая живот.
— Ма, кофе есть?
— В банке. Сам завари, чай не барин.
Он прошёл мимо Алины, словно она была мебелью, и потянулся к её любимой медной джезве.
— Денис, это моя, — остановила его Алина. — Возьми другую, в шкафу.
Он обернулся, удивлённо приподняв бровь.
— Какая разница? Турка и турка.
— Эта — моя. Личная.
Он хмыкнул, с грохотом поставил джезву на место и взял дешёвую алюминиевую.
Валентина Петровна покачала головой, глядя на Алину с немым укором.
— Алиночка, ну что ты жадничаешь? Свои же люди.
Алина резко встала, так и не притронувшись к еде. Руки тряслись, когда она ставила тарелку в раковину.
— Мне пора.
Она вылетела из квартиры, глотая злые слёзы. В подъезде нос к носу столкнулась с соседкой, Марьей Ивановной.
— Алиночка, деточка, на тебе лица нет! — всплеснула руками старушка.
— Всё нормально, Марья Ивановна. Просто не выспалась.
— У тебя гости, что ли? Видела вчера, баулы тащили.
— Да, — Алина смахнула слезу. — Родня Кирилла приехала.
— Надолго?
— Не знаю.
Марья Ивановна сочувственно вздохнула и погладила Алину по руке сухой ладошкой.
В машине Алина просидела минут десять, глядя в одну точку, прежде чем повернуть ключ зажигания. Она смотрела на окна своей квартиры, где теперь хозяйничали чужие люди, и вспоминала, как всё начиналось.
Курортный роман. Сочи, море, солнце. Кирилл оказался земляком, инструктором по плаванию. Красивый, подтянутый, с открытой улыбкой. Он ухаживал красиво, ненавязчиво. Эйфория, лёгкость, ощущение полёта — впервые после ухода родителей.
В городе продолжили встречаться. Он снимал угол в какой-то коммуналке на окраине. Жаловался на соседей-алкоголиков. Через пару месяцев она сама предложила переехать. Ей казалось, это логичный шаг.
Полгода назад он въехал с одной спортивной сумкой. Обещал, что временно, пока не встанет на ноги. Но время шло, он обрастал вещами, привычками. Его гантели в углу, бритва в ванной, запах одеколона. Алине нравилось, что квартира ожила.
А теперь она стала чужой.
Вечером Алина возвращалась домой как на каторгу. Весь день цифры в отчётах плясали перед глазами, а мысли крутились вокруг оккупированной квартиры.
Она открыла дверь и замерла на пороге. Из кухни несло жареным луком и перегаром. В гостиной Денис валялся на её диване, укрывшись её любимым кашемировым пледом, и смотрел какой-то боевик на полной громкости.
Алина прошла на кухню. Валентина Петровна колдовала у плиты. Кирилл сидел за столом, перед ним стояла початая бутылка пива.
— О, хозяйка вернулась! — он попытался её обнять, но от него пахло хмелем, и Алина уклонилась. — Как день прошёл?
— Нормально.
— Мама щи сварила, наваристые!
Валентина Петровна обернулась, расплывшись в улыбке.
— Садись, Алиночка, покормлю тебя домашненьким.
Алина опустила сумку на стул и огляделась.
— Валентина Петровна, а где моя утятница? Чугунная, чёрная.
— А, эта страхолюдина? Я её выкинула, она ж тяжеленная, руки оборвёшь. Вот, купила новую, тефлоновую. Красота!
У Алины потемнело в глазах. Утятница была бабушкина. В ней готовили праздничную утку на Новый год последние сорок лет.
— Куда выкинули?
— Да в мусоропровод, куда ж ещё. Алиночка, ты чего побелела? Я ж обновила тебе посуду!
Алина выбежала на лестничную площадку. Мусоропровод был пуст. Всё уже улетело в контейнер. Она вернулась, чувствуя, как внутри разрастается чёрная дыра.
— Вы выбросили память о моей бабушке, — произнесла она мёртвым голосом.
— Да брось ты, — отмахнулась Валентина Петровна. — Старьё же.
— Давайте ужинать! Дениска, иди есть!
Они сели. Кирилл жевал молча, Денис чавкал, уткнувшись в экран смартфона. Валентина Петровна трещала без умолку про деревенские сплетни.
— …а вообще, мы тут подумали, надо бы в городе осесть, — вставил Денис, вытирая рот рукавом. — Тут движуха, перспективы. Я уже резюме раскидал.
Алина медленно положила ложку.
— Так вы планируете остаться здесь? Насовсем?
Валентина Петровна махнула рукой.
— Ну, пока не обустроимся. В деревню возвращаться резона нет. Тебе ж не в тягость, Алиночка? Места много.
— Я согласия не давала, — тихо произнесла Алина.
Валентина Петровна удивлённо посмотрела на сына.
— Кирюша, ты объясни ей.
Кирилл отставил пиво.
— Алина, я же говорил, у них форс-мажор.
— Ты ничего толком не объяснил, — она посмотрела ему в глаза. — И почему я должна расхлёбывать ваши проблемы?
Кирилл раздражённо потёр переносицу.
— Слушай, там всё запущено. Мать год назад влезла в авантюру, взяла кредит под залог дома. Хотела в какую-то пирамиду вложиться, бабла срубить по-быстрому.
— И что? — Алина чувствовала, как ледяной холод сковывает внутренности.
— Пирамида лопнула. Деньги тю-тю. Банк подал в суд, дом отсудили. Приставы пришли, опечатали хату. Всё.
Алина перевела взгляд на Валентину Петровну.
— Вы заложили единственный дом ради финансовой пирамиды?
— Я хотела как лучше! — Валентина Петровна всхлипнула. — Думала, разбогатеем, заживём как люди…
— А теперь вы бомжи, — безжалостно констатировала Алина. — И решили паразитировать на мне.
— Алина, выбирай выражения! — рявкнул Кирилл. — Ничего страшного. Поживут, пока я не разрулю ситуацию.
— Я сказала — нет.
Он зло усмехнулся.
— Тебе что, места жалко? Я мужчина в этом доме, и я принимаю решения.
Алина встала так резко, что стул с грохотом опрокинулся.
— Что ты сказал? Ты мужчина в ЭТОМ доме? — её голос зазвенел от ярости. — Ты здесь никто! Приживалка! И твоя родня тоже!
— Алина, не истери…
— Это моя квартира! Моя крепость! — она ударила кулаком по столу, тарелки подпрыгнули. — И я не позволю превращать её в ночлежку! Вон отсюда! Все трое! Сейчас же!
Валентина Петровна схватилась за сердце, картинно закатывая глаза.
— Алиночка, ты что такое говоришь?!
— Я говорю, чтобы вы убирались! — Алина нависла над ней. — Вы пришли без спроса, хозяйничаете, выбрасываете вещи моих предков! Такой наглости я в страшном сне не видела!
Денис присвистнул, откинувшись на стуле.
— Ну ты даёшь, мать…
— Вещи собирайте, — приказала Алина ледяным тоном. — Даю час. Потом вызываю полицию. Незаконное проникновение.
Кирилл вскочил, лицо его пошло красными пятнами.
— Ты рехнулась? Ты выгоняешь мою мать на улицу?
— Я выгоняю вас всех. С чем пришёл, с тем и уйдёшь. С одной сумкой.
Валентина Петровна заголосила в голос.
— Кирюша, сделай что-нибудь! Она же бешеная!
— Алина, опомнись, — Кирилл попытался схватить её за плечи, но она отшатнулась как от прокаженного. — Куда нам идти на ночь глядя?
— Не мои проблемы. Раньше надо было думать.
— Ты пожалеешь, сука, — прошипел он.
— Жалею я только об одном — что пустила тебя на порог полгода назад.
Сборы проходили в гнетущем молчании, прерываемом всхлипами Валентины Петровны и матом Дениса. Кирилл метал молнии глазами, но подойти боялся.
Ровно через час они стояли у двери. Валентина Петровна попыталась напоследок надавить на жалость:
— Алиночка, доченька, может, миром решим?
— Нет.
Кирилл распахнул дверь, вышел первым, не оглянувшись. Денис поволок сумки. Валентина Петровна обернулась на пороге, лицо её исказила злоба.
— Змею пригрели. Бог тебе судья.
Алина с силой захлопнула дверь, провернула замок на два оборота. Прислонилась спиной к холодному металлу, сползла на пол. Тишина. Благословенная, звенящая тишина.
Она сидела так минут пять, слушая, как успокаивается сердце, когда в дверь позвонили. Алина вздрогнула, рывком распахнула дверь.
— Что ещё?!
На пороге стояла Света, в одной руке пакет с бутылками, в другой — коробка с пирожными.
— Привет. Я обещала заскочить.
Алина посмотрела на неё и разрыдалась. Света бросила пакеты, обняла подругу, затащила в квартиру.
— Господи, Алинка, что стряслось?
На кухне, под звон бокалов, Алина выложила всё — про утятницу, про наглость, про слова Кирилла. Света слушала, не перебивая, только подливала вино.
— Умница, — сказала она, когда поток слёз иссяк. — Просто умница. Горжусь тобой. Вышвырнула паразитов.
— Я себя чувствую… опустошённой.
— Это нормально. Ты провела дезинфекцию. Теперь будет чисто. — Света подняла бокал. — За твою карьеру! За новую должность! И за то, что ты вспомнила, кто в этом доме хозяйка.
Они чокнулись. Света открыла коробку с пирожными.
— Знаешь, ты боялась одиночества. Хваталась за соломинку после смерти родителей. Но лучше быть одной в своём замке, чем прислугой в собственном доме для кучи хамов.
Алина кивнула, откусывая эклер. Вкус показался божественным.
— Я просто хотела тепла. Семьи.
— Будет у тебя семья. Настоящая. Где тебя ценят, а не используют.
Они просидели до глубокой ночи, строя планы. Света предложила рвануть в отпуск.
— Может, в Карелию? Или на Алтай? Давай в июне?
— Давай, — Алина впервые за вечер улыбнулась искренне. — Хочу в горы.
Когда Света ушла, Алина распахнула все окна настежь, выветривая запах перегара и чужих духов. Перемыла пол, словно смывая следы пребывания чужаков.
Села за стол, посмотрела на фото родителей.
— Простите меня, — прошептала она. — Но я защитила наш дом.
Утром в дверь деликатно постучали. Алина открыла — на пороге стояла Марья Ивановна с тарелкой горячих пирожков.
— Алиночка, я тут напекла с капустой… А чаю попить не с кем. Слышала, шум у вас вчера был, гости съехали?
Алина улыбнулась, пропуская соседку.
— Да, Марья Ивановна. Съехали. Насовсем.
Старушка понимающе кивнула, усаживаясь за стол.
— Вот и славно. Глаза у тебя другие стали, деточка. Живые.
— Я просто проснулась, — Алина включила чайник.
— Правильно. Дом беречь надо. И себя в нём.
Они пили чай, болтали о погоде и ценах. Алина чувствовала, как с души свалился огромный камень. Она подошла к окну. Солнце заливало двор, дети смеялись на площадке. Жизнь продолжалась.
Алина вдохнула полной грудью. Это был её дом. Её крепость. И теперь она точно знала: никто и никогда больше не посмеет решать за неё.
– Какое чудо, что я живу у тебя! Не надо платить за коммуналку и продукты, – радовалась сестра